Черное озеро

Бандит лежит на животе, его руки и ноги неестественно выгнуты в суставах. Русая борода потемнела от крови. Рот мужчины открыт в предсмертном крике. Теперь его мольба о помощи запечатлена на расцарапанном посиневшем лице. Ружье все еще висит на его груди. Замечаю обломанный конец моей палки, торчащий из-под алого плаща.

Я должна забрать его вещи.

К горлу подступает тошнота. На языке чувствуется горечь желчи.

Обокрасть покойника? Я никогда не обчищала неимущих. Скорее, заимствовала у людей то, что они в состоянии приобрести снова. Во всяком случае, так я себя всегда утешала.

Но оно же ему больше не пригодится.

Никто не узнает. Он уже никому никогда не расскажет о том, как низко я пала в собственных глазах.

– Это необходимость, чтобы выжить. Мой поступок не делает меня плохим человеком.

И всё равно мне отвратительно от себя самой. Подхожу к телу на подгибающихся ногах и плюхаюсь рядом с трупом. Дрожащие пальцы онемевают от холода, когда я пытаюсь уцепиться за ремень на груди мужчины.

Что если он ещё жив?

Разглядываю его бледное лицо, готовая в любую секунду умереть от страха, если в пустых глазах промелькнёт жизнь. Но он не шевелится. Радужка светлая, будто выцветшая, как у стариков. Подношу ладони к лицу и согреваю их дыханием. Растираю пальцы. Два сломанных ногтя из десяти.

Кажется, я женюсь на своей мастерице, когда выберусь.

Ремень легко поддаётся. Разношенный и мягкий, он приятно ложится в руку. Стягиваю с мужчины ружье и, прежде чем подняться, замечаю причудливую резьбу на деревянном прикладе.

Это что, медведь? Прелесть.

Дальше всё как в тумане. Холод, пронизывающий до костей, тишина и беспорядочные мысли, переплетающиеся с неуверенными действиями.

Оружие привлечет ко мне внимание. Стягиваю с штанов мужчины ремень и затягиваю его на бедре, как подвязку для чулок. Закрепляю оружие на себе, просунув его через пояс от своих джинсов и ремень на ноге. Дуло заканчивается у колена, а приклад упирается в подмышку и мешает наклоняться. Обшарив карманы красного балахона, я нахожу в карманах мужчины три небольших и увесистых ножа и немного самых настоящих золотых монет. С медведями.

Бред какой-то.

Мужчины представились княжескими дружинниками. Как бы плохо не было у меня с курсом географии в школе, если бы по сей день существовали княжества, то я точно бы об этом знала. Княжества с настоящими золотыми монетами и дружинниками.

Может, меня чем-то накачали на складе? Или я что-то не так поняла?

Заворачиваю в кусок красной тряпки ножи и прячу их в кроссовки, положив под ступни. Жилет с вещами, что я так старательно собирала на аукцион смягчил падение, но я всё равно что-то повредила. Чем больше времени проходит, тем хуже самочувствие. Кровь стучит в ушах, глаза застилает пелена слез.

Надо идти. Я должна двигаться дальше.

Подвываю, ковыляя по полю. Труп мужчины остается позади. На горизонте чернеет полоса леса. Шаг за шагом, за мной крадётся смерть, обдавая холодны дыханием. Коротаю часы, жалея себя.

Глупая, никчемная клуша. Как меня угораздило вляпаться по уши в это дерьмо?

Опираясь на палку, я шагала по хрустящей траве, ориентируясь на восходящую над лесом луну. Обернуться мне хватило сил лишь когда солнце садилось за спиной, прячась в камнях. За мной никто не шел. Поле сменилось небольшими березняками. Ветки, покрытые льдом, издавали причудливые звуки, стукаясь друг об друга при малейшем дуновении ветра. На небе появились первые звёзды и далеко впереди показались тонкие столбики серого дыма, лениво тянущегося вверх.

Я не ощутила внезапно проснувшегося второго дыхания или надежды. Ускорила шаг, просто от того, что с каждой секундой промедлений вера в то, что я смогу идти дальше, угасала всё стремительнее.

Время идёт ещё медленнее, чем я. Трудно это представить, но так и есть.

Каждый новый шаг даётся труднее предыдущего. Усталость, ноющая боль и голод смешались в одно уродливое чувство отчаяния.

Я никогда не выберусь из леса. Ночью вылезет голодная живность и на утро моих костей и след простынет. Разве мало подобных примеров я слышала? Тайга, густые леса, полные ягод, грибники, медведи и ничего общего с сказкой Маша и Медведь.

Замираю, тяжело дыша, будто пробежала кросс, а не протащилась вразвалочку несколько часов.

Почему я подумала про тайгу? И какого черта так холодно?

Ещё вчера на улицах буйствовал май. Снег давно сошел и парки позеленели, усыпанные мелкими липкими листочками, едва проклюнувшимися из почек. Почему кругом снег? С чего так холодно?

Где бы я ни была, это далеко не Подмосковье. Не думаю, что это вообще средняя полоса России. Где вообще сейчас, на границе весны и лета, может быть настолько холодно? В Мурманской области, кажется, были горы. Ну почему я такая дура и спала на географии вместо того, чтобы слушать?

– Прости иди. Это же не сложно. – вру себе вместо того, чтобы проклинать.

В любом случае, я уже проклята.

Лес неспеша расступается передо мной. Сама того не ведая, я выхожу на грунтовую дорогу. Впотьмах, спотыкаясь о узловатые корни, что тянут свои руки хватаясь за полы плаща, я напеваю себе под нос глупые стишки, создавая иллюзию нормальности.

– В лесу пропала Инесса, но все хорошо.

Я приду домой и отмокну в ванной.

Оплачу квартиру и мне будет смешно,

Что оказалась в такой ситуации странной.

Ветер завывает раненым зверем, плутая в верхушках сосен. Из-за шершавых стройных стволов показываются одноэтажные бревенчатые дома. Сердце гулко колотится внутри, едва поспевая за мелкими и частыми шагами. Волосы растрепались и кудри назойливо лезут в глаза. Стены потемнели от времени и местами покрылась пушистым бледно-голубым мхом. Не Новая Москва. На улицах пусто. Осматриваюсь. Окна заглядывают в душу побелевшими на морозе стеклами. Их украшает причудливая резьба и ставни. Кажется, большая часть домов пустует. Бреду мимо не огражденных домов и загонов для скота в сопровождении душащей тишины.

Где весь народ?

Поднимаю глаза к потемневшему небу в попытках сдержать слёзы и замечаю тонкую нить дыма. Наваливаюсь на палку и ковыляю по двору мимо кривых яблонь. Местами на ветках еще висят гнилые яблоки и листья. Выхожу на параллельную улицу и не верю своему счастью. Мужчина и женщина средних лет грузят плетеные корзины и ящики в повозку, запряженную парой гнедых коней. Сокрушенно плетусь к местным. Мысли путаются друг с другом. Мне с трудом удаётся подобрать слова:

– Извините, но мне нужно в столицу.

Пара удивленно переглядывается. Только подобравшись достаточно близко я понимаю, насколько эти двое несуразно высокие. Каждый из них минимум на голову, а то и на полторы выше. Они даже наклоняются вперед, чтобы расслышать мое неуверенное лепетание.

– Ты чья тут ходишь? – недовольно хрипит незнакомец. Его лицо едва тронуто морщинками, собравшимися между бровей и в уголках глаз. Он потирает обветренные красные руки, стряхивая опилки. Его спутница расправляет длинную юбку и кутается в короткое красное пальто с меховым воротником. Они одеты как деревенские. На её плечах пуховый платок с витиеватым красным узором, бережно вышитым нитками. Цветы и змеи.

– Сиротка? – вмешивается дама. Я кратко киваю, боясь сказать лишнего. Женщина грустно улыбается и, обернувшись к мужчине, шепчет:

– Давай отвезем ее до Тургуса? – последнее сказанное женщиной слово ощутимо режет слух. Мужчина отвечает, не задумываясь ни на секунду:

– Нет.

– Она не доберется одна от Даребета до столицы пешком! Там хоть есть возможность того, что найдутся небезучастные люди.

Женщина всплеснула руками. Круглолицая и румяная, она с жалостью поглядывает в мою сторону, избегая встречи с зареванными глазами. Поджимаю дрожащие губы, растрескавшиеся до крови на колючем морозе.

Я так устала. Когда я ела последний раз? Как долго пробыла на холоде, лежа в снегу? Сколько я проспала в доме, где очнулась?

– Я…я потерялась. – говорю с трудом, едва ворочая языком. Тело отказывается мне подчиняться. Колени подогнулись сами собой, и я заваливаюсь на бок. Последнее, что вижу – посиневшие от холода пальцы, выпускающие палку.