Страница 17 из 158
Милая девушка, привыкшая ко всяким флиртам, к моим словам оказалась равнодушна, а вот Меншиков явно такого ответа не ожидал и потому немного подсдулся, но быстро взял себя в руки.
Едва нам принесли кофе: мне черный, а княжичу — лавандовый раф на каком-то там молоке из сена, Меншиков заговорил:
— Думаю, стоит начать с того, что между нами возникло легкое недопонимание.
Я отхлебнул кофе, старательно прищербнув, сделал «ах-х-х», как учил отец в прошлой жизни, чтобы мы вдвоем могли доводить мать до белого каления, и заметил:
— Мы с вами знакомы четверть часа, а уже возникло недопонимание?
Княжич держал лицо профессионально, но еще парочка таких глотков, и глазик у парня точно задергается.
— Не между нами лично, но между нашим славным обществом и вами, — произнес Меншиков мягко, точно лиса подкрадывалась, — Долгоруков имеет характер вспыльчивый, но отходчивый, и уже раскаялся в своей несдержанности.
— Не сомневаюсь, — усмехнулся я.
— Я понимаю, что волей случая у вас возникла некоторая связь… может быть, даже симпатия с бояричем э-э-э… Новиковым? Но это мимолетное знакомство вряд ли будет вам хоть сколько-то полезно.
— Считаете, я ищу пользу? — спросил я, добавив в голос металла.
— Нет, что вы. Уверен, вами движет лишь благородство и стремление поддержать товарища. Но… уж простите за прямоту, вы человек далекий от благородного сословия и вряд ли понимаете, что оно неоднородно. И Новиков, и, кхм, Ермаков с его друзьями вряд ли могут отвечать интересам и стремлениям человека вашего положения. А наше общество может дать вам гораздо больше, чем закостенелые имперцы.
— Вот как? — я изобразил живой интерес.
— Увы! Я понимаю, что мировоззрение чаще всего прививается с детства, и мне очень жаль, что столько светлых умов оказалось во власти стереотипов. Но с этим мы уже ничего не можем поделать. Другое дело — вы. Вас еще не успело коснуться их тлетворное влияние. Ваш взгляд свеж, вы прибыли из провинции и лучше многих понимаете ее боли и чаяния.
Я слушал мягкий, почти что мурлыкающий голос Меншикова, и думал, что у меня стойкое ощущение дежавю. Мир другой, социально-экономический строй другой, даже эпоха, можно сказать, другая, а либералы все те же. Идеи, идеалы, приемы — ну прям стандартный набор. И даже модненький кофе на неорганическом молоке — и тот я уже видел.
С трудом удержавшись от закатывания глаз, я задал самый животрепещущий вопрос этой беседы:
— А с чего вы, собственно, взяли, что знаете, какие у меня интересы и стремления?
— Я кое-что понимаю в людях в силу воспитания, — снисходительно заметил Меншиков, — так что это было не сложно.
— Ну просветите меня.
— Вы — сирота, и детство ваше вряд ли можно назвать счастливым. Нахлебавшись в приюте, вы вытянули счастливый студенческий билет и приехали из глубинки в столицу с острым желанием покорить ее. Создать свое дело, заработать побольше денег, увереннее встать на ноги. Ваш факультет — юридический, значит, в будущем вы видите себя адвокатом. И поверьте, нигде вы не найдете лучшей практики и более хлебных заказов, чем те, что может предоставить вам Свободная фракция.
— М, — ответил я, глотнув кофе.
— Я прав? — спросил Меншиков, даже не пытаясь скрыть триумф от своего «чтения» моей скромной персоны.
— Ну, в целом, конечно, правы, — не стал я разочаровывать парня. — Но есть расхождение в небольших деталях. А дьявол, как мы знаем, кроется именно там.
— Что же это за детали? — снисходительно улыбнулся княжич, позволяя мне уточнить его блестящую гипотезу.
— Я действительно сирота и рос в приюте. Но в имперском приюте не так уж и скверно живется. Его Величество весьма жестко контролирует обеспечение детских домов. Большое заблуждение, что дети там питаются картофельными очистками, а железные игрушки прибиты к потолку. Конечно, нам не хватало отеческой любви, но и в полных семьях не все могут похвастаться этим. Например, вы.
Глаза парня вспыхнули, подтверждая точность моего попадания, но Меншиков — не Долгоруков, он себя вести умел.
— Я действительно вытянул счастливый студенческий билет, но не собираюсь оставаться в столице. Мне абсолютно безразличен блеск местных витрин и звуки ночного города. Я рассчитываю вернуться к себе в, как вы сказали, глубинку.
Меньшиков удивленно поднял брови. Понимаю, парень, тебе кажется, что предел мечтаний всех и каждого обосноваться в столице, и в твоей надушенной голове не укладывается, что кто-то может хотеть уехать из нее.
— Ну и третье, пожалуй, самое важное незначительное расхождение. Да, я поступил на юридический факультет. Вот только я не собираюсь быть адвокатом. Я планирую быть прокурором.
Тут у княжича вообще, кажется, случился культурный шок. Парень с первым разрядом хочет уехать из Москвы в Усть-Ужопинск и пойти работать в систему, чтобы встать на сторону обвинения в судопроизводстве. В системе ценностей Меншикова сегодня случился конкретный такой разрыв шаблона.
— Так что видите, Роман, какая штука, — произнес я, доставая портмоне. — Вы вроде бы правы. Но не во всем. Информация, конечно, зависит от того, как ее преподнести. Но в нашем случае детали оказались слишком существенны.
Я положил на стол деньги за себя с чаевыми сверху, встал и ушел, не дожидаясь ответа от Меншикова. Впрочем, вряд ли бы он мог что-то мне сказать — парень пытался примириться с новой картиной мира.
А спустя четверть часа я встретился с Иваном у входа в огромную аудиторию, по габаритам напоминавшую кинотеатр, где первокурсники нескольких факультетов, и мы с бояричем в том числе, должны были заслушать вводную лекцию по теории магии.
— И чего хотел Меншиков? — без предисловий и реверансов спросил Новиков с видом самым серьезным и сосредоточенным.
— Жениться, — усмехнулся я.
Иван удивленно моргнул, прежде чем до него дошел иносказательный смысл моих слов.
— А ты?
— Отказал, — пожал плечами в ответ. — Я ж не по этому делу.
Кажется, боярич облегченно выдохнул на мои слова. Но это не точно, потому как двери в аудиторию распахнулись, впуская студиозусов, и человеческий поток внес нас внутрь.