Овцы смотрят вверх

Но самым существенным было не то, что уже случилось, а то, что могло, как опасалось большинство, случиться в будущем. Вспомните катастрофический спад в количестве авиапассажиров – на шестьдесят процентов только за десять лет. Вспомните, как один-единственный человек, Джерри Торн из компании «Спасем Землю», угробил туристический бизнес на территории от штата Мэн до острова Тринидад – только тем, что предал огласке причины смерти своей жены.

Один-единственный человек с бомбой способен уничтожить авиакомпанию. Другой человек – тысячу отелей. Один человек с достаточно мощными рычагами влияния…

Или в нашем случае – женщина. Пег надеялась обзавестись собственными рычагами влияния. Именно поэтому она хотела поговорить с Люси Рэмидж.

В этот момент и раздался стук в дверь. Прежде чем открыть, Пег внимательно рассмотрела гостей в глазок – в Нью-Йорке это был один из самых распространенных фокусов грабителей: они крутились возле конторки отельного клерка, пока не появлялся кто-нибудь, кто шел в гости к постояльцу отеля, провожали его до лифта, где оглушали ударом дубинки, а потом грабили беспечного постояльца, широко распахнувшего дверь номера перед дорогим гостем.

Люси она знала по телепередаче.

Пег впустила Люси и ее спутника, смуглого мужчину с недавно зажившими шрамами на лице и без нескольких зубов на нижней и верхней челюстях, приняла их маски и предложила выпить, от чего они отказались и, явно горя нетерпением, решили приступить к беседе.

– Я очень рада, что смогла наконец встретиться с вами, – сказала Пег. – Постоянные препятствия. Ощущение такое, будто барахтаешься в болоте.

– Примите мои извинения за причиненные неудобства, – сказал мужчина, слегка улыбнувшись. – Задержка была по нашей вине. Нам приходится работать в очень сложных условиях, и, прежде чем согласиться на встречу с вами, мы хотели удостовериться, что…

Неожиданно на Пег нашло нечто вроде мгновенного просветления.

– Ваше имя – не Лопес! Вы… – воскликнула она, щелкая пальцами в нетерпении. – Вы – уругваец, который был избит, как вы говорили, полицейскими.

– Да, я – Фернандо Арригас, – сказал гость, согласно кивнув.

– Вы, надеюсь, поправились, – проговорила Пег и вспыхнула, словно от стыда за свою страну.

– Мне еще повезло, – ответил Арригас, слегка скривив губы. – Мерзавцы повредили мне лишь одно яичко. Врачи говорят, я смогу стать отцом, хотя, конечно, это не очень безопасно: наш безумный мир – не лучшее место для детей. Но давайте не будем обо мне. Вы хотели связаться с Люси и были очень настойчивы.

Пег кивнула.

– Но почему? – спросила Люси, подавшись вперед. Несмотря на теплую погоду, на ней было пластиковое пальто, а руки она держала глубоко в карманах. Хотя что здесь удивительного? Пластик – лучшая защита от нью-йоркского дождя. Резина просто-напросто разлагается.

– Я… – Пег попыталась откашляться – у нее был жуткий насморк, – я работаю над серией статей для журнала «Полусфера» из Торонто. Основная тема – это то, что богатые страны делают в отношении стран бедных, даже не желая специально им повредить, и, конечно, есть там и трагедия в Ношри…

Она развела руками.

– Не говоря уже о трагедии в Гондурасе, – пробормотал Арригас. Он посмотрел на Люси, и из большого кармана своего пальто та достала и протянула ему большой прозрачный пакет, полный чего-то вроде мягких макарон.

– Узнаете? – спросил он, показав пакет Пег.

– Это и есть «нутрипон»? – спросила она.

– Да. Более того, это «нутрипон» из Сан-Паулу. Это – образец того, что свело тамошних людей с ума и заставило их убить англичанина и американца, которых они приняли за злых духов. И к настоящему моменту уже десять или двенадцать тысяч гондурасцев убиты за совершение этого непреднамеренного преступления.

Его голос стал глухим, словно голос машины.

– Мы отвоевали Сан-Паулу. Точнее, это сделали «Тупамарос», но у нас общие цели. Так вот, мы отвоевали деревню и тщательно ее прочесали. Часть присланного «нутрипона» мы нашли в развалинах церкви – люди принесли его туда в надежде изгнать из него дьявола. Они наверняка были страшно голодны. Часть найденного мы отправили на исследование в Гавану, а часть оставили у себя для других важных случаев. Скажем, если кто-то из американцев захочет написать об этой трагедии…

Он сделал особое, ироничное ударение на этом слове.

– …он сделал бы это с пониманием того, о чем пишет.

От удивления Пег открыла рот, после чего с трудом выдавила из себя:

– Вы хотите сказать, что я должна это съесть?

– Именно. Большинство ваших репортеров – это люди с хорошо промытыми мозгами. И они в один голос распевают, что наши обвинения беспочвенны. Мы хотим, чтобы по крайней мере один журналист сказал хоть что-то противоположное.

Он сорвал с пакета полоску целлюлозы. Та издала легкий писк.

– Прошу. На упаковке сказано, что продукт можно есть сырым. Не волнуйтесь, он свежий – упаковка не была нарушена и срок годности не исчерпан.

– Поспешите! – сказала Люси.

Пег посмотрела на нее и неожиданно поняла: в этих больших карманах можно запросто спрятать оружие. Так оно и оказалось. Теперь пистолет был в руках Люси, и ствол его напоминал туннель метро.

Наступила тишина.

– Вы сошли с ума, – прошептала Пег. – Вас поймают уже через минуту после того, как вы используете эту штуку.

– Нам не придется этого делать, – сказал Арригас с усмешкой. – Вы не столь глупы, чтобы сопротивляться. Мы тщательно изучили этот яд. Мы знаем, что такие объемы… – он взвесил упаковку на руке, – …дадут эффект как от небольшого количества кислоты – не больше. Или, лучше сказать, от метиламфетамина – трип не такой комфортный. Может быть, вам повезет и сознание ваше будет ясным.

– К тому же, – вставила свое слово Люси, – лучше умереть завтра, чем сегодня. Но вы не умрете. Я съела гораздо больше этого. Гораздо.

– И… и когда же? – спросила Пег, будучи не в состоянии оторвать взгляда от упаковки.

– Я нашла «нутрипон» в разрушенном доме, – сказала Люси. – Рядом лежало тело ребенка. Настолько обезображенное, что нельзя было понять, мальчик это или девочка. И я неожиданно поняла, что должна разделить с этими людьми их участь. Это было как видение. Как если бы я целовала язвы прокаженного. Я подумала, что моя вера в Бога закончилась. Может быть, и так. Может быть, я сделала это потому, что теперь я верю лишь в Сатану.

Она вновь подалась вперед с неожиданной искренностью в голосе и взоре.

– Слушайте! Съешьте немного! Вы просто должны это сделать. Если вы не захотите, мы вас заставим, но будет лучше, если вы отнесетесь к этому с пониманием и сделаете все без принуждения. Вы должны увидеть, почувствовать, пережить то, что пережили эти несчастные беззащитные люди, которые пришли к моему столу, где я раздавала «нутрипон». Люди думали, что им дают полноценную пищу, а они были так голодны! Все, что они ели в последнее время, так это листья и корни. А мы сыграли с ними такую отвратительную шутку. И вы не сможете написать об этом, если не почувствуете это своим нутром, в том числе и в буквальном смысле этого слова.

Пальцы Пег, действуя словно независимо от нее, ухватили небольшую порцию «нутрипона». Чувство обреченности навалилось на нее. Пег умоляюще посмотрела на Арригаса, но в его стальных глазах не увидела и тени сочувствия или жалости.

– Люси права, – сказал он. – Поставьте себя на место этих людей и подумайте: я такая слабая от голода, что едва стою на ногах; эти люди прислали помощь, и сегодня, в первый раз за много месяцев, я усну спокойно, потому что голод перестанет меня терзать. Еда будет и завтра, и послезавтра. Наконец-то этому аду пришел конец! Думайте об этом, пока будете есть. И тогда, чуть позже, вы осознаете масштаб жестокости ваших людей!

«Но почему я? В том, что произошло, нет моей вины. Более того, я на их стороне!» – и в тот самый момент, когда эта мысль формировалась в ее голове, Пег поняла, что она глубоко неверна. Миллион, нет, миллиард раз та же мысль приходила в головы людей всех стран и континентов – и что с того? Какое влияние она оказала на мир? И разве не провела она эти последние недели в постоянном ужасе от ощущения того, что весь мир сошел с ума, что все мы являемся жертвами тотальной некомпетентности, неверных суждений и оценок, неправильных, а порой и преступных решений?