Страница 31 из 38
– Я хотел схватить его свободной рукой, но он так извивался, что я не мог ухватиться, что-то кричал Славик, то ли плакала, то ли кричала баба Нина… я начал лупить вслепую по коту, уже решил, что убью его, тут или я, или он… но вдруг он отцепился и с ревом и шипением убежал куда-то в кусты.
– На шум выбежал Лёша, все смотрели на меня как на жертву автокатастрофы, выбравшуюся из пылающей машины. Куртка моя висела лохмотьями, вся грудь и живот были исцарапаны, но неглубоко, благодаря кожаной куртке, а рука…
Он повернул левую руку, и все мы увидели блестящие широкие точки на внутренней стороне вместе с такими же блестящими линиями – шрамы, еще свежие.
– Повторю: могло быть гораздо хуже, если бы я не надел куртку, – сказал Николай.
– Скорую вызывать я не стал, я получал травмы и посильнее, а то, что кот мог быть бешеным… не знаю, интуиция говорила, что нет, дело там в другом, я это чувствовал. Конечно, я расспросил бабу Нину, ничего необычного в поведении Колокольчика не было, никто его не кусал, он даже из дома не выходил последние 3 дня. Знаю, знаю, он мог подхватить бешенство где угодно и когда угодно…но нет, тут было что-то другое. Почему-то он до жути испугался этого кота, может, действительно чувствовал какую-то болезнь, животные ведь лучше нас всё это улавливают…хотя даже нам понятно было, что с котом на дереве что-то очень сильно не так. В общем, Колоколь просто обезумел от ужаса, а ведь был как дохляк у меня в руках, пока я не понес его к дереву.
– Все ахали, охали, осматривали мои раны. Что очень приятно, все предлагали помочь перевязать. Но я это всё сам умею, на стройке за всю жизнь и не такое перевязывал. Баба Нина причитала, что ее Колокольчик сроду такого не вытворял, что он не бешеный, что он хороший кот… боялась, наверное, что я или сам его пришибу, когда увижу, или заявлю куда-нибудь, чтобы его забрали. Трогательно это было и немного смешно. Я ее уверил, что ничего делать с ним или против него не собираюсь, и с тем она меня отпустила, еще раз спросив, не нужна ли мне помощь в перевязке.
– Дома я хоть на время перестал переживать из-за этого долбаного кота, – он усмехнулся, – переживаний мне добавил другой его собрат. Кровь лилась, как будто в меня снаряд попал, и укусы уже начинали болеть, медленно, но серьезно, как разгоняется тяжелый состав, не спеша, но методично набирает скорость, а потом его уже не остановить. Вот так и эта боль, и я знал, что к полуночи рука будет пульсировать и выть, как сирена. Лет 10 назад я упал с байка, сильно, сломал ребра, руку и ногу. Так вот, нога – это было самым худшим, боль в ноге сводила меня с ума тогда, и иногда она до сих пор возвращает меня в тот кошмар, особенно в сырую холодную погоду. Так что я очень хорошо знал, что это за «тяжеловоз», и боялся, да, и мне не стыдно об этом говорить. Я боялся, что опять буду ворочаться в кровати до рассвета, не находя себе места и чувствуя, как вместе с усталостью нарастает отчаяние, а над всем этим полыхает болевое зарево…
– Ладно, кхм… это я немного отошел от темы, просто, чтобы было понятно. На байк я с тех пор и не садился, я свое уже, видно, отъездил. Мда…, – он грустно усмехнулся и опустил глаза, а потом вздохнул и продолжил.
А вот меня как будто током ударило, именно это знание о нем и принесла мне та энергетическая волна, и получалось, что всё это было правдой, и мы на самом деле оказались в центре совершенно необъяснимых сил, могущественных и совершенно непредсказуемых. Мне стало как-то совсем не по себе. Но история продолжалась и увлекала за собой, и я снова решил, что у меня еще будет время подумать об этом и пострессовать. А пока в моем мире осталась лишь эта странная комната, фиолетовое пламя в камине и Николай, посвящающий нас в свою тайну.
– Перевязав раны, я стал рыться в коробке от обуви, которая заменяла мне аптечку, нашел таблетки от кашля, еще один флакон перекиси, пачку пластырей, средство от отравлений – всегда вожу его с собой после жуткого отравления в очередной командировке, думал тогда, что отдам Богу душу после обеда в местном кафе – и найз гель. Обезболивающее или жаропонижающее либо закончилось, либо я его не брал, уже не вспомню. Я не дрожу над обезболивающими, потому что, если нога разойдется, на нее всё равно никакие таблетки не действуют, так что, наверное, я взял что-то дежурное, а потом благополучно кому-то и отдал – на стройке такое добро часто бывает нужно. Я не хотел просить, не люблю этого, но мой тяжеловоз в руке набирал скорость, не оставляя мне выбора. То есть, выбор был: либо я пойду попрошу у кого-нибудь таблетку пенталгина, либо боль в руке меня достанет. Я пошел.
– Открыл мне Лёша, у него, конечно, был полный набор всевозможных лекарств, когда в доме ребенок, да еще и болеющий, сами понимаете. Вышла Вика, приложив палец к губам, Лера уже засыпала в другой комнате. Она внимательно осмотрела мою повязку, тоже поохала, спросила, не нужно ли мне еще чего-нибудь, и отсыпала таблеток – полный набор раненого, – он снова усмехнулся, – от боли, жара, воспаления, даже тюбик с мазью вынесла, чтобы раны дезинфицировать и заживлять. Мы тихонечко поговорили, так и не придумали, что делать с этим котом, и разошлись, мне, честно говоря, хотелось поскорее принять таблетку, включить музыку или фильм и хоть на время вычеркнуть весь остальной мир из мыслей.
– Я так и сделал, и мне действительно полегчало. Я посмотрел кино, хотел выпить чего-нибудь покрепче, но не рискнул смешивать с лекарством, так что фильм смотрел под чай и конфеты. И, ложась спать, я почти верил, что завтра этот кот исчезнет, что ночью он уйдет, что теперь всё будет хорошо.
– А назавтра произошло то, ради чего я всё это рассказываю, – Николай поднял глаза и обвел взглядом каждого члена Клуба, даже Мадам достался быстрый взгляд. – Это было так быстро… и страшно, как один миг меняет жизнь, делит ее на «до» и «после». Жизнь – это бешеная горная река, а мы – слепые котята, которых бросил в воду какой-то жестокий человек. И мы барахтаемся, пытаемся держаться на плаву, а этот поток несет нас, кого-то разбивает о камни, кого-то-то накрывает с головой и топит, а кого-то выносит на берег… вы уж простите мне мою неумелую философию, но именно такие мысли приходят ко мне с того дня.
– Утром в воскресенье я не спешил вскакивать, как обычно делал это в рабочие дни и в те дни, пока этот кот сидел на дереве, я решил, что позволю своей вере в лучшее еще немного подержать меня в этом спокойном уютном коконе. Да и за окном выл ветер, судя по освещению, облака снова были низкими и тяжелыми, в такую погоду лучше всего – в теплой постели. Особенно сразу после пробуждения.
– Я прислушивался, очень надеялся, что сейчас услышу что-то вроде «Смотрите! Он ушел! Его нет!», но за окном шумел только ветер. В конце концов я встал и поплелся к окну, чувствуя уже знакомый горький привкус разочарования. И да, этот проклятый кот был там. Это был 6-й день! Как такое возможно? Ладно без еды, но без воды?? Теперь уже недолго осталось, подумал я, и вспышка какой-то душевной боли смешалась с облегчением – по крайней мере, все мы отмучаемся, не было у меня больше сил переживать. И то, что я испробовал, наверное, все возможные варианты для его спасения, тоже облегчало эту тяжелую темную тучу в сердце.
– Я заварил себе кофе и вышел с чашкой во двор, рука, кстати, почти не болела. Я закутался в пуховик, другого ничего у меня теперь всё равно не было, кожаную куртку-то порвал Колокольчик, а я с собой весь свой гардероб не вожу, но в пуховике было как раз тепло и уютно. Я смотрел, как ветрище болтает кота на тоненьких веточках, а он держался, не знаю уж, из каких сил, но сидел, как припаянный к веткам. «Что же ты делаешь?», – прошептал я, просто так, понимая, что кот меня не услышит… да и это ведь кот, животное, что толку с ним разговаривать. «Валил бы ты отсюда, – продолжил я, а ветер бессовестно воровал тепло моего кофе прямо у меня из рук, – подохнешь ведь. Слезай же и беги, черт бы тебя побрал!». И тут вдруг дверь Лёшиного дома распахнулась, и я услышал ее прежде, чем увидел – звонкий смех, который пронзил меня, как копье какого-нибудь воина массовки в фильмах про древность. Я аж похолодел весь и сжался. Нет, думаю, только не это, не сейчас… а когда? Дни этого кота сочтены, не может ни одно живое существо жить без пищи и воды, а убегать он явно не собирался.