Овцы смотрят вверх

Хотя прозвучало это более мрачно, чем соответствовало бы случаю. У него появилась другая проблема. Он не был курильщиком, не пил, соблюдал строгую диету, не общался с женщинами, а потому в своем подсознании пришел к предположению, что микробы, решив, что он – крепкий орешек, вообще откажутся от мысли его атаковать. И вдруг он заболел бруцеллезом – он, Том Грей, который пил только пастеризованное молоко и ел вместо масла только маргарин!

Конечно, он поправился – слава богу, есть надежные и быстро действующие средства. Но его выводило из себя то, что он целых три недели не мог развивать свой проект. В «Городе Ангела» Грей располагал значительным временем, чтобы после службы реализовывать то, что он считал главным делом своей жизни, и он даже не думал о руководстве компании и своих с ним отношениях. Здесь же, где проект был тем, ради чего его взяли на работу, он вынужден был согласовывать свои преференции с приоритетами своих работодателей.

– Я полагаю, – сказал он, – что вы захотели меня увидеть в связи с печальной судьбой Джейкоба.

Гринбрайер внимательнейшим образом изучал кончик своей сигары.

– О да! Именно так, – кивнул он. – Не секрет, что эта смерть была одним из самых сильных ударов по тресту. Не секрет также, что даже такая мощная организация, как мы, не в состоянии выносить столь тяжелые удары постоянно. Сначала африканские дела, потом – Гондурас. Затем – массовая гибель людей на самой гидропонной ферме, и теперь – история с похищением… Общественное мнение против нас, и уже никто не верит в нашу продукцию. Поэтому мы отчаянно нуждаемся в неких кардинальных мерах, которые смогли бы улучшить имидж нашей организации. На последнем совете директоров я высказал предположение, что ваша… ваша программа способна нам помочь, и меня поддержали, согласившись относительно значительного прикладного потенциала вашего проекта. Так вот: есть ли возможность использовать ваши наработки в ближайшем будущем?

Грей колебался. Его несколько страшил такой разворот событий, но…

– Вы напомнили мне о предложении, которое высказал недавно Андерсон. Это молодой программист, которого вы определили мне в ассистенты. Он, как я полагаю, просто пошутил, но я, пока лежал в постели, серьезно обдумал его слова. Он утверждал, что нам нужен не столько широкий полевой анализ современного состояния дел с целью преодоления ошибок в будущем, сколько система кризисного менеджмента, чтобы реагировать на проблемы, возникающие здесь и сейчас. Но, конечно, он сформулировал это несколько иначе.

– И как же он это сделал?

– То, что он сказал, – ответил Грей, – выглядело следующим образом…

Не в первый раз Гринбрайер исходил из того, что он, Грей, начисто лишен чувства юмора. Но вопрос был поставлен, и нужно было отвечать.

– Он сказал: «Док, вместо того, чтобы искать разные способы преодоления проблем в будущем, почему бы не порешать то, что мы имеем сейчас? Если нынешние беды нас угробят, какой смысл думать о будущих?»

И добавил:

– Как я вам и сказал, я подозреваю, что это была шутка.

– Шутка это или не шутка, но насколько он прав?

– Видите ли, меня часто обвиняли в том, что я будто бы живу в башне из слоновой кости. Но я держусь в курсе последних новостей, хотя и предпочел бы более спокойную жизнь. Я не могу не согласиться с тем, что публика в массе своей одобрила бы то, что предлагает Андерсон. И я не думаю, что наши политические лидеры правы, считая, будто озабоченность проблемами окружающей среды есть блажь и прихоть, а если ее упомянуть в политической речи, то слушатели сразу же начнут зевать. Я пришел к выводу, что именно политики устали от этой темы и не хотят ею заниматься, и поэтому публика начинает прибегать к более экстремистским мерам. Вы обратили внимание, сколько за последнее время совершено актов саботажа?

– Конечно же, черт побери!

Гринбрайер отвечал скупо. Трест сильно страдает от того, о чем говорит Грей, так как многие его активы располагаются в быстро растущих отраслях.

– Но есть нечто, что можно сказать в защиту саботажников, – продолжил Грей. – И это то, что они наносят удары по отраслям, которые более всего ответственны за загрязнение среды. Нефть, пластик, стекло, бетон – продукты, которые, как правило, не разлагаются. И, конечно, бумага, производство которой поглощает наши невосполнимые ресурсы, леса.

– У меня создалось впечатление, что вы – сторонник прогресса, – пробормотал Гринбрайер. – Сегодня же вы выступаете как защитник трейнитов.

– Вряд ли! – слегка улыбнулся Грей. – Конечно, мне пришлось перечитать работы Трейна, чтобы внести их в свою базу данных, равно как и работы прочих мыслителей, определивших лицо современного мира, – Ленина, Ганди, Мао и так далее. Но идея, к которой я веду, состоит в следующем. Долгие века прогресс осуществлялся внепланово, и что мы имеем в результате? Хаос. В отсутствие информации люди чувствуют себя незащищенными, поскольку боятся, что жизнь их может кардинально измениться, а их об этом не предупредят. Поэтому люди перестают верить своим лидерам по причинам, примером которых может стать то, что произошло на вашей гидропонной ферме, когда продукты на полмиллиона долларов, несмотря на то что государство уверяло всех в полной их безопасности, были уничтожены – и это при огромном количестве голодающих в Африке, Азии и даже Европе.

Он сделал паузу и, подавшись вперед, продолжил:

– И, кроме того, в условиях настоящей катастрофы, которая разразилась в сельскохозяйственных штатах, ставших жертвой этих джигра. Организована кампания борьбы с этой напастью, всех просят сообщать о новых вспышках поражения. Но кто станет серьезно воспринимать эти меры в ситуации, когда то же правительство уничтожает тонны еды исключительно для того, чтобы заработать политические очки?

Гринбрайер кивнул. Он хорошо усвоил: стейк в его любимом ресторане подскочил в цене с семи с полтиной до девяти с полтиной только за одно лето.

– Я думаю, – продолжал вещать Грей, – что молодые люди в целом верят в добрые намерения наших лидеров. В конце концов, им есть чем гордиться – крупнейшая в мире благотворительная организация принадлежит Америке. Но вместо того, чтобы капитализировать эту веру, правительство делает все, чтобы убить ее. Вместо того, чтобы в ужасе возопить по поводу смерти жены вашего друга, мистера Торна, они отказываются признать за собой хоть какую-то ответственность. Они даже отрицают, будто там вообще есть какая-то опасность. А если вернуться к бунту, произошедшему на вашей ферме? Разве использование боевых лазеров не было тактической ошибкой? Ведь прокатилась уже волна возмущения по поводу их применения в Гондурасе. И знаете, читать доклад о результатах этого применения – не самое лучшее времяпрепровождение! Представляете, какое воздействие на молодых людей окажет описание того, как лазерный луч мгновенно отсекает руку или ногу человека, оказавшегося на его пути?

– Вы начинаете напоминать мне Джерри Торна, – медленно сказал Гринбрайер; где-то во время своей длинной речи Грей ударил Гринбрайера по кончикам нервов. – Конечно, его выражения отличаются большей экспрессивностью. Он, например, говорил: «Нами управляют сумасшедшие, и их нужно остановить!»

Он посмотрел на Грея, и этот худощавый человек кивнул с самым серьезным видом.

Да, Грей прав! Что случится, если кто-то не предложит, причем в самое ближайшее время, рациональный, научно выверенный, практически применимый план, способный излечить болячки, выросшие на теле этой страны? Это соломенное чучело, Президент, и его убогий кабинет способны исторгать из себя лишь банальности. Их позиция такова: «В прошлый раз это не сработало, но должно было сработать, а потому – попробуем еще разок!» А между тем противники правительства занимают все более и более радикальную позицию. В дело ввязались самые радикальные из трейнитов, потом пойдут в бой марксисты и, наконец, крайне правые со свастикой на рукаве! Публика, похоже, склонна сочувствовать именно тем, кто жестче всех противостоит болтунам из правительства.