Страница 38 из 78
В общем, свою долю внимания и ласки я тоже получил, но отнесся к этому с пониманием. В чем-то мафиози был прав, с таким количеством недоброжелателей как у меня люди долго не живут, а так как Руси я еще нужен (есть надежда, что акаи-бата всё-таки полезут меня убивать), любое суицидальное поведение в глазах Витиеватого вызывает глубокое осуждение. А может вызвать и чего похуже. Но это, пока что, к слову, так как сам Христофор Анатольевич меня ни в чем упрекнуть не может. Хочет, но не может. И жалко, что не может! Всего доброго!
— Какой интересный намек, — покачал я головой, закрыв дверь за поздним гостем.
— Намек? — подала голос давно уже молчащая Кристина.
— Да. Нас, по сути, обоих упрекнули в том, что соблюдение личной чести идёт в ущерб государственным интересам. А надо бы наоборот.
Девушка чуть постояла, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, а затем, устав, видимо, разглядывать меня, начесывающего Курву морду, предложила: мол, раз до занятий осталось всего часа два с половиной, так может, поговорим? Она, Кристина, хочет принять ванну, а Анна Эбигейловна, благо что не спит, за это время сочинит нам что-нибудь пожрать и свой прекрасный кофе. Много кофе.
Не задумываясь, ответил согласием. После такого нервяка спать нельзя, я бы даже в своем старом потёртом временем теле не уснул. Мало того, еще и сам организм ноет, генерация трехметрового разряда, который я представил ерундой, сожрала три четверти моих резервов, да еще и неслабо обожгла каналы. Так что убить время в относительно спокойной обстановке было бы прекрасным способом расслабиться.
Хорошо иметь в квартире пару ванных комнат!
Освежился, сразу почувствовал себя другим человеком. Слегка и успокоительно побурчал на до сих пор вяло ругающуюся даймона, которой происходящее пришлось совсем не по вкусу. Затем, замотавшись в халат, нагло выперся в общий зал. У нас была с Терновой договоренность на эту тему, мол, никаких пошлостей в комнатах общего пользования, но сил и желания натягивать на влажное тело что-то цивильное не было. А халат, что халат? Он здоровый, пушистый, закрывает больше, чем одежда. Пойдет.
К моему терминальному удивлению, Кристина тоже выползла в халате. Только не в таком пушистом и объёмном как у меня, а в чем-то наподобие шелкового черного платья, вовсю демонстрирующего, что хрупкость и худосочность боярыни даже сильнее, чем казались в её приталенных платьях. Правда, огромный шикарный плащ из распущенных волос Кристины почти полностью нивелировал откровенность надетого на тело шелка. Он был почти неестественно большим по сравнению с самой девушкой!
Покосившись друг на друга, сели чаевничать. Ну, сперва, то есть да, чаёвничать, но ровно до момента, пока зубы не впились в первую плюшку. А затем началось хоть и культурное, но очень быстрое и решительное пожрать — тонкая и изящная девушка рубала споро и активно, ничуть не чураясь возможности схватить за край напластованный кусок ветчины, а затем, расположив его на разогретой булке, зажрать, не особо вдаваясь в этикет, а вдаваясь в кофе. Я не отставал, не делая больших различий между домашним печеньем, теми же булками и холодными блинами. Любое печево получало сверху кусок чего-нибудь мясного, а потом лопалось, запиваемое крепчайшим кофе. Выражение «заесть стресс» приобретало размах и душевность солидного мероприятия.
Затем, наконец, когда в нас уже больше не лезло, а Мишлен, засевший на подоконнике, лишь лениво оглаживал взглядом предложенный кусок колбасы, Кристина Тернова, явный агент Тайного Приказа, и, судя по всему, очень гордая девушка, потупившись, буркнула себе под нос:
— Витиеватый был прав. Ты спас меня и, наверное, мою семью. Спасибо…
— Да как-то не за что, — сыто выдохнул я, отваливаясь от стола, — Просто хотел сдохнуть подостойнее, раз так всё вышло. Вас-то всех бы тоже накрыло.
— Подостойнее… — протянула худенькая брюнетка, — Знаешь, я хочу тебе кое-что рассказать.