Лунная Ведьма, Король-Паук

Слишком много всего кружится в голове у Соголон, слишком много. За всем этим она отстраняется от Сестры Короля, жены Олу. Никто ее не помнит, кроме них двоих, а по сути – ее одной, потому что Олу не ведает, что ночами выкликает ее имя, а Соголон ее никогда даже и не видела, не знает, как она выглядит или как звучит ее голос. Отстраняется она и от Кеме. Теперь они видятся только урывками, от случая к случаю. При их последней недолгой встрече он взахлеб рассказывал о том, как ему не терпится попасть в элитную дворцовую стражу – настоящую, а не церемониальную, вроде львов-оборотней. Всё, о чем он без умолку трещал, стало ее раздражать, а он всё распинался то о тронном зале, то о том, как здесь все надежно защищено, то о том, как здесь обустроена охрана и защита; в общем, через некоторое время всё, что она стала видеть в его лице – это говорящие с ней доспехи.

– Может, пускай хоть обмахивает вас веером, ваше высочество? – предлагает единожды старшая женщина, заведующая служанками принцессы.

– Это если б она была рабыней, – отмахивается от предложения принцесса. – А я уподоблять ее рабыне не собираюсь.

– Понятно. Но ведь, ваше высочество, она подарок Королю? Значит, ей давно следовало бы отправиться во дворец Кваша Кагара.

– Ты как будто вчера родилась. Или ты не знаешь, что любой подарок Королю тут же присваивается наследным принцем? Такая вот высочайшая прихоть. Тем более что Король всё еще…

– Занят думами?

– Да, ими.

– Ваше высочество, вы этой девице ничем не обязаны. Вы особа королевской крови на троне Фасиси, а она никто.

– Даже никто не заслуживает такого принца.

Жаркая ночь с влажным, липким воздухом. Соголон отправляют в замок, где обитает принц Ликуд до тех пор, пока не будет достроен его собственный. В заднюю гостевую ее сопровождают двое слуг-мужчин, шагая совсем налегке, поскольку при девочке нет почти ничего, кроме того, что ей когда-то оставляла хозяйка. Из освещения здесь единственно два факела, настолько скудные, что в сумраке комнаты различаются лишь высокие стены и колонны, где-то наверху образующие свод. Слуги входят на цыпочках, пугливо вздрагивая от любого шороха – непонятно, по глупой взбалмошности или от испуга. Заслышав где-то в отдалении не то стон, не то крик, оба вскидываются, бросают узелок с пожитками и дают дёру. Соголон растерянно озирается, но смотреть здесь особо не на что.

И тут из недр темноты, обманчивой из-за расстояния, вылущиваются какие-то мерцающие огоньки и кружат, словно кто-то там гоняет светящихся пчел. По мере приближения становится различимо порхание крылышек – неужто и вправду пчелы или светляки? Вскоре они уже кружатся сверху. Ай да диво! Соголон о таких прежде слышала, но никогда не видела. Юмбо – размером где-то с ее голову, числом десять и еще два, а может и больше; может, все двадцать или сколько их там. Феи с синевато-зелеными крыльями, как у стрекоз, которыми они бьют столь быстро, что в темноте стоит негромкое жужжание. Некоторые замедляются и зависают над ней и вокруг, в таком же любопытстве к ней, как и она к ним, – в мужских, женских, а подчас и вовсе невнятных обличьях, а еще у них не то кувшины, не то колбочки с сонмами светлячков. «Они все умрут к утру», – доносится до нее едва слышный шепот. Создания взлетают к потолку, таинственно озаряя стены и своды, и на прерывистые мгновения там наверху становятся видны люди – множество фигур и лиц, в которых Соголон узнает фрески королей, зверей и благородных воинов в сценах обрядов и пиров, охот и сражений.

Издали близится шум, но на этот раз иного рода: бойкая крикотня, развязные возгласы и смех юных голосов. С ними движется и огонек – на этот раз голый мальчик, состоящий из одного собственного света. Он держится впереди остальных, но его замедляет натянутая на шее цепь. Цепь держит сангомин из белой глины, у которого, похоже, нет дара иного, кроме как показывать, что он здесь самый старший или самый крупный.

– Ну-ка я придержу питомца, – говорит он и дергает поводок так резко, что светящийся мальчик откидывается назад.

– Осторожней, принц Абеке: любое солнце не только светит, но и жжется, – говорит сангомин, не обращая на упавшего внимания. За этими тремя движется целая ватага; здесь и та красно-синяя, и мальчишки постарше, мальчики помладше, две-три девочки и две женщины-наставницы, которые предпочитают помалкивать. Вся эта ватага скачет, кривляется, пихается, задирает женщин и вообще ведет себя дерзко.

Первой Соголон замечает одна из девчонок.

– Мой принц! – восклицает она, и к ней разом оборачиваются двое. Близнецы, стало быть.

Принц Абеке – тот, что со светлым мальчиком, – подступает ближе. На свету он становится более лобастым и жестким, с упрямыми скулами и подбородком. Соголон опасливо поглядывает вверх: как бы оттуда за ней не протянулась знакомая смоляная рука. Первого юнца нагоняет второй, и оба оглядывают ее как какую-нибудь диковинную животину.

– Ты откуда? – спрашивает тот, второй.

– Наверное, это колдовство ведьмы, Адуке, – говорит одна из девочек. – Или самого дьявола.

– Дьявол не приходит ночами, а только днем, долбаная дура, – бросает в ответ Адуке.

У девочки при слове «долбаная» отвисает челюсть.

– Кто допустил, чтобы ты пошла с нами? – спрашивает его брат. – И кто тебе сказал, что ты смеешь называть моего брата по имени? Я такой же принц как и он. А ты кто?

Девочка униженно опускает голову и робкой овечкой пробирается за спины ватаги.

– А может, она и вправду дьяволица, – прикидывает Абеке, поигрывая поводком. – Ты кто такая? Перед тобою принц.

– Принц – это твой отец, – поправляет Адуке.

– Сын принца тоже принц, долбаный болван!

– Это ты долбаный болван, болван ты долбаный!

Один близнец напрыгивает на другого, и оба падают. Тот, что сверху, пыжится ударить другого кулаком. Другой хватает его за руку и пыжится сбросить. Девочка рядом вопит, чтобы они перестали, и они перестают.

– Когда я стану королем, я первым прикажу тебя прикончить, – отдуваясь, бурчит один из них, непонятно который.

– Мы родились в одно и то же время, – отвечает другой.

– Ха! Я вылез как раз перед тобой.

– Она так и не говорит, кто она, – шелестит тот глинисто-белый. Соголон впервые слышит его голос, звучащий как шепот с приглушенным стоном.

– Я из дома принцессы, – говорит она.

– Но сама ты не принцесса.

– Меня звать Соголон.

– Ее звать Соголон, – хихикая, передразнивает одна из девчонок.

– Соголон, – повторяет Абеке, поигрывая поводком как в размышлении. – Соголон, ты идешь с нами?

– А вы куда?

Почти все глумливо смеются.

– Дурачина, это вопрос к нам, а не к тебе. Ты же выполняешь только то, что тебе говорим мы, – говорит другой близнец. – Мы ибеджи[25], божественные близнецы, которые появляются по одному каждые десять и еще два поколения – не так ли сказывал мой отец, няня?

– Да, ваши высочества, – спешно соглашается наставница, которая сейчас прячется сзади.

– Ну-ка, скажи мне правду, – капризно требует он, оборачиваясь. – Отец у меня обожает послушать себя самого.

Вращаясь при дворе, Соголон доподлинно знает: всё, что может сорваться с уст этой несчастной, способно запросто пристроить ее голову на плаху.

– Его высочество говорит именно то, что нужно сказать, ни словом меньше и ни словом больше, – пугливо заверяет она.

– Зануда! Как нам с тобой скучно. Кто-нибудь напомните мне, чтобы ее поутру высекли.

Некоторые из детей, а все они дети, начинают твердить: «Напомним, высечь». Принцы спесиво взирают. Ростом чуть выше Соголон, а возрастом примерно полтора десятка лет. Уже скоро им предстоит стать мужчинами, но то, с каким злобным упоением они скулят слово «высечь», придает им вид мелких гаденышей.

– Скучно… Ну а ты не зануда, Согола?

– Ее вроде звать Соголон.

25

Ориша Ибеджи – близнецы народа йоруба. (Ori буквально означает «голова, вместилище души», и имеет отношение к духовной интуиции и судьбе.)