Страница 17 из 24
Еще до начала военных действий византийцев, по свидетельству Прокопия Кесарийского, решительно выступили против вандальского господства местные жители в ряде районов страны. В окрестностях Триполи один из туземцев, по имени Пуденций, возглавил восстание и попросил помощи у Византии. Прибывший ему на помощь небольшой византийский отряд помог восставшим освободить от вандалов всю провинцию, после чего Пуденций признал верховенство императора. В Сардинии вандальский военачальник Года объявил себя федератом Византии и обратился к императору за помощью. Вандальский король послал против него свои войска, что ослабило королевские силы в Карфагене.
В начале сентября 534 г. византийская экспедиция подошла к мысу Капут Вада, в пяти днях пешего пути до Карфагена, где высадились пехотинцы и конники. Отсюда Велизарий послал нескольких лазутчиков в г. Сиклет, которые связались с епископом и первейшими гражданами города. Начальник публичной почты перешел на сторону византийцев и передал им всех лошадей, а первейшие горожане вручили им ключи от городских ворот, вскоре сюда подошли византийские войска, наступавшие на Карфаген. По свидетельству Прокопия Кесарийского, участвовавшего в походе, «жители ничего не укрывали, продавали все охотно и оказывали воинам поддержку»[167].
По пути в Карфаген войска разбили несколько вандальских отрядов, одно время и сами оказались в тяжелом положении, но затем разгромили главные силы во главе с Гелимером.
Горожане Карфагена открыли византийцам ворота, а когда к гавани подошел византийский флот, карфагеняне разорвали железную цепь, преграждавшую вход в порт, и впустили флот[168]. Сторож королевской тюрьмы, увидев приближение кораблей, выпустил всех заключенных и бежал с ними.
Византийцы не встретили никакого сопротивления в Карфагене. Вандальский гарнизон разбежался в поисках защиты в храмах.
Все предводители мавро-берберских войск в Мавретании и немногие из Нумидии отправили к Велизарию поверенных и обещали ему помощь[169].
Остатки войск Гелимера и прибывшие к нему на помощь войска из Сардинии были разгромлены в битве при Камароне. Гелимер несколько месяцев скрывался в горах, а затем сдался.
По возвращении в Константинополь Велизарий отпраздновал свой триумф, а в цирке на обозрение народа были выставлены захваченные у вандалов сокровища, золотые ткани, сосуды, драгоценности и вазы из храма Соломона, увезенные Гейзерихом из Рима[170]. В императорском дворце в серии картин на стенах и потолках были изображены эпизоды войны с вандалами и показан энтузиазм местных жителей, предлагавших колосья и лавры. Гелимер был изображен в позе побежденного, распростертого у ног императора[171]. Вероятно, художник отразил реальную действительность, иначе он мог подвергнуться осмеянию со стороны участников войны.
Вандальские воины были перевезены в Византию. Часть их была влита в состав армии, остальные расселены в Малой Азии, в области Ангоры.
Африканский поэт Коррип говорит о «быстром успехе этой войны против безбожного Гелимера, этого бандита, который пытал и губил Африку»[172]. По его словам, Средиземное море стало свободным от пиратов, «мир благоденствует и плодороден. Повсюду поют торговцы, слышны на земле песни и радостные голоса. Здесь — это земледелец, поющий от радости, там — путешественник. Свобода была тогда всеобщей»[173].
Но радоваться угнетенным массам пришлось недолго. На смену вандальскому гнету пришел византийский. Под угрозой оказались и независимые от вандалов владения мавро-берберов, их государства. Византийцы предприняли попытку расширить свои владения за счет их территории. По свидетельству Захария Ритора, мавро-берберы по-прежнему продолжали сопротивляться завоевателям, на этот раз византийским[174]. Владения мавро-берберов теперь стали очагами сопротивления местных жителей византийскому господству и восстановлению рабовладельческих порядков.
Реставрируя рабовладельческие порядки, император Юстиниан разглагольствовал: «Да знает вся Африка милосердие всемогущего бога, и да вспоминают ее обитатели, насколько они, освободившись от жесточайшего порабощения и варварского ига, заслужили свободную жизнь под нашим счастливейшим правлением»[175]. Действительность оказалась иной. Как свидетельствует Прокопий Кесарийский, «Юстиниан тотчас же послал земельных оценщиков и стал устанавливать непосильные налоги, которых прежде не было»[176]. Католической церкви возвращались ее владения, дома, церковные украшения. Земля подлежала возвращению ее прежним владельцам и их наследникам (трем поколениям наследников). Лучшие земли император присвоил себе. Закон, изданный в 552 г., требовал возвращения крупным землевладельцам «колонов, которые во время вандалов бежали из поместий и жили среди свободных»[177]. А это означало, что колоны, бежавшие от вандальского господства к мавро-берберам и жившие там как свободные, возвратившись после поражения вандалов, попадали в крепостную зависимость к крупным землевладельцам.
Во главе Северной Африки Юстиниан поставил преторианского префекта, позже получившего звание экзарха, с 396 чиновниками при нем, а во главе провинций — 4 консула и 3 презида с 50 чиновниками при каждом. Были расквартированы войска, перед которыми поставили задачу подчинить Византии все провинции в тех размерах, которые они имели до появления вандалов в Африке[178]. Как верно подметил Прокопий Кесарийский, «Юстиниан, устраивая здесь все по своему произволу, хотел иметь возможность высосать все соки из Ливии и ограбить ее целиком»[179].
Вандальское и византийское завоевание Северной Африки задержало ее нормальное социально-экономическое развитие, обессилило ее, чем воспользовались африканские степные кочевые племена, а вслед за ними и арабские завоеватели.
Заключение
В III–IV вв. в Северной Африке развивались процессы феодализации, связанные с достигнутым уровнем ее производства и невыгодностью применения рабского труда при таком уровне. Крупные землевладельцы стали пополнять естественную убыль рабочей силы за счет местных людских ресурсов путем закрепощения различных категорий местных тружеников. Связь с Римом и зависимость от него была главным образом политической. Ничего не получая от Рима, страна снабжала его продовольствием и платила многочисленные налоги.
Перестройка народного хозяйства на крепостнический лад, сохранение многих остатков рабовладельческого строя, закрепощение местных тружеников и низведение их до положения рабов, вымогательства чиновников и сборщиков налогов, своеволие военачальников привели к обострению социально-политической борьбы.
Социальный протест тружеников выливался в массовых восстаниях агонистиков-циркумцеллионов, еретических движениях, в бегстве к мавро-берберам горных и пограничных районов.
Часть местной социальной верхушки, недовольная неспособностью Рима гарантировать внутренний мир и внешнюю безопасность страны, видела выход в создании местного государства и местной церковной организации в виде донатистской церкви.
Мавро-берберские племена горных и пограничных районов могли стать союзниками африкано-римской знати в борьбе за независимость от Рима и против опасности со стороны степных кочевников, но они оказались в конце IV — начале V в. ненадежными, поскольку сблизились с революционными и оппозиционными слоями местных жителей, искавших у них убежище, и приняли христианство по донатистскому обряду.
167
Ibid. I, 17.
168
Ibid. 1,20.
169
Ibid. 1,25.
170
Ibid. 11,9.
171
Procopios. De Aedificiis, 1, 10, 16; Corrippus. In laudem Justini, I. Vers. 286–288 // MGH AA. T. III. P. 124.
172
Corippus. Joha
173
Ibid. III. Vers, 331–336. P. 35.
174
Zacharias Rhetor. Eccles. Hist. IX, 17.
175
Cod. Justinianus, I, XXVII. De officio praefecti praetorio Africae et de omni eusdem dioceseos statu.
176
Procopios. Arcana Historia. XVIII, 10.
177
Corpus juris civilis. Vol. 3. Novellae. Appendix. 6.
178
Cod. Just. I. XXVII. II. 4, 7, 13.
179
Procopios. Arcana Historia. XVIII. 9.