Страница 20 из 62
Я бы мог стать здайсером, с моей интеграцией, но я сын повстанцев, мятежников. Да и я бы сам не согласился быть безотказным винтиком режима. Даже если это золотой винтик в обёртке аристократа. Я сын своих родителей и не за это погиб мой отец, а мама с сестрой где-то в заточении…
«Хотя, если бы заставили, наверное, пришлось бы…» – отмахнувшись от идиотских мыслей, я обратил внимание на пристально смотрящего на меня Захара и невзначай опустил взгляд в пол.
Но через минуту старший подошёл ко мне.
– Держи, – сказал он и протянул мне какую-то коробочку с непонятной лентой.
– Это что, старшина? – удивлённо спросил я, принимая эти вещи.
– Аккумулирующий пояс и простая рация на грубых частотах. Скорее всего, тебе придётся лезть сегодня в неизвестную щель. Это для связи.
Такой же пояс был у рыжего и у всех старших. А коробочка была в точь-в-точь как у Альбины, что цепляла его за петлю сбоку.
– Но почему… мне? – удивился я, мельком оглядываясь на своих сверстников и держа в руках эти вещи.
– Ты самый смышлёный. Теперь, считай, командир среди наших мелких, – усмехнулся он. – Надевай. Одна кнопка на рации – это передача голоса. Не запутаешься.
Когда Захар отошёл к охранникам, я надел пояс и повесил на него рацию. Мне это в какой-то степени не нравилось, потому как Злата и Джозеф недовольно поглядывали на меня. Они хоть нас не слышали, но явно поняли, что мне выделили какие-то привилегии. Вот только я от этого был не рад, потому как это не «привилегии», а повышенный спрос.
Мы целый час просидели возле стола, когда в зал зашла целая делегация из семи охранников и одного человека с короткой стрижкой тёмных волос, в тёмных очках и белом матерчатом плаще, к которому словно не прилипала окружающая грязь и пыль.
С брезгливым видом он осмотрел всех нас, а когда старшина и командир подошли к нему, то тот озвучил им, скривившись:
– Если вы, недоумки, вырвали меня из Калининграда просто так, мне не надо говорить о том, что произойдёт с вами на следующий день?
– Вы видели образы, господин Яковский… – недовольно ответил ему охранник.
– Фон обнуления не значит, что в этом древнем улье сохранилась рабочая установка обнулителя! – процедил он.
– Прошу вас, господин Яковский, все вопросы к директору Римченко и сенатору Козловскому, – сдержанно ответил капитан.
Сто процентов, этот дядька в белом – здайсер. А значит, он гражданин второй категории. Охранник был по-любому третьей. Строители могут быть как и третьей, так и четвёртой. А вот Захар, будучи пятой, даже рта не открывал, только недовольно поглядывал на него, когда тот не смотрел в его сторону.
Такой человек, как этот Яковский, может казнить гражданина пятой категории без суда и следствия, предъявив потом подделанные файлы образов воспоминаний. Вот только с пятой категорией никто разбираться не будет. Убил и убил – значит, за дело.
После этих мыслей я старался даже не смотреть на Яковского. И так на каждом шагу могу лишиться жизни, а тут ещё современный «аристократ», который может тебя безнаказанно распылить на атомы…
Я думал, что на ту ловушку обнулителя мы пойдём все вместе, но нас опять оставили втроём в зале. И мы были крайне рады такому исходу. Даже Злата начала шёпотом говорить нам, что от страха перед второй категорией чуть в обморок не упала, еле как держалась, чтобы хоть как-то не подать вида что она тут вообще есть.
Да… В детском доме нам через Аутерий вбили в подкорку, что граждане второй категории исключительно и всегда правы. И если ты вдруг умер из-за этого, то значит, так и надо – ты был не прав.
Не прошло и десяти минут, как в арке появился недовольный Яковский, а за ним делегация из охранников. Мы опять оцепенели и опустили головы, но он, не останавливаясь вышел из помещения в проделанный проход. Спустя пару минут появились охранники и улыбающийся Захар, который подозвал нас рукой к себе.
– У нас у всех сегодня тройная награда, радуйтесь, – объявил он, уперев руки в бока.
– Значит, мы на сегодня отработали? – спросил я, а в душе у меня словно отпустило пружину.
– Мечтать не вредно, черныш, – ухмыльнулся старший. – Ещё семь часов смены. Для вас работа есть, пошлите, – кивнул он в коридоры.
Досадно вздохнув, мы все поплелись за старшиной. По типичным коридорам, отделанным радоидом, мы слышали звуки отбойных молотков. По дороге увидели несколько строителей, что поднимали своими экзоскелетами бетонные стойки в местах разрушения металла. Это странно, ведь они приступают к работе только когда все стены оголены от металла.
Через метров сто, за вторым поворотом направо, мы увидели помощников Захара, что в поте лица и все в пыли долбили стенку своими руками-отбойниками. А когда подошли ближе, увидели, что они расширяют двадцатисантиметровую щель. Ещё минут десять мы наблюдали, пока они не углубились на пару метров, где щель стала шире и туда уже могли спокойно пролезть мы.
– Приступай, черныш. Ты ведущий. За тобой следом поляк, – сказал Захар по-русски и кивнул на щель, а затем указал на Джозефа.
– П-понял… – кивнул я и, сняв рюкзак, начал надевать лазы.
В это время Захар подогнал Джозефа, чтобы тот готовился следовать за мной. Злата же с интересом наблюдала, понимая, что её никуда пока засовывать не будут. Но она зря надеялась. Как только я начал протискиваться в узкую щель, Александр позвал её на какую-то работу.
Спустя минут десять мне пришлось доставать мультитул и расширять проход так, как это делала Альбина. И я хочу сказать, что это было не просто. Плазменный отбойник геологического мультитула был самой дешёвой модели, а потому нещадно бил по незащищённым рукам своей вибро-отдачей. К тому времени, как я проделал проход, мои ладони больно чесались от дикой вибрации.
– Дружище… Как думаешь? Долго ещё? – спросил меня Джозеф, как по инструкции, следуя за мной в семи метрах.
– Я не здайсер… Откуда мне знать?.. – раздражаясь, сказал я, когда мы прорубили уже третье сужение и один завал.
Мне хотелось сейчас просто отругать Альбину. Она реально делала тяжёлую работу и не давала нам поменяться, чтобы я не напрягался. Я сейчас дико устал… Наниты кое-как успевают латать микроповреждения мышечной ткани.
– Ну ты же русский! Тебе говорят больше, чем нам, – воскликнул Джозеф, так, что аж от стен отразилось эхо.
– Джозеф! Мы в одинаковом положении! И я навряд ли знаю больше вас! И вообще, русский – это славянская подгруппа языков, как и ваша! Учите его уже! – шикнул я, поворачиваясь к нему и снимая респиратор.
Я дико вспотел, вокруг респиратора уже стекали капли и щекотали кожу. Очень неудобная штука, когда работаешь физически.
– Я что, дурак? Лучше подожду, пока мне Зодак не установят! – гоготнул он в ответ.
«Ага… Гражданину пятой категории возьмут да установят», – фыркнул я про себя, поворачиваясь и готовясь к работе над следующим сужением.
Подойдя к выпуклости в скале, я поднёс к породе мультитул и остановился. Мне послышался какой-то треск. Недоумённо оглянувшись на Джозефа и светя фонариком ему в лицо, я спросил:
– Ты это слышал?
– Что слышал? – недоумённо повторил он, и как раз в этот момент треск повторился, но гораздо громче, приближающийся со стороны сужения. – Теперь слышал!
В груди стало расти нехорошее предчувствие. Главное правило, которое мне объяснила Альбина: «В щелях всегда звучит только мультитул. Если звук другой – беги» – и теперь я побежал, насколько мне позволяли лазы!
– Назад! Быстро назад! – закричал я, двигаясь на Джозефа. Он округлил глаза и, не мешкая, стал продвигаться в обратную сторону.
Мы судорожно передвигали ногами, особо не задерживали вибрационные шипы в грунте и даже достигли скорости обычного шага человека по ровной поверхности. Но звук все возрастал. И через минуту треск стал похож на звук секундной трели отбойника.
Обернувшись, я с ужасом увидел синий свет от маленького, светящегося синим «человечка», которого словно нарисовал ребёнок на белом листе планшета – круглая головка, ручки, ножки, туловище палочками. Он двигался по стене на карачках и во время «трели отбойника» касался головой скалы, что крошками осыпалась! О такой «ловушке» мне ещё не говорили! И он двигался раза в три быстрее нас!