Смерть в подлиннике

– Слишком много домыслов, Толя. Какие-то пожарные, полиция… Да не стали бы они болтать на каждом углу о том, что видели в сгоревшем доме Шеффера.

– В этот раз я ручаюсь за подлинность истории. Дело в том, что тому, кто мне рассказал об этом, я не имею права не верить. Это был мой отец. В то время он приехал в Берлин в составе торговой делегации и лично присутствовал на том приеме, где Шеффер объявил о картине Рафаэля Санти. Отец провел в Берлине всего неделю, а информацией из полиции его снабжали сотрудники посольства. Жаль, теперь у него уже ничего не узнаешь.

– Он умер вскоре после нашего с тобой знакомства, – вспомнил Гуров. – А я и не знал, что он был так крут.

– Ты не знал, что мой папаша объездил половину земного шара?! – хохотнул Бобровский. – Действительно, откуда тебе знать? Я ведь не рассказывал. Ну нет, Гуров, так нельзя. Хочешь, расскажу, как французы пытались напоить отца водкой на саммите в Торонто? Тогда наливай.

Утро встретило Гурова ярким солнцем, и он не сразу вспомнил, что не дома. Сознание вернулось быстро, память тоже, и сразу стало понятно, что накануне вечером они с Толяном Бобровским вовремя прекратили пить и отправились спать. В противном случае Лев Иванович сразу после пробуждения помер бы от головной боли.

Вчера Бобровский постелил ему на втором этаже, а сам остался спать на веранде. Этим утром они встретились на просторной кухне, за деревянным столом, который Толян сколотил сам.

– Половина восьмого, – доложил Бобровский, ставя перед Гуровым сковороду с яичницей. – Яйца покупаю у соседей. Ешь давай, от такого не отказываются.

Гуров все еще прислушивался к себе: а вдруг все-таки у него похмелье, а он еще не полностью проснулся, чтобы его ощутить? Но на удивление, он чувствовал себя неплохо.

– Эх, Гуров, заставил ты меня вчера вспомнить молодость, – сказал Бобровский. – Отец привозил из загранкомандировок столько интересного! Однажды даже магнитофон прикупил в Италии.

– Хорошо посидели, Толя. Спасибо тебе. Надо ехать, а то пока доберусь…

Бобровский вышел проводить. Дошли до «Форда», пожали друг другу руки.

– Если что-то нужно, то я всегда готов помочь, – сказал на прощание Толян. – У меня в Германии есть парочка знакомых. Если необходимо покопаться в архивах… ну, ты понял.

– Спасибо, друг. Буду иметь в виду.

– Доброе утро, Вера, – поздоровался Лев Иванович.

– Доброе, – кивнула она.

– Наш-то свободен?

– Для своих он всегда свободен.

Увидев Гурова, генерал-майор Орлов нетерпеливо поманил его рукой. «Выглядит так, словно выиграл бой без правил. – Гуров не мог не заметить напряженный взгляд и сдвинутые брови начальника. – И Стаса что-то нет. Ругать меня собрался? Да не за что вроде…»

– Садись. Докладывай, – приказал Орлов.

Гуров выбрал место за столом подальше.

– Голикова была в квартире Моргунова накануне своего исчезновения. Второго сентября.

– Свидетели есть?

– Конечно. Соседка по лестничной площадке. Между Моргуновым и Голиковой произошла ссора, и он выпроводил ее вон. Ссора произошла из-за неких предметов старины, купленных Моргуновым в Германии. Он продал эти вещи, уже находясь в Москве, и Голиковой это очень не понравилось. И Моргунов, и его соседка утверждают, что она долго кричала под дверью и требовала вернуть ей долги.

– Что за долги? – приподнял брови Орлов.

– Там целая история. Они вместе работали. Были переводчиками в советском посольстве в ГДР. Там между ними случился роман. Именно Голикова привила Моргунову любовь к винтажным предметам. Он увлекся этим делом настолько, что собрал целую коллекцию, состоявшую из облезлых плошек, гнутых вилок, соломенных игрушек и побитых молью диванных подушек. Недорогие старые вещи, по своей сути практически бесполезные. Но Моргунов искренне верил в то, что они уникальны. Думаю, в этом его убедила Голикова. Она же и помогла ему переправить все это через границу в Союз.

– Далеко ты зашел, – покачал головой Петр Николаевич. – Контрабанда, что ли?

– Можно и так сказать. При вывозе коллекции из Германии могли возникнуть сложности. Поэтому Голикова оформила коллекцию на себя, так как покидала Германию всего на несколько дней и вскоре должна была вернуться в Берлин. Она сделала упор на свой статус и не прогадала. Плюс была красавицей и за время пребывания в ГДР могла завести нужные знакомства, а это тоже нельзя сбрасывать со счетов. А вот Моргунова со всеми этими побрякушками могли задержать на таможне, так как он окончательно покидал Германию. К нему было бы больше вопросов, чем к ней.

– Опасная женщина. Им кто-то помогал провернуть эту аферу?

– В точку, Петр Николаевич. Одна Голикова бы не справилась. Кто-то помог ей оформить нужные документы или заранее подкупил таможенника.

– Так и запишем. – Орлов сделал пометки в блокноте. – Что еще удалось узнать у Моргунова?

– Только то, что я рассказал. У него алиби, я уже проверил. Третьего сентября он радовал своим присутствием врачей-кардиологов в больнице, откуда не мог уйти при всем желании. Дома его не было. Но вот что интересно… Моргунов показал мне фото своей коллекции. Он распродал ее, деньги давно потратил. Голикова, узнав об этом, внезапно потребовала свою долю. Вот тебе и долг, которого не было. А фотографии я отвез Бобровскому на оценку. Помнишь такого?

– Искусствовед из Пушкинского? Конечно, помню, – оживился Орлов. – Умный мужик. Мы же его несколько раз консультантом приглашали.

– Иногда забегаю к нему за советом. Охотно помогает.

– А мог бы и послать. Все-таки не его поле деятельности.

Гуров привстал и положил перед Орловым фотографии:

– Вот они. По мнению Бобровского, ни один из экспонатов не несет хоть какую-то ценность.

Орлов быстро перебрал фото.

– Ну и как тебе? – спросил Гуров.

– Я, конечно, не специалист, но это действительно мусор, – протянул генерал-майор.

– А Голикова утверждала, что это дорого-богато, – заключил Гуров. – Есть у меня одна мысль, Петр Николаевич. А не могла ли Алевтина Михайловна таким образом провезти через границу еще кое-что, о чем Моргунов мог не знать? Она-то уж точно знала, что ее не будут досматривать, как Моргунова.

– Так можно похитить все что угодно. Есть какие-то версии?

– С Бобровским нам повезло вдвойне. Его отец был в командировке в ГДР и посещал наше посольство. Им устроили прием, на котором немецкий антиквар Вилле Шеффер объявил, что приобрел автопортрет Рафаэля Санти. Никто раньше эту картину не видел, а теперь она в его руках. Только нужна экспертиза, но он уверен, что автопортрет подлинный. Его слова слышат все, кто был на том приеме. Но утром следующего дня Шеффер погибает в пожаре, случившемся в его доме. Следов картины не обнаружено. Ну и как тебе?

– Полагаешь, Голикова могла быть замешана в убийстве?

– Хотелось бы подробнее углубиться в ее прошлое.

Орлов откинулся на спинку кресла, постучал пальцами по столу.

– Хочешь вскрыть нарыв на теле партии? – усмехнулся он.

– А если эта картина до сих пор в России? – в тон ему ответил Гуров. – Моргунов ведь был начинающим исследователем, мог и сбыть ее по незнанию за копейки. Но контакты покупателей у него не сохранились, я спрашивал. Распродажа коллекции случилась очень давно, вырученные деньги он уже потратил. Вряд ли полотно осталось у него, иначе он бы обратил на него внимание.

– Бобровский может быть знаком со многими ценителями старины, – сказал Орлов. – Подключи его. Пусть поищет автопортрет среди своих знакомых. Но, если честно, Лев Иваныч, от этой гонки за призраками так сильно несет утопией, что я мало верю в успех. Но ты попробуй, конечно. А там чем черт не шутит. Похоже, у старушки была очень интересная жизнь. Как ты сказал? Убитого антиквара как звали?

– Шеффер.

– Да нет. Имя.

– Вилле.

– Смешно, – с каменным лицом произнес Орлов. – А теперь отправляйся в Шаткое. Стас уже там. Волонтеры что-то нашли.

Глава 5

Завидев знакомый «Форд», Крячко помахал рукой. Гуров тут же свернул к обочине и, проехав несколько метров, припарковался, оставив позади несколько патрульных машин.