Пока ангелы спали

– И это всё? – удивлённо спросил Джейсон.

– А что же ты хочешь от простого, никому не нужного бомжа? Кто я такой, чтоб что-то сделать большее? Я всё потерял из-за тех гадов, что жестоко обманули меня, превратили в того, кем я сейчас являюсь.

– Это твои проблемы. Значит, так тому и быть.

– Был бы у меня шанс..., – его прервал Джейсон.

– Ты своё упустил. И теперь ты, как сам же сказал, никто в этом мире. И какой от тебя толк?... Никакого. А значит, ты бессмысленность, ненадобность, лишнее. И поэтому твоя карма на этом заканчивается..., – Джейсон замолчал, задумался: «Дать ли этому отродью возможность изменить свой удел? – Недолго размышляя, он про себя сказал. – Ответ отрицательный. А приговор? Конечно, убить. И это дальнейшему обсуждению не подлежит».

И пришла СМЕРТЬ...

«Старое доброе место, не так ли?» – спросил голос.

«Ты хочешь осквернить это место?»

«Думай, что хочешь. Всё равно у тебя нет выбора».

Он остановился напротив прекрасного архитектурного проекта. Все его дорожки из белого мрамора: прямые, змееобразные, утыканные фонарными столбами в человеческий рост с обеих сторон, за которыми растелился канадский газон, кое-где засаженный ещё малютками-красавицами ёлочками с нежно-голубым оттенком, вели к лестнице, что поднималась у реки. На белых чистых дорожках стояли скамеечки, рассчитанные на двоих и на которых были написаны (на каждой разное) слова: «Каждый человек рождается в тот момент, когда в нём есть необходимость».

Лестница, состоящая из тридцати трёх ступенек (Ярослав их считал), ассоциирующаяся с возрастом Иисуса Христа, переходила в мраморное плато, по краям которого возвышались колоны со стоящими на них скульптурами ангелов. Дорожка заканчивалась белой беседкой с куполообразной крышей. Внутри мраморного строения свисал колокол (когда Ярослав его рассматривал, то представлял, что он находится в нём с раскинутыми по сторонам руками, и всё равно бы он не достал его стенок).

«Действуй, Каин. Пока ангелы спят», – насмехаясь, приказал голос.

Порочить прекрасное место Ярославу не хотелось. Где угодно, но только не здесь, возмущалась его душа. Но перечить Голосу ему тоже не хотелось, ибо он властен над ним. Любое самовольничество означающее не согласие подчиняться, собственно, сейчас поселившему в нем Другому будет наказано. А Ярослав не желал получить новый тайфун невыносимой окаянной боли. Иногда он думал, что, то, что он переносит, страдая из-за боли, это хуже, это намного мучительнее, чем ломка наркомана. Ему много раз выпадал случай видеть, как наркоманов «ломает» и когда-то кажущийся кайф «Мистера Наркотика» со временем меняется, становясь в тоже время иным, то ли превосходнее прежних, то ли не таким, как в первые дозы, или наслаждение было только удовлетворением этого ненасытного плохого парня по имени «Зависимость», который, человека подсевшего на наркотики, толкал на многое, заставляя чаще всего через боль, шепча: «Ты же не хочешь страдать? Зачем терпеть эту адскую боль, когда есть лекарство от неё. Мне тоже больно. Думаешь, ты один от этого страдаешь? Мы оба. Но я-то могу вытерпеть, я же повсюду, а ты? Я знаю, ты хочешь нас избавить от мучений. Ты правильно мыслишь. Тебе осталось только раздобыть необходимое лекарство. Найди его, и ты снова будешь здоровым, снова будешь жить. Ты снова увидишь другой мир, тот, который нам нравится. Тот, в котором ты свободен и наслаждаешься жизнью. Ты там нам нужен. Ты мне нужен. Иди и найди избавление. Помоги себе, в том числе и мне... Что ты заладил, что не на что его купить. Ты же умный и хороший, ты найдёшь способ, как выйти из этой, как тебе кажется, затруднительной ситуации. Я верю в тебя. Думай. Сколько же способов есть, как на него заработать! Или тебе подсказать? Не тяни. Мне больно, также как и тебе... Ты уже меня достал своим нытьём. Так уж и быть, я тебе дам мудрый совет...»

И Ярослав придерживался такого мнения, что каждый человек в нашем удивительном мире, так или иначе, но пляшет под дудочку плохого парня по имени «Зависимость». Одни воруют, вторые – не обходятся и дня без нескольких стаканчиков спиртного, третьи – нюхают кокаин, четвёртые – не могут себе отказать в сладком, пятые – курят, шестые – любят, ведь любовь непредсказуемая, она пьянит человека, и играет с ним, как с куклой, и хорошо, если ему достанется успешная роль со счастливым концом.

И таких людей, которые зависимы от чего-то, миллиарды.

Для Ярослава парк Ангелов, как уже до этого говорилось, был кусочком рая. И, несомненно, почти у каждого человека есть свой маленький рай, куда он бы хотел вернуться, куда бы он хотел попасть, где бы он хотел оказаться, уходя от проблем, закрыться ширмой от испорченной действительности, забыться на мгновение, минуты, часы, дни, в его прекрасном местечке и наслаждаться, восхищаться Его небольшим раем.

Здесь, в парке Ангелов для Ярослава была чистота, светлость, ухоженность, красота, роскошь, и всё перечисленное никак не сливалось с тем, что за пределами парка. Там, за его территорией, властвовал бешеный ритм жизни со своими правилами и недостатками. Ему не нравилось, что люди гадят, портят общий дом человечества. Не ценят красоту, дары природы. Не заботятся (его не интересовали исключения, он брал в расчёт всех) о Земле, не задумываются, что же потом будет с Ней, что в итоге они оставят следующему поколению, уже не говоря о тех, кто будет жить через несколько сот лет (если, конечно, ещё Земля будет жизнеспособна). Вот за эти минусы человечества Ярослав ненавидел всех людей. Его бы воля, он не отказался бы выполнить миссию по уничтожению каждого человека, который своим участием «насорил» в общем доме, под названием ЗЕМЛЯ. Он бы с удовольствием возглавил организацию, защищающую и следившую за «чистотой» на Земле и карающую виновных в её загрязнении, и он был бы самым главным контролёром в мире. И после усиленных стараний этой организации и страха людей переступить через установленные законы, возможно, рай расширился бы, приумножая свою площадь. Но, к сожалению, такому не быть никогда, и это он отчётливо осознавал. Но Ярославу так сильно хотелось, чтобы всё же, когда-нибудь, люди всерьёз взялись беречь Землю.

И сейчас Ярослав через «не хочу», должен был осквернить свой крохотный рай. И всё по вине этого...

А окаменевшие ангелы, оказались немыми, бездействующими свидетелями предстоящей расправы.

Ярослав вышел из машины, подошёл к багажнику, открыл дверцу, но не распахнул её, окинул взглядом парк Ангелов. Затем принялся вытаскивать бесчувственное тело брата-близнеца. Оно грохнулось на асфальт, вернее, всё, что ниже пояса приземлилось на твёрдую поверхность; левая рука крепко держала за ворот Эдуарда, в его пальцы впилась толстая цепочка.

Ярослав поволок тело, устремясь к белой лестнице, возвышающейся над рекой, ступая по широким мраморным ступеням, ведущим вниз к кольцу, в центре которого, вокруг разных оттенков маленьких цветов, был установлен высокий, не меньше десяти метров, белый крест. Ноги Эдуарда, начиная от колен и ниже, брели по мрамору.

Эдуард раскрыл глаза. Под ним уходила назад белая дорожка. Колени трутся об мрамор. Неприятно. Кисти волочатся по мрамору, и ему хочется их поднять от земли, но кто-то его крепко держит и тащит куда-то. Он подозревает, кто это может быть, но в тоже время сомневается, правда, не настолько процентов, насколько догадывается. Из-за цепочки, сдавливающей горло, не хватает воздуха, больно, глаза заволокло пеленой, хочется хрипеть, кашлять, но пока что надо терпеть.

Ярослав дотащил тело брата-близнеца до ступеней и нежно опустил его на мрамор. Выпрямился и бросил взгляд на «Ниву», доставая из кобуры нож. В машине всё ещё сидел (а куда он денется) его племянник, качаясь назад-вперёд; движения мальчика были видны даже отсюда.

«Сейчас или никогда», – подумал Эдуард и, перевернувшись на спину, молниеносно, поджав ноги к груди, распружинившись, ударил Ярослава в бок. И тут же вскочил на ноги. Он хотел пойти в атаку, но его остановил нож противника.