Страница 78 из 140
- Мой повелитель… - тончайшим голосом позвал Абдул Гамида сменивший визиря главный евнух.
- Что тебе? – отозвался султан, продолжавший внимательно изучать арабские изречения из Корана, что так искусно были вплетены в узоры потолка его покоев.
- Позволь порадовать сегодня вечером своего повелителя… - елейный тонкий голос обволакивал Абдул Гамида.
- Что приготовил своему султану ты на это раз? – заинтересованно спросил Абдул Гамид, и даже присел на своем великолепном ложе. Дурные мысли, связанные с войной, улетучились в тот же миг.
- Мой повелитель получит все, что желает и любит… Мед ее уст и пламень губ, влажность ее языка и прохладу грудей, гибкость стана горной кошки и неуловимость ее скользящих объятий, узость девичьего лона и огонь, бушующий внутри его… - султан почувствовал знакомое томление внизу живота и встал:
- Не томи меня, евнух, я уже возжелал эту красавицу. Разоблачай меня и веди скорее в бассейн! – Из полумрака покоев тотчас выскользнули две обнаженные до пояса чернокожие наложницы, в тончайших прозрачных шальварах, и осторожно, чуть позвякивая золотыми браслетами на узких лодыжках, стали снимать одежду с Абдул Гамида. Поддерживая под руки своего повелителя, они медленно повели его в соседний зал, где находился роскошный бассейн из белого мрамора. Золотые львиные головы, расположенные по всем восьми углам этого сооружения извергали тонкие струи воды, заранее смешанной с благовониями. Стены зала были отделаны самыми дорогими породами дерева и обставлены огромными ливанскими зеркалами. Абдул Гамид, по-прежнему, поддерживаемый двумя чернокожими мойщицами, осторожно спустился в благоухающую воду по малахитовым ступеням, и разместил там свое разжиревшее и обрюзгшее тело.
- Где твой подарок, евнух? – султан осмотрелся по сторонам, но кроме собственного отражения и двух негритянок, никого не обнаружил.
- Всему свое время, мой повелитель… - откуда-то доносился писклявый голос кизляр-агаси. – Ожидание лишь разжигает страсть…
- Тогда побыстрее, бездельницы! – Абдул Гамид шлепнул обеих наложниц по ягодицам. Чернокожие девушки стремительными, но очень нежными движениями намыливали и тут же омывали обнаженное тело своего повелителя. – Хватит! Я готов! – султан нетерпеливо оттолкнул их и попытался встать самостоятельно. Но огромное, разжиревшее тело плохо слушалось, Абдул Гамид поскользнулся и если б не девушки-наложницы, возможно тень Аллаха закончила свой жизненный путь немного раньше намеченного.
Наконец, омовение закончилось, султан был вытерт и обрызган благовониями. На него одели тончайшую тунику из египетского льна. Абдул Гамид вновь оттолкнул обеих наложниц и самостоятельно направился в покои. Уже горели свечи, зажженные невидимыми руками слуг, источая неповторимый аромат мускуса, амбры и лаванды, создававший атмосферу ожидания любви. Как только он уселся на свое ложе, зазвучала нежнейшая музыка.
В его покои проскользнула девушка. Он не видел в полумраке ее лица, но как соблазнительны и упруги были юные черты ее тела. Ее чудесные груди были прикрыты тонко обработанными металлическими, с позолотой, пластинками, украшенными бахромой. Браслеты с драгоценными камнями надуты на запястья, верхние части рук и лодыжки. Все остальное – обнаженное, соблазнительно, бесстыдно голое от пальцев рук до ярко накрашенных ногтей на маленьких ступнях, с тончайшими полосками кисеи, лишь подчеркивали ее наготу, придавая таинственность очертаниям. Все мерцало блестками золотых и розовых снежинок, и ее не слишком широкий таз, вознесенный нежной округлостью бедер, казался изваянным из слоновой кости.
Восточные мотивы, легкие и заунывные, будоражили слух султана, опьяняюще пах фимиам, а отблески многочисленных свечей отражались в бронзе кожи танцующей прелестницы.
Дрожа всем телом, она откидывалась назад, и змееподобными движениями гладила свое тело, иногда, совсем незаметно, как дуновение ветерка, касалась бороды своего повелителя. Она танцевала, ритмично ударяя в бубен, сотни мелких косичек рассыпались по маслянистым плечам.
- Довольно! – поманил ее султан, - поди сюда!
Танцовщица скинула одну, за тем другую, третью, наконец, седьмую из полосок тончайшей материи, и в темноте сверкнула набедренная повязка, унизанная драгоценностями. Танец сделался стремительным. Низ ее живота, лоснящийся от пота, мелко вздрагивал, изображая наивысшую степень возбуждения женщины во время соития.
- Да иди же сюда! – нетерпеливо повторил султан. И черкешенка, прыгнув к нему на колени, стремительно поцеловала и тут же гибко выскользнула из его объятий. Султан пришел было в ярость, которая тут уступила место наивысшему возбуждению. Красавица манила и волновала его. Абдул Гамид заворожено следил за всеми ее движениями, и уже сам сдирал с себя ставшую вдруг тесной и мокрой от пота тунику.
Танцовщица, стоя сейчас спиной к повелителю, не прекращала дрожания своего тела, и он не мог оторвать глаз от сжимающихся в экстазе узких девичьих бедер. Теми же извивающимися движениями, она освободилась от того немногого, что еще оставалось на ее теле. Жалобно зазвенев, упали на пол чашечки, и совсем бесшумно исчезла набедренная повязка. Черкешенка стремительно повернулась к султану и одним прыжком оказалась в его объятьях.
Все произошло так быстро, что искушенный в любви Абдул Гамид ничего не понял. Он только ощутил пламень ее губ, влажность языка проникшего в его рот и невыносимый жар девичьего лона, передавшийся его чреслам. Вырвавшийся из нее крик боли вошел в него и перемешался с нестерпимым приступом собственной страсти. Кровь гулко ударяла в виски, совпадая по ритму с теми толчками, что обрушивала на него юная наложница. Абдул Гамид застонал и впился руками в ее узкие бедра. Как сквозь дымку он видел черные расширенные от страсти глаза, в которых отражалось все – любовь, мука, страсть, самозабвение. Султан повалился на спину и почувствовал, как он сгорает весь, словно на жертвеннике. Огненный вихрь пронзил его насквозь и вырвался на свободу, сопровождаемый воплем любви, ворвавшимся теперь в нее, как за минуту до этого, в него вошел ее крик боли. Его конвульсии передались девушке, и она, наконец, оторвалась от него и, изогнувшись, как натянутый лук, запрокинув голову, сжала изо всех сил бедра, издала истошный вопль, другой, третий и медленно возвратившись, затихла на груди султана.
Абдул Гамиду померещилось, что он потерял сознание. Его сердце билось так, что казалось, разорвет грудную клетку, он задыхался и инстинктивно хотел было оттолкнуть тело лежащей на нем девушки. Но, пошарив руками, он обнаружил, что никого нет. Она исчезла! Абдул Гамид с трудом приподнялся на локте и посмотрел по сторонам. Никого! Что за наважденье? Он ощутил небесное блаженство и, как показалось ему, чуть не умер вместе с тем. Врачи говорили ему уже, чтоб он умерил свой пыл. Да ну их всех, к шайтану! Половина из них дураки, половина неучи и шарлатаны. Жажда плоти и есть жизнь. О какой смерти они могут говорить! Ну где же она?
- Эй, евнух! – Абдул Гамид хотел крикнуть в полумрак покоев, но голос предательски дрожал, и вышло какое-то сипенье. Тем не менее послышалось:
- Я здесь, мой повелитель! - Из темноты тут же появилась согбенная фигура кизляр-агаси, как будто он стоял все время здесь, рядом и все видел. Но султану было не до этого:
- Где она?
- Она ушла, мой повелитель, видя, что вы нуждаетесь в отдыхе. Не слишком ли утомила она тень Аллаха на земле?
- Да. То есть, нет! – мысли путались в голове Абдул Гамида, а тело предательски дрожало от пережитого. – Я обязательно захочу ее видеть снова и снова, кизляр-агаси. У меня еще никогда не было такой женщины. Ты, - евнух почти распластался на полу, - будешь достойно вознагражден.
- Да продляться дни твои вечно, повелитель. – Послышался в ответ шепот.
- Так как зовут эту… эту… - султан никак не мог подобрать нужное слово.
- Ее зовут Зейра, мой повелитель. Она черкешенка и твоя джарийе. – подсказал евнух, не поднимаясь с пола.