Страница 12 из 78
Глава 4
Непроницаемо черные глаза окатили меня подозрением. Я ответил тем же. Так и постояли, прищурившись, как два еврея над лежащим между ними шекелем.
— Ты вырос в большом городе, — наконец, родила одетая в черный халат до пят Кристина, стоящая с огромным пуком на голове. Пук из себя представлял большое полотенце, под которым, очевидно, скрывалась потрясающая грива этой невысокой изящной девушки. В данный момент, свежепомытая. Придерживая всё это богатство руками, моя соседка развила мысль, — Умеешь двигаться в толпе. Не зеваешь по сторонам. Носишь бумажник в нагрудном кармане. Нож в рукаве — тоже показатель.
— А у тебя в зонте рапира, — не остался в долгу я, — То-то ты его везде с собой таскаешь. Я-то думал, почему он у тебя такой большой, что ходишь либо с раскрытым, либо удерживая за середину, а там…
На меня фыркнули, а затем, развернувшись, ушли без комментариев. Вполне характерно для Терновой.
Соседка она неплохая. Тихая и ненавязчивая от слова «совсем», в чем, собственно, и некоторый минус, потому что сама Кристина передвигается не громче, чем её собственный кот, а еще любит встать где-нибудь и сверлить тебя взглядом, пока ты её не заметишь. С испуганным воплем, разумеется. Не знаю, нравится ли ей этот или нет, но оповещать о своем присутствии голосом или шумом она находит нужным только по серьезному поводу.
Зато у неё есть огромный плюс — тоненькая боярыня потрясающая зануда. Если озадачить её каким-либо вопросом, то она, помолчав несколько секунд, выдает подробный, аргументированный, почти академический ответ. Что для меня, как для попаданца, пытающегося понять и простить этот мир, воистину бесценно.
— Боярин будет кофе? — какие простые слова, но за ними скрывается сердечный приступ, седина в девятнадцать лет, тремор рук и втянувшиеся тестикулы. Не знаю, кого благодарить, но я уже в третий раз умудряюсь не поймать инфаркт и даже (вроде бы!) не показать, что испуган.
— Будет, — выдавливаю я из себя.
— Хорошо, — одобрительно доносится сзади мертвенно-ровным тоном.
Пакостливо хихикает даймон.
Герои, не оборачивающиеся на взрывы? Жалкие позеры и ссыкуны. Не обернуться на двухметровую Анну Эбигейловну Розеншварц — вот это настоящая сила воли и духа. Даже если у тебя трясутся яйчишки, а рука грозится расплескать кофе.
Выбором нашей новой экономки озадачилась сама Кристина в ультимативном порядке, а я, совершенно не возражая, просто присутствовал как почетный эскорт. Такой, знаете ли, сопровождун, который полагается благородным дамам. И вот, первой же кандидатурой была эта самая Анна Эбигейловна Розеншварц, с которой Тернова молниеносно наладила деловой диалог-собеседование, зашедший слишком далеко к тому времени, когда я вспомнил и заново научился работать с собственными голосовыми связками, чтобы выкрикнуть «нет!!!». Не выкрикнул, уже было слишком поздно. Давать заднюю после подписанного контракта — не вариант.
Итак, два с лишним метра ростом, в плечах как два меня, легкая сутулость и длинные костистые руки. Нет, она вся была костистой. Возраст? Мм… от сорока до трех тысяч лет. Очень высокая, очень некрасивая, очень страшная и очень спокойная женщина. Бледная сухая кожа, крупные кисти рук… бесшумность при ходьбе, несмотря на тяжеленные ботинки, время от времени показывающиеся из-под длинного, в пол, платья. Невозмутимость. Полная.
Ах да, она была плодом любви обрусевшего немца и беглой англиканки, а заодно еще и учителем физической культуры в пансионате не-очень-благородных-но-богатых девиц. Когда-то. Он сгорел.
Естественно, когда я отошел от шока, трепета и ужаса, с первой же врученной мне чашкой очень вкусного кофе, то быстренько провел параллели из собственных воспоминаний. Если раньше моя новая соседка (и местами нахлебница) была слегка похожа на героиню из одной очень забавной черной семейной комедии моего мира, то с появлением этого мрачного гиганта, перед которым даже Курв заискивающе вертит задницей, впечатление усугубилось. В той комедии был точно такой же гигант, только другого пола. И не бесшумный. Кофе варить он тоже не умел. И…
Но нет, впечатление было ложным. По крайней мере, Тернова, за исключением мрачного вида и привычки троллить людей, подкрадываясь к последним, была куда… живее. Правда, при этом она была едкой, саркастичной, насквозь территориальной сладкоежкой, но я еще и не с такими жил. Несколько лет в питерской коммуналке научат общаться с любыми психами и чудаками. Заметьте, это говорит человек с двумя отдельными личностями в голове. Как минимум двумя!
Не успел я допить кофе, как случилось нечто, заставившее отнесись к двухметровому чудовищу, собирающему наши вещи в прачечную, куда как лояльнее. На лихой кривой козе к моим дверям подъехали две блондинистые особы. Один из них жаждал знаний и репетиторства, а вторая — ворованных сластей.
Дверь им открыла Анна Эбигейловна Розеншварц.
Чаем я их отпаивал до тех пор, пока эйна и полуэйн не вернули своим губам и щекам цвет, отличный от снежно-белого. Даже сама Кристина изволила выйти к гостям и пробурчать нечто объяснительное на тему того, что никто никакого монстра из портала тут не маскирует, а просто была нанята простая временная экономка (которая в данный момент уже ушла).
— Если это — простая экономка… — наконец, прохрипел совсем не ожидавший от жизни такой подлянки блондин, —…то я император!
— Африканский! — подпискнула Пиата, наглаживающая с двух рук моих домашних животных, зачем-то сунувшихся к крохе.
— Вы слишком нервно реагируете, — вовсю брехал и лицемерил я, радуясь чужим впечатлениям, — Анна Эбигейловна варит просто отменный кофе!
На меня посмотрели со священным ужасом.
Кристина долго задерживаться, встречая гостей, не стала. Она, уже с полным марафетом и в домашнем платье (черном!) уведомила детишек, что у них есть время играть до четырех часов пополудни, а затем исчезла из зала по своим делам. Действительно, я ожидал визитера, только какого именно — черноволоска мне не сообщила.
Впрочем, несколько часов учебы было даже слишком много для младшего Азова, наконец-то почувствовавшего, что моя длань на его загривке слегка ослабла. Мы даже сделали перерыв на обед, в ходе которого я, недолго думая, попросил Константина рассказать всё, что он знает о некоем Парадине.
— Парадин? — скривился мой приятель, — Ты про Матвея Парадина?
— Ага, — покивал я.
— Да с ним-то ты как связался⁈ — тут же простонал блондин, пряча лицо в руках, — Кейн! Ты что? Проклят⁈