Пути Предназначения

Капитан подошёл к одиннадцатому и восьмому.

— Вы и теперь скажете, что четырнадцатому следует отрезать голову? Поняли теперь почему всегда надо знать причины любого поступка и лишь затем выносить о нём суждение?

Теньмы рухнули на колени, согнулись в чельных поклонах, покорно вытянули перед собой руки. Капитан посмотрел на скрюченные спины и сказал:

— Не поняли. Как не поняли и того, почему поспешность суждений всегда наказуема. Вы снимаетесь с дежурства.

По спинам теньмов пробежала дрожь: сейчас капитан должен был отмерить наказание.

— Эту ночь вместо уборщиков драите в казарме сортиры и душевые, а после отправляетесь в космопорт, на любые подсобные работы по усмотрению старшего тамошней смены. И так до самого вечера. За простыми делами хорошо думается. Надеюсь, уразуметь смысл сегодняшних событий вы сумеете.

Капитан подошёл к Эльвану.

— Теперь ты, пятый. Тоже поспешил обвинить, не разобравшись в причинах. А значит должен разделить с одиннадцатым и восьмым их кару. Однако есть смягчающее обстоятельство: ты пытался защищать напарника от навета. Поступок похвальный, но что-то слабая у тебя получилась защита. Трусливенькая. Поэтому хвалить тебя не за что. Но ты хотя бы вину искупил. Так что остаёшься на дежурстве.

Эльван согнулся в низком поклоне. Капитан подошёл к теньму-четырнадцать.

— Клемент… Будучи предвозвестником, ты выполнил важную миссию. И сейчас мне помог, вразумил позабывших себя болванов. Ты достоин награды. Я даю тебе увольнительную. Сегодня двадцать четвёртое, так что гуляй до утра двадцать шестого. Возьмёшь у старшего референта деньги, гражданскую одежду — и вперёд, ко всем прелестям ночной Маллиарвы. — Капитан глянул на одиннадцатого и восьмого. — А вы чего замерли? Или с приговором не согласны, другого ждёте?

Одиннадцатый и восьмой скользнули прочь.

— Ты тоже иди, — сказал капитан Клементу. — Отдыхай.

«Капитан не верит ни одному слову из тех, что сейчас произносил, — обожгло Клемента ненужным пониманием. — Тогда зачем он всё это сделал?»

Капитан вперил в теньма-четырнадцать испытующий и цепкий взгляд.

Клемент торопливо поклонился, вышел из дежурки.

Капитан ждал его у служебных ворот Алмазного Города.

— Я действительно не верю собственным словам, — сказал капитан. — Ты правильно догадался. И давно знаю, что у нашего Светоча никакого величия и в помине никогда не было.

— Тогда почему вы… — Клемент не договорил.

— А что мне ещё делать? Куда идти? И куда деться остальным теньмам, тем же пятому, восьмому и одиннадцатому? Клемент, на большой земле мы не нужны никому. Во всём Иалумете для нас нет другого места, кроме Алмазного Города. Поэтому сомнения для любого из нас не просто пагубны, а смертельны. — Капитан смотрел Клементу прямо в глаза. — Теперь ты знаешь, как мучительны сомнения, какую боль они приносят. Так зачем и других обрекать на терзания? Разве боли и без того мало?

Клемент не ответил. Капитан горько улыбнулся.

— Сегодня ты понял, как пусты и бездумны обитатели Алмазного Города. В их глазах одна только алчность, похоть и тщеславие. Видеть такое всегда больно. И вдвойне больней смотреть в пустозракие лица тех, с кем вынужден делить стол и ночлег… Но жители большой земли ничуть не лучше. В их глазах ты тоже не увидишь даже намёка на душу. Везде всё одинаково, Клемент, и Алмазный Город не самое скверное место в Иалумете. А теньм — не самая худшая судьба.

— Капитан…

— Димайр. Если ты вспомнил моё имя, то по имени и зови.

Клемент встал на колено, склонил голову.

— Я истерику устроил. Вас едва не подвёл под расследование. Я виноват.

— Перестань. Когда вдруг замечаешь, как до мертвенности пусты лица вокруг тебя, становится жутко. Хочется встряхнуть этих людей, напомнить им, что жизнь — есть. Ты начинаешь говорить немыслимые прежде дерзости и с ужасом понимаешь, как правдиво каждое твоё слово. Но всё бесполезно. Мертвецы остаются мертвецами. Тогда ты сам хочешь умереть, спрятаться от этого ужаса в небытии… Ведь живому среди мёртвых невыносимо. Ты говоришь высшим всякий оскорбительный вздор, надеешься, что отправят к расстрельной стене.

— Но тебя лишают даже этого, — сказал Клемент. — Приговаривают жить. Почему?

— Мне нужен преемник.

Клемент посмотрел на капитана с удивлением.

— На пенсию я выхожу в семьдесят, — ответил тот. — Как и все мужчины Бенолии. Теньм заканчивает служение в сорок, если не раньше, но для Серого капитана правила иные. Оставшихся лет с избытком хватит, чтобы научить тебя всему, что должен знать глава Сумеречного подразделения. Я ведь не только за Внутренний круг Серой стражи отвечаю, но и за Внешний.

Клемент отрицательно качнул головой.

— Нет, капитан. Вы оберегали нас все эти годы. Защищали от грязи за стенами Алмазного Города. Всегда старались спасти от наказаний, даже если под хлыст попадала ваша собственная спина. И никогда, ни разу за всё время капитанства никого не отправили в экзекуторскую по своей воле. Хотя властны поставить любого из нас к расстрельной стене. Но я ничего этого не замечал… Я не достоин даже простого служения подле вас, и тем более не гожусь в преемники. Нет.

— Ты научился видеть людей, Клемент. И понял, что даже с пустыми глазами и с омертвшими душами они всё равно остаются людьми. Пусть в очень незначительной степени, но всё равно это люди.

— Нет, — повторил Клемент. — Я не гожусь.

— Передача должности состоится не завтра, — сказал Димайр. — Ты успеешь привыкнуть. Научишься всему, что необходимо. И встань, теперь такие поклоны не для тебя.

Клемент поцеловал ему руку, поднялся на ноги.

— Нет, Димайр, для капитанства я не гожусь. И никогда не сгожусь. Если сможешь — прости мою никчёмность. И забудь, что когда-то произносил моё имя.

Он отдал капитану уставной поклон и скрылся за дверью караулки.

Кабинет следователя в жандармском участке пятого района двенадцатого сектора седьмого округа Гирреанской пустоши оказался маленьким, тесным и узким как коробка для карандашей. Семь шагов вдоль, от стола до двери, четыре поперёк.

— Дронгер, — с раздражением сказал Пассер, — ну что ты мечешься? Сядь.

Сам он сидел за столом. Адвиаг присел на свидетельский диванчик.

— Как можно было так лопухнуться? Альберт, я тебя спрашиваю! Искал его везде, но только не в Гирреане. Мне и в голову не пришло, что Винс может работать санитаром в инвалидском интернате.

Пассер пожал плечами.

— Прекрасное убежище. Если ты хотя бы один раз говорил с ним о конспирации, то можешь быть доволен. Урок Винсент усвоил на «отлично».

— До каких пор мы будем наступать на одни и те же грабли? — разозлился Адвиаг. — Сколько поднадзорных реформистов уходило от нас через Гирреан? А сколько здесь отсиживалось после побега из тюрьмы? Почему мы никогда не догадываемся искать беглецов среди ссыльных?

— И среди калек, — добавил Пассер. — Увечье изобразить не сложно, а суевериями реформисты в большинстве своём не страдают.

— К тому же неплохо ладят с таниарцами. Среди еретиков стукачей мало, не то что среди уголовников, братиан, опальных придворных или тех же реформистов.

— Ну ещё бы… — оскалился Адвиаг. — Углы, опальники, а так же слабые духом братки и реформисты надеются хоть что-то полезное от властей получить. Смягчение режима, сокращение срока. А на что рассчитывать еретикам?

Пассер усмехнулся невесело:

— Только как объяснить Коронному совету, что невозможно контролировать Гирреан без послаблений таниарцам?

Адвиаг в ответ только фыркнул. Вскочил, начал ходить от окна у к двери. Пассер вздохнул.

— Дронгер, просил же — сядь!

Адвиаг замер посреди кабинета.

— Альберт, а если Винс меня прогонит? Скажет, что и знать не хочет?

— Вряд ли.

Адвиаг опять заметался по кабинету.

— Почему он так долго не идёт?

— Никуда не денется, приведут. Если есть приказ проверить личности вольнонанимаемых работников по району, то приведут всех, от главврачей до санитаров.