Ведьмы поместья Муншайн

Но кругом видны следы обветшания, поэтому Айви щелкает пальцами и закрывает глаза. Когда она открывает их, то видит совсем другую комнату. Теперь все стены покрыты непальским плющом – темно-зеленый с отливом цвет его мясистых листьев красиво контрастирует с желтоватыми прожилками.

Ковер тоже исчез, и теперь пол устлан шелковистым вильчатым мхом. Айви скидывает обувь, стягивает носки и расчесывает пальцами босых ног упругие травинки, растягивая наслаждение.

Айви интересовалась у сестер, играет ли дом и с ними в какие-нибудь игры. Но никто вообще не понял, о чем идет речь, из чего Айви сделала вывод, что дом «хамелеонит» только для нее, таким образом ей подчиняясь. Должно быть, именно в таких же отношениях он состоял и с ее двоюродной бабушкой Мирабель, а после ее смерти присягнул на верность Айви.

Айви снова щелкает пальцами, и старая гостиная принимает прежний вид. И на все это взирает с портрета маслом написанная в полный рост бабушка Мирабель Дюбуа. Волосы ее уложены в волнистый пучок, закрепленный заколкой из павлиньего пера. Тут она еще молодая, где-то под тридцать, но одежда ее лишена признаков моды того времени – никакого корсета или турнюров [25].

Вместо платья Мирабель одета в мужской костюм, подогнанный под ее округлые формы. В одной руке она держит нефритовый мундштук с дымящейся сигаретой. В ее зеленых глазах есть что-то плутовское, озорное – да, художник прекрасно передал характер этой женщины.

Разумеется, Айви не знала бабушку в таком возрасте. Они встретились, когда ей было примерно столько же лет, сколько сейчас Айви. Тогда она казалась древней старухой – изборожденное морщинами лицо, напудренные щеки, ярко-красная помада, собравшаяся в трещинках губ, вокруг глаз – паутина мелких морщин.

Да и как можно сравнивать себя с этой пожилой женщиной, которая воспитывала шестерых девочек, давала им образование, да еще управляла поместьем, заранее строя планы о передаче его Айви. И как же поступила Айви с наследством Мирабель? Дом приходит в упадок, и городской совет может его снести, если только на помощь не придет Руби, которая не жила тут долгие десятилетия.

При мысли о всех этих трудностях Айви, обычно человек уравновешенный, впадает в ярость. Чтобы привести себя в порядок, она делает несколько глубоких вдохов и старается просто думать про Мирабель, про ее портрет и эту гостиную, где всегда проводились важные встречи.

Именно здесь однажды вечером произошло ее знакомство с Мирабель и с самим домом. Господи, уже восемьдесят лет прошло. Айви осиротела в семь лет, когда ее родители умерли один за другим: сначала отец – от туберкулеза, а потом и мать Мезула – от отравления.

Мезула была фармацевтом, и ходили разговоры, будто то ли настойки испортились, то ли она неправильно смешала опасные ингредиенты. Но двоюродная бабушка Мирабель только посмеялась над подобными домыслами, утверждая, что Мезула была слишком опытна, чтобы допустить подобное.

«Она умерла по собственной воле, потому что сердце ее оказалось разбито, – сказала она тогда Айви. – Твоя мать не смогла спасти собственного мужа и не захотела жить после этого». Помнится, она взяла Айви за подбородок, наклонилась к ней поближе и изрекла такую мудрость: «Запомни, девочка моя. Как бы ни были велики наши силы, смерть все равное сильнее. И по своей мощи с ней сравнима разве что любовь».

Айви тогда подумала: что это за штука такая – любовь, которая заставляет людей поступать столь импульсивно? Зачем было оставлять сиротой свою дочь, которая так нуждалась в матери? Зачем, не в силах жить без любви, бросаться в объятья смерти? И если это романтическое чувство именно таково, то уж лучше Айви обойдется без него. Отказ от любви Айви считает мудрым решением, особенно после того, что приключилось с Руби, Магнусом и Урсулой.

Айви хорошо помнит первый год проживания со своей эксцентричной двоюродной бабушкой в этом огромном доме, который изо всех сил старался отвлечь ее от мрачных мыслей. Помнит, как принимали ее в свои объятья альковы и как смешно прыгала с места на место мебель, играя с ней в прятки. И как ночами приходили женщины, чьи лица были скрыты капюшонами, и под утро исчезали в лесу. Однажды, когда бабушка поправляла ей перед сном одеялко, Айви спросила про этих женщин, а Мирабель объяснила, что все они – члены их сестринства.

«Запомни, девочка моя, – сказала тогда Мирабель, – самые крепкие узы у тебя будут именно с женщинами, которых ты выберешь в качестве своей семьи».

«Но ведь семью не выбирают, – сказала озадаченная Айви. – Где ты родился, там и семья».

«У человека – две семьи, – пояснила Мирабель, заправляя за ухо непослушный локон Айви. – Первая семья – это кровные узы, но вторая основана на более сильном родстве. Выбор, дорогая Айви, обладает могущественной силой. Поэтому, когда придет время, будь мудрой при выборе сестер».

Но Айви, в отличие от Мирабель, не пришлось выбирать для себя сестер. За нее все сделал дом: используя силу собственного притяжения, одну за одной он приводил их к Айви.

Прошел год, и Айви заскучала. И вот однажды рано утром она проснулась от шума приближающейся к дому двуколки с лошадьми. Откинув одеяла, Айви побежала по длинному коридору и залезла на подоконник, откуда было видно подъездную дорожку. Прижавшись носом и ладошками к заледенелому стеклу, она увидела Анастасию, одну из таинственных ночных гостий Мирабель.

А с нею была светловолосая девочка, на пару лет младше Айви. Девочка смотрела на дом, словно бы узнавая его. Подслушав пару разговоров, Айви поняла, что девочку зовут Урсула, ей шесть лет, и ее мать убил во сне неизвестный грабитель. Девочка эта родилась в сорочке и определенно обладала вторым зрением, так как смогла описать внешность нападавшего, даже не видя его.

В последующие недели Айви удалось подслушать и другие разговоры, пострашнее предыдущих. На основе описания внешности убийцы сестры Мирабель определили его личность и выследили. Как-то безлунной ночью они собрались все вместе и, разбившись на группы, улетели на восток. Они вернулись до рассвета уставшие, но с чувством исполненного долга. Насколько помнит Айви, никто больше не вспоминал об этой истории.

Урсула стала первым подарком, который преподнес дом для Айви – так кот бросает мышку к ногам хозяина. Прошел всего один день, и в поместье прибыла шестилетняя Руби. Это рыжее дитя с глазами цвета фиалки подбросили на ступеньки приюта, приколов к ее пижаме записку: «Заберите это. С ним что-то не так». Скоро работники приюта согласились с автором записки и «сплавили» девочку еще кому-то. И вот так ее перекидывали из рук в руки, пока она не оказалась в поместье Муншайн.

Айви помнит, как в то утро Урсула вышла к Руби на крыльцо и как девочки бросились друг к другу в объятья, словно каждая из них нашла у другой ключик от собственного сердца.

Казалось, этот странный подарок скорее предназначался Урсуле, а не Айви. А все потому, что дом понимал, насколько трудно Айви, несмотря на собственное одиночество, сходилась с людьми. Ей было проще возиться со своими растениями, чем общаться с девочками, чьи раненые души искали защиты. Поэтому дом поступил мудро: он послал Айви двух сестер, не столь в ней нуждавшихся, пока они были друг у друга.

Через четыре месяца Урсула вдруг вскинула голову и прошептала: «Еще одна едет». Глаза при этом у нее широко распахнулись, и она смотрела куда-то вдаль, словно видя то, чего не видят Айви с Руби.

И действительно: через час девочки наблюдали через окно в коридоре, как в дом вводят шестилетнюю Квини, всю покрытую ожогами, в измазанном копотью платье. Эта девочка стала сиротой после того, как ее родители-изобретатели погибли от взрыва в лаборатории. Через месяц пребывания в приюте Квини перенаправили к Мирабель. Оказывается, девочка устроила собственный эксперимент и едва не спалила приютскую кухню.

Квини стала для Айви лучшим подарком от дома, ее самой близкой душой.

25

Подушечки под платьем ниже талии, подкладываемые для придания фигуре пышности.