Наполеон: биография

В начале августа Наполеон еще добивался возвращения на пост командующего артиллерией Итальянской армии, но, кроме того, всерьез рассматривал предложение отправиться в Турцию для реформирования султанской артиллерии. Согласно мемуарам Люсьена, в тот период полнейшей неопределенности Наполеон подумывал даже завербоваться в армию [Французской] Ост-Индской компании – скорее по финансовым, нежели по военным причинам, и говорил: «Я вернусь через несколько лет богатым набобом и обеспечу трем сестрам изрядное приданое»{203}. Будущая Мадам Мер [Madame Mère de l’Empereur; «государыня-мать»] отнеслась к этому достаточно серьезно и выбранила его за обдумывание предложения, которое, по ее мнению, Наполеон вполне мог принять «в минуту обиды на правительство». Имеются также сведения, что Наполеона обхаживали русские, желавшие, чтобы он помог им сражаться с турками.

В середине августа 1795 года ситуация сделалась критической. Военное министерство потребовало, чтобы Наполеон предстал перед медицинской комиссией и доказал, что он в самом деле болен. Наполеон обратился к Баррасу, Фрерону и другим знакомым политикам и благодаря вмешательству одного из них получил назначение в Топографическое бюро Конвента. Вопреки своему названию, это учреждение фактически координировало военную стратегию Франции. 17 августа Наполеон написал Симону Сюси де Клиссону, квартирмейстеру стоявшей в Ницце Итальянской армии: «Меня назначили командовать Вандейской армией; я не приму назначение». Три дня спустя он поделился с Жозефом радостной новостью: «В настоящий момент я прикомандирован к Топографическому бюро Комитета общественной безопасности для управления армиями»{204}. Бюро руководил генерал Анри Кларк, протеже великого военного администратора Лазара Карно, «организатора победы».

Топографическое бюро было маленьким и чрезвычайно эффективным подразделением военного министерства, «самой опытной планирующей организацией своей эпохи»{205}. Бюро, организованное Карно и подчиняющееся непосредственно Комитету общественной безопасности, собирало данные у командующих армиями, намечало передвижения войск, готовило подробные оперативные директивы и координировало тыловое обеспечение. При Кларке в руководство входили генералы Жан-Жирар Лакюэ, Сезар-Габриэль Бертье и Пьер-Виктор Гудон – все талантливые и целеустремленные стратеги.

Едва ли Наполеон мог найти лучшее место для изучения всех необходимых аспектов снабжения, обеспечения и логистики, входящих в стратегию (это слово вошло в военный лексикон лишь в начале XIX века; Наполеон его не употреблял){206}. С середины августа до начала октября 1795 года (недолгий, но интеллектуально напряженный период) Наполеон изучал практические стороны стратегии (большой стратегии), отличной от тактики (малой стратегии), совершенное владение которой он продемонстрировал под Тулоном. Военными успехами Наполеон в конечном счете обязан собственному таланту и умению напряженно работать, но в его время во Франции имелись исключительно талантливые военные теоретики и администраторы, способные его обучить и – в перспективе – выполнить изыскания, необходимые для воплощения его идей. Кроме того, в Топографическом бюро Наполеон увидел, какие генералы достойны внимания, а какие нет.

Бюро не определяло «большую стратегию»: это делали политики из Комитета общественной безопасности, очень уязвимого для борьбы партий. Так, споры о том, где и когда следует перейти Рейн, чтобы напасть в 1795 году на Австрию, развернулись именно там, а роль бюро свелась к советам касательно вариантов. В августе комитет похоронил планы сражаться на стороне Турции или же против нее, запретив Наполеону до конца войны уезжать из страны. У него все еще имелись разногласия с бюрократами из министерства по вопросу его пребывания в резерве, и 15 сентября Наполеона даже вычеркнули из списка генералов действительной службы.

«Я дрался за республику как лев, – написал он другу, актеру Франсуа-Жозефу Тальма, – а она оставила меня умирать от голода»{207}. (Вскоре его восстановили.)

Благодаря странному графику работы Топографического бюро (с часа дня до пяти и с 23 часов до 3 часов ночи) у Наполеона оставалось достаточно времени для сочинения романтической повести «Клиссон и Эжени» – прощания со своей неразделенной любовью к Дезире. Повесть написана короткими, сжатыми фразами «героической традиции». Автор, сознавал он это или нет, подражал роману Гёте «Страдания юного Вертера» (1774): с этим произведением Наполеон впервые ознакомился, вероятно, в восемнадцать лет, а в Египетском походе перечитал его не менее шести раз. «Страдания» – главный европейский роман периода «Бури и натиска», бестселлер своего времени – оказали глубокое влияние на движение романтизма, в том числе на сочинения Наполеона. Хотя имя Клиссон Наполеон позаимствовал у Сюси де Клиссона, одного из своих друзей того периода, персонаж – вылитый Наполеон, даже его возраст тот же – 26 лет.

«С рождения Клиссон испытывал сильную склонность к войне, – начинается повесть. – Когда его сверстники еще с жадностью слушали сказки, он уже страстно мечтал о битве». Клиссон вступил в революционную Национальную гвардию и «вскоре превзошел все надежды, которые народ на него возлагал. Победа неизменно была его спутницей»{208}.

Клиссон стоит выше пустых занятий своих современников вроде флирта, игры и остроумной беседы: «Его, человека с пылким воображением, горящим сердцем, холодным и трезвым умом, неизбежно раздражали жеманные речи кокеток, галантные игры, логика игровых столов и обмен язвительными колкостями»{209}. Этот образец совершенства чувствует себя свободным, вслед за Руссо, лишь наедине с природой, в лесах, где «он обретал покой, отвергая людскую злобу и презирая глупость и жестокость».

Когда Клиссон на водах встретил шестнадцатилетнюю Эжени, она, улыбнувшись, «показала красивые, ровные жемчужно-белые зубки».

Их взгляды встретились. Их сердца слились, и очень скоро они поняли, что их сердца созданы, чтобы любить друг друга. Его любовь была любовью самой пылкой и чистой, которая когда-либо трогала сердце мужчины… Они почувствовали, что их души соединились. Они преодолели все препоны и соединились навечно. Все, что есть самого благородного в любви, – нежнейшие переживания, самая изысканная чувственность – переполнило сердца восхищенных влюбленных{210}.

Клиссон и Эжени поженились, обзавелись детьми и счастливо жили, обожаемые бедняками за щедрость и человеколюбие. Но идиллия не могла длиться вечно. Однажды Клиссон получил предписание в течение суток выехать в Париж.

«Там ждало важное назначение, требовавшее человека его способностей». Клиссона, теперь командующего армией, «ждал успех во всем; он превзошел ожидания народа и армии; он сам явился причиной успеха армии». Клиссон, однако, опасно ранен в перестрелке. Он отправляет своего офицера, Бервиля, рассказать обо всем Эжени «и развлекать ее до тех пор, пока он сам совершенно не поправится». По неизвестным читателю причинам Эжени очень скоро сходится с Бервилем. Выздоравливающий Клиссон узнает об этом и, естественно, жаждет мести. «Но покинуть войско, забыть свой долг? Ведь Отечество нуждается в нем!» Выход найден: славная смерть на поле боя. Поэтому, когда «бой барабанов известил о фланговой атаке и средь шеренг начала свое шествие смерть», Клиссон написал Эжени соответствующее случаю патетическое письмо, отдал его адъютанту, «с готовностью бросился туда, где решался исход битвы, и пал, сраженный тысячей ударов»{211}. Конец.

203

ed. Bingham, Selection I p. 55.

204

CG 1 no. 327 p. 252, 20 августа 1795.

205

Brown, War, Revolution p. 128.

206

ed. Handel, Leaders and Intelligence p. 42.

207

CG 1 no. 345 p. 268, между 15 сентября и 5 октября 1795.

208

ed. Hicks, Clisson and Eugénie p. 13.

209

ed. Hicks, Clisson and Eugénie p. 15.

210

ed. Hicks, Clisson and Eugénie pp. 2–21.

211

ed. Hicks, Clisson and Eugénie pp. 2–21.