Страница 17 из 74
— Воронцов, — киваю со своего места, изображая ответное приветствие. — Ты меня простишь, если я скажу, что жениться по доверенности — не вариант?
Задние ряды зрителей выдают короткий смешок.
— Даже наше либеральное законодательство, — продолжаю, — требует личного присутствия. Иначе о легитимности процедуры речь не идёт.
— Ты это к чему? — Серёга недовольно оглядывается назад, но сделать ничего не может.
Да, слышат многие. Но и из зала их удалить — надобно этих приставов заменить на других. А для такого около суток одни документы оформлять да через судейскую коллегию проводить, да здравствует местная бюрократия.
Я специально эти подробности скрупулёзно выяснял.
— Я это к тому, — поясняю, — что судьёй показания совсем другого человека затребованы. Не твои. Извини, но твой приход по этому августейшему поручению — та женитьба по доверенности есть. Нелегитимная имитация, которой только подтереться, — припечатываю.
— Чего ты хочешь? — исподлобья смотрит граф.
Решил наплевать на зрителей, понятно.
— К сожалению, ничего такого, что решается на твоём уровне. — Вздыхаю. — Хотел, если бы монарх человеком оказался, полюбовно обсудить дочь его, раз. Это она приказ о применении оружия массового поражения при мне отдала.
— Не забывайся! — на рефлексе напрягается собеседник.
— Иди *****.
— Хорошо, — Воронцов чуть сдаёт назад. — Какие есть тому свидетельства?
— Свидетелей изрядно. Даже монархи кое-каких уважаемых государств своими глазами видели, — какое-то время меряемся взглядами.
— Не граждане наши и не подданные, — качает головой Серёга, лихорадочно просчитывая сразу несколько линий. — В суде их свидетельства в адрес августейшей фамилии недействительны.
— Шу Норимацу, Изначальная Соты.
— То же самое, она подданная Микадо. Наша доброта, позволившая ей владеть собственностью на нашей территории, не даёт ей всего перечня прав гражданина Империи.
— Слово Ржевского, — спокойно пожимаю плечами.
Этот аргумент берёг для другого случая, не для беседы с человеком уровня Воронцова, но больно уж люди из зала внимают. Я отсюда чую.
В этом месте собеседник подвисает. По всей видимости, он сейчас общается с кем-то по бесшумке, потому что через четверть минуты выдаёт:
— Твоё слово, конечно, занятный прецедент. Но…
— Твой патрон в должности царя периодически обманывал. И этот, и другие, сто лет назад — история всё помнит. А мы… — не договариваю. — Я поэтому в суде и хотел пообщаться: чтобы независимая третья сторона рассудила.
— Даже если ты и прав, — граф тщательно подбирает слова, — это всегда делалось исключительно ради высших интересов. Ты не хочешь перенести беседу куда-нибудь в другое место? — Серёга не выдерживает покер-фейса и снова нервно косится за спину.
— Не хочу. У меня от народа секретов нет. Ты сейчас уполномочен говорить от имени царя?
Тут Воронцов ну очень долго молчит. Затем коротко качает головой слева направо и нехотя изрекает:
— Тебе мало твоих проблем? Ну вот какого чёрта ты всё время на красный свет лезешь?
— Не играй словами и не подменяй понятия. Суммируем. Принцесса Юлия на моих глазах распорядилась применить ОМП, — загибаю первый палец. — Я с её отцом хотел полюбовно вопрос в суде обсудить, но вместо него тебя прислали.
— Ты не много ли на себя берёшь?
— Обычно Ржевские с террористами переговоров не ведут, — продолжаю спокойно. — Но даже приговорённому к смертной казни дают последнее слово. В данном случае я хотел отца этой бл*ди послушать, вдруг не в себе она… Магический Конклав, — загибаю второй палец. — Что за организация? Судя по случившемуся, над ней давно пора общественный контроль ставить. Тоже есть о чём поговорить: Юлька команду отдала, Конклав исполнил.
— Уймись, — Серёга гневно смотрит на меня.
— Третий пункт, твоя должность. — Сам напросился. — Внутренняя разведка. Слушай, а что у нас за страна такая, что против собственного народа разведку вести надо⁈ — очень качественно изображаю удивление.
Когда я делаю такое лицо, собеседников обычно только что не подбрасывает.
Аплодисменты и смех с задних рядов указывают, что линию веду точно.
— Четвёртое, — ещё один палец. — Незаконный эдикт твоего босса, который я лично отменил.
— Оружие? — на лбу графа появляется глубокая вертикальная борозда.
— Угу. Владение оружием, защита своей жизни и свободы — святое право каждого свободного человека. Нет его лишь у рабов. — Опять выдерживаю паузу.
Она очень хорошо ложится на звенящую тишину в зале. Представляю, какие тарарамы творятся сейчас на других концах каналов связи, которые по амулетам следят за происходящим тут.
Ну а чё, резонанс штука такая. Если само явление с точки зрения науки знаешь, то и в другой сфере им тоже воспользуешься успешно.
Я физику знаю хорошо.
—
Дальше говорит исключительно на нём.
А-а-а, понял. Точнее, из памяти предшественника прогрузилось: большинство простого народу эту речь не понимает, в отличие от аристократов. Дима Ржевский, кстати, тоже не сильно в предмете преуспел, хотя по происхождению и должен был бы.
Быстро Серёга сориентировался. Специально говорит по-французски, типа фильтр включил: и общаемся дальше (с одной стороны), и поймёт только высшее сословие, с которым из Дворца всегда удобнее договориться (это уже с другой стороны).
От открытой решётки для заключённых слышится сдвоенный топот каблуков: не иначе, кузины Барсуковы спешат мне на помощь.
Они-то не в курсе, что лично у меня лингвистических проблем нет.
Хм, а приятно. Особенно когда они с двух сторон вот так ручки на плечи мне кладут. Главное сейчас — радоваться про себя, без идиотских улыбок во все тридцать два.
Исключительно из профессиональной привычки она сейчас наблюдала за обоими помещениями: и за залом суда, и за местом, где находилась Шу.
К сожалению, французского Накасонэ не знала. Как и Наджиб, и аль-Футаим, и трое сестёр Норимацу.
Его знали Барсуковы, но те находились рядом с Ржевским.
— «…ты очень пожалеешь, если сейчас же не отступишься», — к великой удаче, Светлана Левашова являлась местной дворянкой и графа Воронцова, как и эту речь, понимала отлично.