Черное озеро

– Почему я не понимаю того, что написано на вывесках? – внезапно вслух произношу я. Нева отвлекается от попыток запихнуть отделенную от тела руку в мешок, забитый лоскутами. Они должны впитать остатки крови.

– Мы используем три языка. – плечо с грубыми рваными краями ран скрывается из виду. – Тот, что ты разбираешь – язык, используемый устно. Мало кто применяет его в переписках, разве что, если дело очень деликатное. Он сложнее для восприятия.

Оглядываю бардак, оставленный после нашего маленького приключения. Окровавленная пила «дружба», без пары зубцов, украденная нами днем у компании лесорубов, остановившихся на пару дней этажом выше, куча тряпок, нарезанных из простыней. Наша комната всего в паре метров от апартаментов Опарина, но то время, что я ждала, пока Нева сходит за всем необходимым – показалось мне вечностью.

Мы разделали тело.

Черт возьми, мы разделали его тело ручной пилой!

И пока крови вокруг не стало заметно меньше, я стираю колени, ползая на четвереньках с тряпками.

– У тебя есть сестра? – не выдержав очередную томительную паузу вопрошаю я.

Иначе я просто сойду с ума от ужаса. С каждой минутой проведенной за потрошением оцепенение растворяется, оставляя за собой лишь страх. Нева кивает, вытирая руки о наволочку. Княжна отставляет пару мешков, набитых лохмотьями и мясом к входной двери.

– О, да, у меня большая семья. – воодушевленно протягивает Нева. – Нас пятеро, не считая отца. Елена – старшая из всех, Климент – единственный сын, Клязьма – несносная третья. Ардон… я до сих пор не могу поверить…

Поднимаю глаза от бурых разводов и вижу, как Нева сидит среди окровавленного тряпья на коленях, обнимая себя руками. Не решаюсь продолжать расспросы несмотря на то, что любопытство внутри меня лишь возрастает, потому перевожу тему:

– Вы с Маленом так и не поговорили?

– Ну, мы пытались. Он – говорить, а я – сдержаться, чтобы не вломить ему.

Смеюсь, полоща тряпку в тазу. Внезапно вспоминаю слова, сказанные когда-то мне матерью, и произношу их вслух:

– Независимо от того, насколько ты прекрасна, ты никогда не станешь достаточно хороша для мальчика, который еще не стал мужчиной.

Нева поднимается на ноги и подходит ко мне. Ее озадаченное лицо приближается к моему по мере того, как девушка усаживается рядом со мной. Княжна кидается ко мне с объятиями. Ее холодные руки будто хотят выдавить из моего тела жизнь. Нева отпускает меня лишь тогда, когда я кашляю от нехватки кислорода.

– Спасибо.

– Давай сначала разберемся с трупом. – как бы улыбчиво я не говорила, на последнем слове голос надламывается. Нева понимающе кивает и отходит в другой конец спальни. Без хозяина вся пышность убранства меркнет.

Я участвовала в пытках.

Я помогла княжне распилить труп мужчины, как делят на куски цыпленка!

– Сегодня я победила своего дракона. – вырываюсь из панической череды безумного осознания совершенных мной действий. Нева непонимающе смотрит в ответ, распихивая кровавые лоскуты по мешкам. Я пытаюсь превратить сказанное в красивую метафору:

– А что, если Мален тоже может каким-то образом заслужить твое снисхождение?

Непонимание на лице княжны становится настолько явным, что я уже не могу его игнорировать.

– Ну, принц должен спасти принцессу от дракона. Рискнуть жизнью там, все дела.

Ноги княжны разъезжаются, и она падает в кровавое кресло, уронив все, что успела собрать с пола. Я настойчиво продолжаю гнуть свою линию, избегая ее взгляда. Мои руки изо всех сил растирают засохшую кровь по дощатому полу и ковру.

– Ну, там, пройти восемь километров, не знаю… у всех разные драконы.

Немигающий взгляд смягчается. Нева встает и подбирает выпавшие из рук куски ткани. Вода совсем потемнела. Пора бы поменять. Смотрю на холщовые мешки и радуюсь тому, что нигде не выступает кровь.

Как я вообще до такого додумалась? Потрошить тело – явно не признак здравого ума.

– Ну, а какие драконы у тебя? – вырывает из потока мыслей вопрос Невы. Пожимаю плечами, а потом, будто опомнившись, поспешно отвечаю:

– О, ну, например, уважение. Еще ни один не справлялся.

***

Колени подкашиваются от усталости. Подходя к своей комнате, я вздрагиваю от страха, приметив крадущуюся тень. Оборачиваюсь, когда Амур стоит на расстоянии вытянутой руки. Разумовский выглядит задумчивым. Даже в полумраке коридора видно, как он сжимает и разжимает челюсти. Шрамы на левой стороне лица шевелятся в такт.

– Чего тебе? – рычу, пряча разодранные ладони за спиной.

– Идем. – кратко бросает он и, схватив меня за локоть, грубо тащит за собой. Вспоминаю прикосновения Опарина и непроизвольно отшатываюсь, падая назад. Амур дергает меня за руку на себя, предотвращая падение, но едва не вырывает мою конечность из сустава. Ахаю, уткнувшись лицом в рубаху на его груди. Я не выдерживаю.

– Я стараюсь быть терпеливой, но ты буквально выводишь меня из себя фактом своего существования.

Отталкиваю от себя Разумовского. Амур перехватывает мои руки, крепко сжимая кисти. Из задумчивого, его лицо становится изумленно-озадаченным. Понимаю, что его взгляд привлекли ссадины на руках и пытаясь выпутаться из хватки. Тщетно.

– Твои старания почти оправдывают себя. – злобно шипит он, утаскивая меня за дверь. Я не сразу поняла, что комната принадлежит не нам. В ней царит безукоризненный порядок. Тонкие подушки в серых наволочках нетронуты. Воздух пропитан запахом мяты. Амур подносит мои руки к масляной лампе, разглядывая раны.

– Страдания?

– И страдания. – добавляет Амур, отвлекаясь. Его изумрудные глаза шарят по лицу в поисках ответов. Я героически молчу, ощущая, как сердце того и гляди пробьет себе путь наружу. Тело непроизвольно содрогается. На глазах наворачиваются слезы. Резкая перемена в настроении не остается незамеченной.

– Инесса? – едва слышно произносит Разумовский и я срываюсь. Я рыдаю без остановки, выпуская весь ужас и страх накопившийся внутри. Хватаю ртом воздух, но его катастрофически мало. Меня неистово трясет, когда Амур прижимает меня к себе, в попытках успокоить. Он выжидает некоторое время, прежде чем спросить:

– Кто это сделал? – тон полон угрозы. Я пытаюсь ответить, но лишь всхлипываю и не могу выдавить из себя ничего членораздельного. Он терпеливо ждет.

Какой кошмар. Я убила человека.

Проходит еще немного времени, когда он пробует заговорить со мной вновь.

– Инесса, скажи мне кто это, и я сделаю всё, чтобы он молил о смерти.

Поднимаю голову и едва не сталкиваюсь с ним лицом. Амур мягко улыбается, но взгляд выдает безудержную тревогу. С большим трудом выдавливаю из себя всего три слова:

– Я сама это сделала. Мы убили…Опарина.

Амур раскрывает рот и, не найдя подходящих слов, закрывает его вновь. Повторив незамысловатые движения еще пару раз, он наконец выдавил из себя:

– Он тебя не тронул? – в ужасе вопрошает Разумовский, но я продолжаю свой нелегкий рассказ, пока попросту могу связывать слова в предложения:

– Мы выпотрошили его…

– Что с твоими руками? Почему ты не отвечаешь?

Амур нервно выпаливает вопросы один за другим. Я говорю, стараясь не терять остатки здравого смысла и самообладания:

– … а потом рассовали по мешкам и отдали Малену и Идэр. Они должны были избавиться…от останков.

Амур вздыхает, качая головой из стороны в сторону. Не осуждающе. Скорее, очень удивленно.

– Нева-то, понятно, но, а ты куда? – истерично усмехается Разумовский, вновь заключая меня в крепкие объятия. Я истерично хихикаю в ответ, стирая слёзы о рубашку на груди Амура.

– Ты точно в порядке?

Не считая того, что я чертова маньячка – определенно, – да.

Киваю, не в силах говорить.

– Я чуть с ума не сошел. – доносится шепот над головой. Чувствую, как Амур аккуратно кладет подбородок на мой затылок.

Все закончилось. Это глупо, но мне становится спокойнее.