Страница 85 из 140
- Ну вот, что, Саша! – сказала Екатерина Мамонову, - ты у меня дипломат превосходнейший, побеседуй-ка попеременно с Безбородко с этим шведским парламентером. Не пойму я, чего хотят они. А как ясность будет, то может и сама приму. И Тутолмину отпишите, пусть срочно отправляет ко мне Спренгпортена. Он у нас знаток дел финляндских.
***
Число первых заговорщиков уже выросло до ста человек, а потому собравшись в местечке Аньяла, решили они учредить конфедерацию, так и вошедшую в историю под названием Аньяльской.
Обсуждали бурно, и чтоб потом никто не отказался от участия, договор составили. Пункты его писали тут же, под диктовку:
- Воинским уставом не сказано, как далеко должны мы повиноваться. А пошли в поход в связи с новой формой правления – по королевскому указу. – выкрикивал майор Маннергейм.
- Но, увидели, что не русские напали а мы. – добавлял майор Тролль.
- Попали мы в самое труднейшее положение, хотя его королевскому величеству докладывали о том, но Густав оставил все без внимания. – подсказывал третий.
- То есть мы хотим выступить от лица нашего короля за мир, а коли Россия не согласиться, то сражаться до последней капли крови. – старался все сгладить осторожный генерал Армфельд.
- Сейм нужно срочно созывать! – выкрикнул фон Оттен.
- И казну освободить от оплаты долгов короля, а ему назначить определенное содержание – подсказал кто-то.
- Да арестовать его надо! – тихо молвил капитан фон Вальк и все внезапно обернулись на него. Повисла минутная тишина.
- Или даже убить! – громко нарушил молчание решительный Хестеску.
- Но… - нерешительно промямлил старый Армфельд, - кто ж возьмет на себя такое, ведь это… это наш король.
- Я! – твердо заявил Хестеску.
- И я! – поддержал его фон Вальк. – Кто-то должен ответить за смерть моей жены!
- Нет, нет, господа, - затряс руками Армфельд, - я этого не слышал. Я, пожалуй, отпишу его королевскому величеству, я объяснить попытаюсь, что наши действия пропитаны лишь духом верноподаничества, что письмо наше к русской императрице есть лишь пожелания блага нашему королю и отечеству, а по получении положительного ответа от Екатерины мы тут же известим и своего короля.
Густав, получив подобные объяснения от Армфельда, впал в прострацию. Он метался в бреду и выкрикивал одно:
- Я отрекаюсь! Я больше не король!
Масла в огонь добавил начальник галерного флота Анкасверд. Он тоже заявил о том, что заключение мира было не худшим выходом из положения.
Заговорщики рыскали по всем полкам, набирая себе все больше единомышленников. Писали лидерам оставшейся оппозиции: в Стокгольм – Штакельбергу, и в Гетеборг – Де Риезу . Палатка майора Маннергейма стала центром, откуда подметные письма разлетались по всем уголкам страны.
На север к Гастферу и Стединку прибыла особая делегация во главе с майором Глансенштерном.
Стединк держался. Его уговаривали, ему угрожали. Гастфер и Брунов отмалчивались. Барон вызвал к себе Егерхурна:
- Майор, вот вам письмо. Отвезете его нашему королю. В нем, я не буду скрывать от вас, я еще раз пытаюсь открыть глаза его королевского величества на все происходящее здесь. Не ошибусь, утверждая, что уже ведутся тайные переговоры с противником. Не исключено, что в скором времени мы будем здесь все окружены. Его величество был подло обманут, когда перед войной ему рисовали радужную картину состояния флота и армии. А теперь, наш король обманут и своей финской армией. Это измена. Причем, Егерхурн, измена двойная. Воинственные советы и приукрашенная действительность до самой Пуумалы, уже были изменой, которая создала предпосылки для нового предательства – в финских полках. Густав сам стал жертвой прельстительных речей, тех, кто так жаждал этой войны, потому, что сам жаждал славы нового шведского короля-героя! – последние слова вырвались у полковника непроизвольно. Он замолчал и внимательно посмотрел на Егерхурна.
Майор скромно отвел глаза в сторону.
С 26-го июля, в течение трех дней, Стединк предпринял отчаянную попытку обстрела крепости. Нейшлот лениво отвечал своей артиллерией.
- Не угомоняться никак! – наблюдал за действиями шведов комендант крепости Кузьмин. Положение осажденных было, конечно, не ахти, особенно с провиантом худо, да и болезни начали развиваться, но огневых припасов хватало. – Ничего, продержимся! – ободрял всех защитников однорукий маеор.
Неожиданно Гюнцель помог. Прислал эстафету к шведам. С ней прибыл помещик выборгский Пистолькорс. Поговорил наедине с Гастфером. Сообщил «конфеденциально», что идет сюда на них от Выборга генерал Шульц с несколькими тысячами солдат. А потому, благоразумнее, отступить будет в свои границы. По приказу Гастфера трубач утром вызвал на фас крепости коменданта.
- Ну чего еще вам? – недовольно крикнул ему Кузьмин.
- Его превосходительство, бригадир Гастфер, перемирия просит.
- С чего бы это? – полюбопытствовал Кузьмин, с высоты стен свесившись.
- К нам эстафета прибыла от вашего командования. Изучают. Оттого просят не стрелять. – в ответ прокричал снизу трубач.
- Откуда русский знаешь, парень?
- Карел я. Родных много на вашей стороне. – пояснил парламентер.
- Ну и чего полезли тогда, дурьи головы? – грозно спросил Кузьмин.
- Да мы-то что… - пожал плечами трубач, - нам приказали.
- Ну и надолго замириться хочет твой бригадир?
- До пяти вечера завтрашнего дня.
- Передай, что комендант согласен. Но при условии…
- Каком?
- Коли что увижу… перестроения там, или позиций смену, или войска начнут движения… стреляю сразу. Без промедления. Так и передай!
- Будет сделано! – трубач сел в лодку и отчалил от стен крепости.
- Поручик! – Кузьмин кликнул Бехлия.
- Здесь я. – за спиной стоял.
- Глаз с них не спускать. Коли что… пали, не раздумывая.
- Слушаюсь.
- Ну, с Богом тогда. Пойду вниз спущусь. Отосплюсь, пожалуй. Ежели что – буди, не мешкая.
- Отступаем, господа! – распорядился Гастфер.
- Я вас не понял, барон! – воскликнул в недоумении Стединк.
- Здесь нечего понимать… - сверкнул глазами бригадир, - или ваш друг король не сообщил вам еще ничего интересного? А я, представьте, получил, и целых две новости сразу.
- От короля?
- От него дождешься… как же, его величество только вам, барон, пишет. – не удержался, съязвил Гастфер. – От генерала Карла Армфельда! – пояснил. – Осада Фридрихсгама прекращена, армия отступила в свои границы. А от русских известие, что сюда от Выборга движется генерал Шульц с несколькими тысячами солдат и артиллерией.
- Я не верю этому! – в сердцах выкрикнул Стединк.
- Вы у нас, барон, лицо, облеченное самым высоким королевским доверием. Можете оставаться и продолжать осаду Нейшлота. Окружение вас русскими и даже сдача в плен для вас пройдет без последствий. Выменяют. Как младшего Армфельда. А нас с Бруновым – увы! Скорее в измене обвинят. Так что увольте. Я принял решение – отступить.
На следующий день, в пять часов вечера, трубач опять объявился под стенами Нейшлота. Кузьмин кряхтя поднялся на стены:
- Ну чего сызнова приперся? Что ныне-то скажешь?
Парламентер развел руками:
- Сказать особо нечего. Велено передать, что перемирие продолжается.
- И надолго? – хмыкнул маеор.
- Неопределенно.
- Тьфу ты! – сплюнул сверху Кузьмин, - И что за бестолковые у тебя начальники, парень. Даже перемирие по-людски заключить не могут. И что мне прикажешь с вами делать?
- Я не знаю. – опустил голову трубач.
- Твои уходят что ли? – вдруг догадался Кузьмин.
- Похоже так. – кивнул парламентер.
В течение недели снялись и ушли из лагеря Гастфер и Брунов. Стединк оставался в одиночестве. Однако, делать было нечего. Позвал к себе Веселова.
- Поедем в крепость - приказал.
Сели в лодку вдвоем. Петр на весла, сам барон с развернутым белым полотнищем на носу стоял.