Шепот крови

Неясные шорохи снаружи, быстрые шаги девушки. И вот Мириам снова осталась одна, но теперь в ее руках было хрупкое спасение – Сердце полуночи. Она твердой рукой выдернула пробку. Приятной пряной на вкус жидкости хватило на один короткий глоток, и Мириам ощутила, как внутри нее замирает жизнь. Она вновь припала к горлышку склянки, желая убедиться, что выпила все до последней капли, а затем швырнула ее вглубь пещеры, где никто не станет искать осколки.

Мириам кричала и смеялась, чувствуя, как Сердце полуночи отбирает у нее жизнь. Она хохотала до слез над своей незавидной судьбой, с головой отдаваясь страху. До тех пор, пока не перестала дышать.

Горная тюрьма. Лагерь отступников. Рассвет

Гален сжимал в руках факел, освещая безжизненное тело Мириам. Он пришел в пещеры сам, желая убедиться в произошедшем.

Он знал старинную игру, пришедшую из Тирона. По разлинованной доске двигались черные и белые камушки. Игрок шаг за шагом должен был уничтожить фигурки противника. В последний раз он играл в эту игру во дворце с той, что теперь была мертва. Бездушный белый камушек, попавший на его сторону по ошибке противника.

– Ее сердце просто остановилось, мой господин, – лепетал самый старый и опытный лекарь, приблудившийся к отступникам. – Я видел, так бывает даже с юными девицами от страха. Не стоило заключать ее во тьме.

Старик оказался бесполезен. Гален и без него чувствовал явственное присутствие смерти.

– Ты не знал ее, старик, – сквозь стиснутые зубы проговорил он. – Молодая крепкая женщина умерла, не выдержав страха?

Искусный нож, украшенный янтарем – вот все, что осталось у Галена от Мириам. Она слишком рано вышла из этой глупой игры, а ведь он имел на нее иные виды. Эта девушка могла стать символом его победы.

Сталь сверкнула и лезвие ножа скользнуло по шее лекаря, стоящего над трупом на коленях. Кровь заструилась по камням, но Гален не почувствовал ни вины, ни сожаления, ни даже вожделенного облечения. Стоило сжать лезвие ножа в ладони, пустить впрок кровь старика, и Мириам могла дойти до Дагмера как кукла в ярмарочном театре и рухнуть под крепостными стенами. Она бы сделала все, чего бы он не пожелал, но перед ним на камнях лежало лишь тело, в нем больше не жила та пламенная душа, что могла восхитить или заставить ненавидеть.

– Она не побоялась даже меня, – Гален шумно выдохнул, небрежно обтер лезвие об одежду умирающего старика, беспомощно шарившего вокруг окровавленными руками. – Никчемный ты олух. Старый ты осел…

Гален снова ничего не почувствовал. Однако, все же решил не осквернять тело Мириам темным ритуалом. Да, он мог произвести должное впечатление, способное обратиться в балладу или даже легенду о смерти последнего из Смотрителей. И это было бы прекрасно, ведь первый из них издох слишком тихо. Но Гален не посмел обратиться к кровавой магии, помня, что Мириам когда-то была так добра к нему, когда все вокруг не отвергали его и не желали слушать.

Он, словно опомнившись, бросил злобный взгляд на двух громил, охранявших его собственный покой. Оба отступили назад, что еще больше разозлило его. Они были трусами. Вот кто отошел бы в иной мир под страхом темноты. Но не она, не Мириам.

– Бросьте ее тело под сигнальными башнями. В Дагмере каждая собака должна узнать, что ее больше нет, – выпалил он, хотя желал снова достать остро заточенный нож и учинить расправу над олухами, не способными выдержать его взгляд.

Белый камушек все еще мог сделать свой ход, обратив противника Галена в отчаяние и сковать его болью. Чем тот слабее, тем проще будет одержать победу и захватить все поле.

Убежище, Дагмерская гряда

Время замерло и стало таким вязким, что Морган не мог представить себе, сколько дней провел в охотничьей пещере. Его тело сильно ослабло. Селма привела в порядок его старую одежду, и только надев дублет, он понял, что высох как дерево, лишившееся корней. Руки истончились, глаза впали, лицо изменилось и стало похоже на маску. Он будто постарел на десяток зим – победа над скверной ему дорого обошлась.

Селма приходила, пока он спал, и снова принесла воды. В этот раз горянка решила, что ему не повредит корка свежего хлеба. Его аромат одурманил Моргана, но он заставлял себя есть медленно, разминая хлеб на мелкие крошки. Он не чувствовал в себе сил принять еду, но должен был узнать, способно ли на это его тело.

Когда удавалось перебороть слабость, он разминал ноги, ковыляя по пещере, выходя наружу, чтобы вдохнуть свежий морозный воздух. И теперь он понял, что готов вернуться в Дагмер. Ему полагалось дождаться Селму, благодарить и просить ее помощи, чтобы не брести одному вдоль горного хребта, но он не мог ждать. Или не хотел.

Накинув на плечи одну из шкур, укрывавших его во время лихорадки, он затушил огонь и покинул пещеру. Чтобы осилить путь, он подобрал крепкую, еще не заготовленную для кострища ветку, и шел, опираясь на нее, как старик на посох. Увидев куст рябины, он вспомнил, как однажды в дороге Мириам заплела яркие ягоды в волосы, и его руки теперь сами потянулись за гроздью, что показалась ему красивее других.

Дней, проведенных в бреду, оказалось достаточно, чтобы вспомнить все. Он упорно возвращал себе каждое воспоминание, подернутое липкой дымкой скверны. Он вспомнил, как много нежности и заботы о Мириам хранило его сердце, и только чары лесной ведьмы не позволяли ему разглядеть в этом любовь.

Он не мог ждать, ведь так много времени было потрачено напрасно. Столько дней он провел ослепленный и пустой. Но теперь он шел умолять о прощении, пускай даже придется стоять на коленях. Он не мог забрать ту боль, что причинил, но хотел исправить все.

Мириам. Стейн. Роллэн. Ивэн. Анна.

Каждый из них видел его в момент безумия. До каждого из них он должен был проделать свой путь и донести верные слова.

Морган больше не мог ждать.

Глава 28. Возвращение

Королевский замок, Дагмер

Морган пробирался в замок по тайному ходу, решив, что прятаться от чужих глаз, будет правильнее. Он шел медленно, в темноте цепляясь за стены, но не останавливался даже чтобы перевести сбившееся дыхание. Едва только оказавшись в привычных местах, он почувствовал в себе силы двигаться дальше, не допуская мысли, что останется непрощенным. Подпусти он их к себе ближе, не выбрался бы в одиночку даже с горного хребта.

Первым делом Морган вознамерился попасть в свои покои, и привести себя в подобающий вид. Он не желал вызывать жалость, однако скверна усердно потрудилась над ним, и дело отнюдь было не исправить свежим дублетом. Но северный лорд всегда оставался лордом: Морган посчитал, что бесчестно будет просить о снисхождении, бросая в глаза свою незавидную судьбу.

Именно поэтому он покинул тайный ход под галереей, выходящей в покои Смотрителей, оставаясь незамеченным. Он взбирался по лестнице, когда его настиг аромат благоухающих вечно живых дагмерских роз. Впервые за проделанный им непростой путь улыбка коснулась его лица, заставив задуматься, когда это случалось в последний раз – далеко за теплым морем в разморенном негой Фелисе. Но призрачное видение из прошлой жизни развеялось, едва он услышал чей-то всхлип.

Еще несколько шагов мимо пышных кустов роз, и Морган увидел их.

Ивэн сидел, согнувшись на скамье у фонтана, запустив пальцы в свои светлые волосы. Анна была рядом, и гладила его по плечам.

– Она жива, – дрожащим голосом ответил Ивэн. – Я не знаю, как мне это объяснить, но я чувствую… Что-то не так. Пойми! Она жива. Я вовсе не выжил из ума. Я это знаю.

– Тебе нужен сон, – вполголоса повторила молодая королева, смахнув со своей щеки очередную слезу. – Ты очень устал. Ты вымотан бессонными ночами…

– Пусть катится в великую Тьму проклятый сон! – зарычал Ивэн, покачиваясь. – Сначала Морган, потом Эрло, теперь она! Кто же следующий? Ты?

– Эрлоис жив и делает для тебя особую работу, – старший из Брандов вышел из тени, делая свое присутствие явным.