Страница 17 из 22
Поскольку Фёдору ни разу в жизни не доводилось подходить близко к лошади, он опасался оказаться на её пути. Кто знает, что на уме у коня без хозяина?
Отчаянно жалея, что на его мобильнике нет камеры, чтобы запечатлеть это событие, Федька пригнулся, чтобы не мелькать макушкой среди прибрежных кустов, и, представляя себя разведчиком, стал мягко продвигаться к омуту, прислушиваясь к ржанию.
Но животное барахталось молча, судорожно дёргаясь из стороны в сторону, и Федька отчётливо понял две вещи: то, что оно не купается, а тонет, и то, что это не лошадь, а лось. Точно такой, как на фотографии в кабинете биологии: с длинной горбоносой мордой, широкими рожками и небольшими глазами, смотрящими жалобно и доверчиво.
Со стороны казалось, что лося в омуте держит за ноги невидимая рука. Каждый раз, когда ему удавалось всплыть, рука с силой тянула вниз, погружая животное всё глубже и глубже. Могучий лесной зверь погибал, но не сдавался, пытаясь вырваться. Вода заливала ему глаза, ноздри. Лось мотал головой, вздрагивал в немом крике, рвался, рассекая волны, но с каждой минутой его силы слабели. На какое-то мгновение Федьке показалось, что животное сдалось и сейчас совсем уйдёт под воду, оставив несколько больших кругов, которые вскоре снова превратятся в ровную гладь. Это было жутко.
– Не сдавайся! Держись! – стискивая потные кулаки, закричал Федька и почти взвыл первое пришедшее на ум: – Господи, помоги!
Из глаз потоком хлынули слёзы, серыми полосами размазываясь по щекам, голос то срывался, то пропадал, но Федька исступлённо, словно в последний раз в жизни не переставая твердил:
– Господи, помоги!
Заливистый мальчишеский крик подхлестнул угасающие в неравной борьбе силы. Налитым кровью глазом лось повёл на звук, невероятным усилием напрягая последние силы.
– Ну-ну, давай! Дава-а-ай!
И вдруг, словно по волшебству, раздвигая грудью воду, лось поплыл к берегу, по которому в отчаянии метался Федька. Опершись передними ногами о слежавшийся илистый грунт, сохатый соскользнул вниз, и Федькино сердце упало вместе с ним, а мускулы непроизвольно напряглись, словно делясь своей силой.
– Лось, лосюшка, жив, дурачок, иди ко мне! – Руки сами тянулись к животному на помощь.
Со второй попытки лось выбрался сам и, покачиваясь, медленно побрёл в лес, не обращая внимания на коренастого паренька.
«Жив! Жив!» – беззвучно пело внутри Федьки, заставляя его по дороге домой приплясывать от радости. Но когда он дошёл до околицы, то вдруг понял, что устал, как после трудной контрольной, когда волнуешься, не зная ответа: выдержал экзамен или нет. И пусть сегодняшний экзамен был чужой, но он его выдержал вместе с лосем. Выдержал!
«А за зазаборной бабкой я завтра послежу», – подумал он, предвкушая, как расскажет деду и бабе Лене про самого настоящего лося и про бездонный омут, в котором может потонуть огромное животное.
Но назавтра последить за зазаборной бабкой не удалось, потому что им с дедом на голову, как Тунгусский метеорит, свалилась Юлька.
Конечно, ни в какую деревню Юлька ехать не собиралась. Вот ещё, позориться! По деревням на каникулы пусть приезжие расползаются, а коренным горожанам место на даче или на заграничном курорте – людей посмотреть, себя показать. Тем более что недавно на распродаже в фирменном магазине удалось урвать последнюю пару сногсшибательных босоножек на платформе, которые сидели на ножке так, что закачаешься. Самое то – пройти в новых босоножках по морской набережной, чувствуя себя морской нимфой, прекрасной и недоступной. Да и мама дала понять о солидном поощрении за сданную без хвостов сессию.
С началом лета все девчонки-однокурсницы приходили на сессию в обновках и упоённо трещали о приближающихся каникулах.
– Ветер странствий выдул из пустых голов студентов остатки знаний. Ставлю зачёты только из чувства самосохранения, – с грустью констатировал профессор Орленко, вытирая пот с крутого лба, пересечённого морщинами.
Слова Орленко к совести не воззвали, потому что вместо выгрызания знаний из гранита науки студенты с головой погрузились в обсуждение предстоящих поездок.
– В Сочи дорого, в Абхазии опасно, на Украине с билетами плохо. Остаётся Турция, Кипр или Египет, – деловито переговаривались между собой однокурсницы, прикидывая, кто куда поедет.
Манерная Ленка Комкова как бы невзначай упомянула, что приглашена на недельку в Швейцарию к одному молодому человеку, который собирается предложить ей руку и сердце.
– Не знаю, ехать или нет, – на всю аудиторию откровенничала конопатая толстуха Ленка, поигрывая кисточкой на новой сумке из тиснёной кожи. – Говорят, что в Швейцарии хозяева дома обязаны каждую неделю стричь кусты на своём участке и мыть тротуар перед домом. А у моего Мишеля вилла с садом: работы – непочатый край.
– Так тебя туда садовником приглашают? – не выдержала Юлька.
– Ты и рада хотя бы садовником, да никому не нужна, – обрезала Комкова.
Она выразительно повела глазами на Свербицкого, что-то нашёптывающего на ухо Лизке Вахрушевой. А та то и дело широко распахивала глаза и по-лисьи облизывала губы, словно собиралась проглотить Валентина вместе с ноутбуком.
– Очень надо.
Юлька небрежно поправила волосы и с трудом заставила себя выдавить беспечную улыбку.
– Ну, не скажи, – проговорила Комкова, не понижая голоса, – весь курс знает, что ты положила глаз на Свербицкого.
Желание треснуть Комкову по голове стало таким нестерпимым, что Юлька зажмурилась и принялась считать до десяти, надеясь остыть и не сорваться на сцену, которую сплетницы стали бы с упоением обсуждать до самых каникул.
– Раз, два, три…
Краем глаза Юлька заметила, как на неё уставилось несколько пар глаз, а подружка Катя делает ей знаки замолчать.
– Да, кстати, Румянцева, ты уже решила, куда едешь отдыхать? Небось, как все, в Турцию? – оторвал её от счёта голос Вахрушевой.
Лизка в костюме цвета хаки стояла около сидящего Валентина, положив ему руку на плечо в позе «я с Мухтаром на границе». На её остреньком личике явно читалось желание побольнее уколоть Юльку, а кривая улыбочка подсказывала, что каверза уже продумана.
Не торопясь и сосчитав два раза по десять, Юлька хотела было ответить утвердительно, тем более что действительно собиралась в Анталию, но промолчала. Вахрушева действовала на неё всегда таким образом, что у Юльки возникало желание всё говорить и делать поперёк. И если бы Лизка вдруг восхитилась, какого насыщенного цвета алая блузка, надетая на Юльке, то та тотчас возразила бы, что блузка зелёная.
– Смотри, смотри, сейчас будет цирк, – уловил слух чьё-то тихое перешёптывание, и Юльке стало так противно-противно, словно она вляпалась пальцами в липкое месиво.
Ну нет! Она никому не доставит удовольствия посмеяться над собою. Раскрасневшись от внезапно принятого решения, Юлька сообщила, что едет в глухую деревню Подболотье.
– Вот это да!
Кисточка от сумки Комковой, оторвавшись, шлёпнулась об стол, рука Лизки соскользнула с рубашки Свербицкого и, сжав кулачок, подпёрла талию, а подруга Катя удивлённо подняла плечи.
Это был Юлькин звёздный час. Вмиг почувствовав себя на высоте положения, она небрежно откинулась на стуле и снисходительно пояснила:
– Отстали вы от жизни. На курорты в наше время ездят пожилые тётки и малолетки, а креативные люди предпочитают экстремальный туризм.
Слово не воробей, вылетит – не поймаешь. Волей-неволей, кляня себя за длинный язык, вечером пришлось сообщать родителям, что она решила ехать в Подболотье к Федьке с дедом.
«На неделю, не дольше, чем на неделю, а потом на курорт. И волки сыты, и овцы целы», – мысленно уговаривала она сама себя, глядя, как мама отставила в сторону утюг и радостно закричала в сторону дивана:
– Слышишь, Олег? Юляша решила присоединиться к Феде с дедом. Значит, на отложенные деньги в Турцию поедем мы с тобой!
Согласное бурчание отца прозвучало для Юльки ударом молота, заколачивающим крышку гроба с безвременно усопшими каникулами. Такой подлости она не ожидала. Ну, всё! Пропало лето.