Бер и Берегиня

Что за фигня тут происходит???

Найдя штаны, по крою, явно мужские, слезла в них. Практически по размеру. Подкатав штанины, открыла дверь комнаты и осторожно выглянула наружу. Обычная, ни чем не примечательная комната, судя по всему — зал. Два больших дивана, четыре кресла, столик. Сделала шаг наружу. Ничего не произошло. Осторожно пошл по комнате. Это явно не дом бабушки и дедушки Кирилла.

Взгляд зацепился за фото, висящее на стене. На листе фотобумаги, в формате а4, вставленным в красивую рамку, была запечатлена пара. Высокий, рослый молодой парень, с темными короткостриженными вьющимися волосами в черном костюме держал за руку маленького роста светловолосую девушку, едва достававшую макушкой ему до плеча. Длинные тонкие пальчики девушки сжимали небольшой букетик. На девушке было красивое белое платье, которое открывало худенькие плечи. Платье было строгое, без рюшечек и прочих атрибутов свадеб. Но вся фотография буквально кричала о том, что молодых людей запечатлили именно в момент бракосочетания.

Что-то неуловимо знакомое сквозило в парне. Подойдя поближе, я поняла, что именно. Глаза. Карие глаза, почти что черные, бездонные. Широкий и гордый разворот прямых плеч. И подбородок. Тяжелый, массивный. Как у Коновалова. Только губы были полные. Как у меня.

Твою мать.

Ноги практически сами вынесли на улицу. В голове стучало только одно. Этого не может быть. Просто не может быть!

— Булка, ты куда? — меня ловят родные сильные руки, родной и такой любимый голос басит где-то над макушкой.

Передо мной стоит Кирилл. В серой футболке, такой же мощный, монолитный, но с короткой стрижкой, а не лысый, как обычно. И как-то… Старше, что ли.

Икнув от неожиданности. Я проснулась.

А потом долго лежала в кровати, приходя в себя. Это что же, я сейчас видела своего сына? Вещий сон, что ли? Да нет, это всего лишь моя впечатлительность, да гормоны. Да да, именно так. Впечатлительность и гормоны.

Села в кровати. Комната была та же, в которой я засыпала. Платяной шкаф, разбросанные по всей комнате мои вещи, которые Кирилл практически сдирал с меня вчера. Выдохнула. Я не во сне. Хорошо то как.

Оделась и спустилась вниз. Шура была на кухне, они о чем-то говорили с Алисой. Увидев меня, бабушка моего мужчины улыбнулась.

— привет, дочка. Как спалось? Мы не стали тебя будить вчера. Сон сейчас необходим.

— Привет, Варь. — Алиса кивнула, и налила из горячего заварочного чайника чаю. Наверное, это был чай. Судя по разлившемуся аромату трав, чай был с добавлением мяты и ромашки.

— Привет-привет. — поздоровалась я, усаживаясь на лавку. — Они давно ушли?

— Вчера еще. — ответила Алиса, откидывая со лба рыжую прядь, — Сегодня вечером должны придти. По крайней мере, ни обещали.

Небольшой червячок обиды заворочался в душе. Мог бы и разбудить, чтобы попрощаться. Одно слово, медведь.

Казалось, Шура читала мои мысли. Как у нее это получается?

— Не обижайся на него, Варь. Им надо было идти, а ты спала.

— Да я необижаюсь, бабШур. — отвечаю, прихлебывая вкусный чай. — Просто все как-то..

— Непривычно?

— Да. Вся жизнь перевернулась вверх тормашками. Да еще и сон этот.

— Сон? — Алиса заинтересованно вскидывает бровь.

— Да приснилась фигня тут..- я попыталась отмахнуться, но не вышло. Шура села рядом с Алисой, и обе заинтересованно уставились на меня. Вздохнув, проклиная свой язык без костей, начинаю им рассказывать. Обе слушали внимательно, заинтересованно. А по окончании, Шура задумчиво произнесла.

— Такие сны, дочка, радость. Ты знаешь, что у вас се будет хорошо, что сын будет, что он женится. И что вы с Кириллом будете вместе.

— разве Беры могут развестись? — удивляюсь я.

— Добровольно- нет. — Шура серьезна, как никогда. — Это и твоего волколака касается, Аллис. Пары, созданные Луной, добровольно не могут распасться. Но жизнь такая штука… Да и работа у них опасная, как не крути. А ты видела его. Значит, все хорошо.

— Да бросте, бабШур, это просто сон.

— Ну уж нет, Варвара. — Шура чуть нахмурилась. — Просто сон- это у меня или у Алисы. А твои сны, они почти все вещие. Привыкай, солнышко. Ты будешь в курсе того, что будет и что было. Только вот систематезировать не получится, они будут приходить так. Как им захочется. Управлять этим нельзя.

Хлопнула входная дверь, принеся с собой свежий запах мороза и прохладу. На кухню ворвалась румяная дочь Алисы, вся румяная, в снегу. Следом зашел добродушно посмеивающийся дед Кирилла. Кухня сразу наполнилась веселым детским смехом.

— Ольга. — Алиса одернула дочку. — Ты почему в уличной одежде на кухне? А ну марш раздеваться, мыть руки и обедать! — женщина серба увела дочку.

А дед Коновалоса плюхнулся на предательски скрипнувшую под его весом лавку и хлебнул чая из кружки жены.

— Уф, как будто заново родился. — пробубнил он. — Малявка- та еще егоза. Укатала меня. Но я чувствую себя помолодевшим. — и хитро глянул на жену.

— Ну тебя, охальник. Не при дочке же. — Шура зарумянилась и покосилась на меня. Я сделала вид, что ничего не заметила.

— А я что, я ничего! — Глеб тут же напустил на себя привычно серьезное выражение лица. — Шур, помнишь, где-то у нас были Кирюшкины старые коньки. Оленьке пригодятся. Скоро на озере станет лед, надо будет научить малявку кататься. Мы сегодня накатались, по лесу нагулялись, я ее на спине катал.

Слушаю, как этот огромный, взрослый мужчина рассказывает о проведенном дне в играх с ребенком, и понимаю, сколько же нерастраченной любви в его большом сердце. Им бы еще детишек. Кроме Кириллиной мамы, но судьба распорядилась иначе. Появление Ольги для Шуры и Глеба- глоток свежего воздуха.

22.1. Кирилл Коновалов.

Непривычно было быть одному. Возвращаться в пустую квартиру. Но радовало одно. Варя и ребенок под защитой и им ничего не угрожает. А значит, можно заняться делом. Чем быстрее расплюемся в этой непонятной дичью, что творится в городе, тем быстрее окажусь дома.

И Милош перестал дергаться за своих девчонок. Перестал на меня огрызаться. Ну и Босс наш вздохнул спокойно.

Наша машина тормознула у одного непримечательного кафе, что находилось на окраине города, на стыке промзоны и жилых домов. Для простых жителей, это было кафе типа рыгаловка, откуда иногда выносили на улицу перебравших посетителей. А для посвященных, это было одно из тех мест, где можно найти нужную информацию.

Спустившись по скрутым ступенькам вниз, в подвал, мы прошли мимо выгравированного на одном из кирпичей в кладке знаки Нави- головы мертвеца, у которого из правой глазницы вылезало щупальце.

В помещении было не мнголюдно, за стойкой был неизменный бармен — невысокого роста худощавый парень, лысый, как коленка. Он сосредоточенно натирал кружки. Мы с милошем сели у стойки.

— чем могу быть полезен? — спросил бармен, окинув нас взглядом.

— ответами. — Милош красноречиво положил на стойку удостоверение.

— Я не гугл и не справочное бюро. — хмуро бросил бармен. — Тем более, помогать вам двоим себе дороже. Мне тоже хочется пожить.

— Тафталогия какая-то, — хмыкает Вук, — Нечисти хочется житть.

С громким стуком бармен поставил на стойку кружку, чем привлек к себе и к нам заодно не нужное внимание.

— Я вам помогать не буду. У меня семья, и если узнают, что я что-то вам рассказал, их убьют.

— А если не расскажешь, то убьют тебя и прямо сейчас. — Вук обворожительно улыбнулся.

А я молча положил на стойку перед барменом фотографию торса Виктора. При осмотре, наши ребята нашли интересное клеймо в районе пупка. Равнобедренный треугольник, внутри которого чаща и кость. Нагим такое раньше не попадалось, да и старые книги молчали.

Бармен кинул на фотку взгляд и, проморгавшись, произнес:

— Пиздец.

Мы подались ближе к нему.

— Почему пиздец? Кому? От чего?

Бармен окинул взглядом зал за нашими спинами, и еле заметно кивнул нам, чтобы мы прошли с ним в подсобку. Там, усевшись на колченогий стул, начал рассказывать: