Шепот крови

– Прелестное создание, но безнадежно обреченное, – отстраненно проговорил он и замахнулся.

Тадде Руаль, незаконнорожденный сын короля Леонара, ударил Мириам тяжелой ладонью по щеке, отчего она рухнула на землю и больше не поднималась.

Башня Стонов. Мецца, Руаль

Во всем королевстве было невозможно сыскать места более мрачного и пугающего, чем Башня Стонов. Она принимала в своих стенах узников, доживающих последние дни, и толстая кирпичная кладка не могла заглушить их стенания. Мириам, девчонка с волосами цвета осенней листвы, стала едва ли не самой юной пленницей с тех самых пор, как был заложен последний камень, и в стенах тюрьмы пролилась первая слеза. Лишенная окон, она разрезала на две части широкую улицу, и в вечерний час, когда звуки городской суматохи уступали место тягучей тишине, каждый путник старался обойти ее стороной. Никто не желал слушать мольбы о спасении от тех, кто его не заслуживал.

Будь эта темная башня живым существом, ее бы немало удивила стойкость молодой узницы – она все хранила скорбное молчание с того самого времени как пришла в себя, вырванная из небытия мерзким смрадом пота, испражнений и болезни. Очнувшись, Мириам было подумала, что уже мертва, и Создатель уготовил подобную участь для всех воров и ведьм, но отвратительный писк крыс, снующих по едва освещенному коридору, был излишне настоящим. Более всего ее тревожило израненное тело. На удивление, из ее плеча кто-то вынул наконечник стрелы. Она не позволила себе обмануться тем, что кому-то оказалась небезразлична ее участь. Она поняла, что это было сделано из желания не дать ей умереть раньше дня казни.

День сменялся ночью, но в этих стенах время замерло – Мириам не видела дневного света. Сторожевой караул, расположившийся внизу башни, менялся непрерывно и лишь изредка кто-нибудь из стражников приносил ей миску с чем-то отдаленно напоминавшим похлебку.

Под самой крышей тюрьмы, не умолкая, стонал какой-то старик, и оттого тишина не наступала ни на мгновение. Мириам приходилось закрывать уши ладонями и порой ей удавалось провалиться в хрупкий, тревожный сон. Ей грезился чудный дом Реми, затерявшийся между холмов, аромат согретой солнцем земли, его добрая матушка и он сам, еще не загубленный тяжелым трудом, улыбчивый и беззаботный. Но потом она просыпалась и, лежа на грязном ворохе сена, забитом в угол, дрожала всем телом, но не издавала ни звука.

Она часто думала о своем друге, ведь для нее среди людей не было никого дороже, чем он. Ей не хотелось, чтобы он узнал о том, что совсем скоро ее не станет. Реми был прав во всем. Сколько предупреждений и уговоров она пропустила мимо себя. Все они теперь разом рухнули на ее плечи, их было столько, что ей было страшно встать на ноги и прогнуться под этим грузом, упасть на устланный нечистотами пол и разрыдаться в голос, завыть, подобно старику на вершине башни. Но Реми учил ее стойкости, оттого она молча кусала губы и крепче сжимала кулаки, так, словно бы ей еще представится случай сразиться за свободу и жизнь.

В час, когда заскрипела ржавая дверь, выходящая на узкую лестницу,

Мириам лежала на полу, бездумно уставившись в потолок. Она услышала, как по коридору ступали двое, – грузные шаркающие шаги тюремщика она сразу же признала, и осталась равнодушна к ним, но вот другие, легкие и стремительные, заставили ее навострить уши.

– Вот, эта камера, – злобно пробурчал толстяк. – А куча мусора в углу – твоя девчонка.

Мириам едва не вскрикнула от удивления – слегка пригнувшись, чтобы поместить под нависающим низким потолком костлявые плечи, перед решеткой стоял ее Реми. Она сорвалась с настила и вцепилась в его протянутые сквозь прутья холодные руки.

– Создатель… Что они с тобой сделали? – запинаясь проговорил он, блуждая растерянным взглядом по ее разбитому лицу, грязным, изодранным одеждам, застарелой повязке, темной от крови и пыли.

– Эй, стражник! – небрежно бросил Реми, так, как можно было обратиться только к прислуге. – Поди сюда!

Мириам безотрывно смотрела на друга и не понимала, как он мог себе это позволить. Тут в его руке, словно по волшебству, возникла золотая монета – он лихо подбросил ее и снова поймал. Увидев это, толстый караульный и правда подошел к нему.

– У коменданта для тебя есть новое задание. Советую поспешить узнать какое. Он очень не любит ждать.

Так они остались одни, и напускная дерзость и беспечность покинули юношу – он опустился на колени, Мириам присела напротив – им обоим было сложно устоять на ногах.

– Я уже сотни раз проклят за то, что не смог уберечь тебя.

Реми запустил обе пятерни в свои растрепанные волосы. Он не знал о чем стоит говорить, Мириам молчала в страхе произнести хотя бы слово – все, что она копила здесь, в заточении, готово было выплеснуться бескрайним океаном боли. Переборов робость, она коснулась его щеки, а он не отстранился. Внутри него бушевал другой океан.

– Чего они ждут? – наконец-то спросила она, непринадлежавшим ей голосом.

– Завершения ярмарочной недели, дня, когда в город стянется полкоролевства. Что ты знаешь о том, кого обокрала? – выдохнул Реми, стараясь не смотреть на Мириам. –Тадде… Он встал на якорь в порту специально чтобы посмотреть на казнь, хотя должен был уже уйти на восток. Большего ублюдка, чем он, сложно было отыскать, особенно – среди ублюдков королевских кровей.

Для Мириам это едва ли что-то значило.

– И он убьет меня, – безразлично прошептала она.

Неожиданно Реми протянул руки сквозь решетку, пальцы сплелись на ее затылке. Он притянул ее к себе резко, так, что с ее губ сорвался крик.

– Пускай он думает так! Но едва ли с тобой случится что-то подобное. Ты будешь жива. Я клянусь!

Мириам дернулась. Оказавшись так близко к нему, она не почувствовала ни запаха дурмана, ни чего бы то ни было другого, что могло затуманить его рассудок. Но она видела, как блеснули его глаза, с каким жаром говорил он эти слова. Но для чего? Вселить в нее пустую надежду? Реми, так хорошо знакомый ей, не стал бы так поступать.

– Ты тронулся умом, если считаешь, что можешь тягаться с церковью и королевским бастардом.

Дверь, ведущая в камеры, снова протяжно заскрипела. Ленивые шаги стражника раздавались все ближе.

– Да, должно быть, ты права. Я спятил, – громко отозвался Реми, медленно отстраняясь от нее.

Еще никогда в жизни ей не было столь страшно.

– Прости, – Мириам вцепилась в прутья, отрезавшие ее от той жизни, что ей предстояло бы пройти.

– Я поклялся перед тобой, и теперь хочу, чтобы ты тоже пообещала мне кое-что.

– Все, что угодно. Ты знаешь. Все, что угодно, пока я жива.

– Пообещай, мне, что не станешь держать на меня зла, – и снова этот взгляд, что так напугал ее.

– Что ты задумал? – сердце Мириам затрепетало испуганной птицей, предчувствуя недоброе.

Реми поднес палец к губам, призывая ее замолчать.

– Северянин, Тьма раздери его душу, повелел передать, что твое время вышло, – проворчал караульный, появившийся в дверном проеме. Одной монеты оказалось недостаточно, чтобы смерить его сварливость.

– Я клянусь, – выпалила Мириам, бездумно и порывисто, пока Реми не успел покинуть ее навсегда. Она не могла отказать ему в последней просьбе, оставить его в одиночестве с сожалениями и разъедающим чувством вины. Они были рядом, шли плечом к плечу с того самого времени, как пустились в бега, преодолевая голод и отчаяние, не впуская никого в свой обвенчанный несчастьями союз. Теперь он оставался один и Мириам от этого было даже горше, чем от предстоящей казни, от того наказания, заслуженного одним лишь тем, что в ночь ее рождения с неба наверняка падали звезды, оставляя за собой пылающие хвосты.

– Проваливай! Я не хочу быть вздернутым на виселице из-за вас!

– А теперь уходи, – Мириам отвернулась от Реми, застывшего с грустной улыбкой на губах. – Уходи и проживи такую жизнь, чтобы я, наблюдая за тобой с небес, осталась довольна.