Страница 61 из 149
– Вам что… двадцать пять лет?!
Единый, не может же она быть всего на пару лет меня старше, ей с виду тридцать как минимум…
– На Луну Дарителя стукнуло, – призналась Арделл и встала напротив меня, чуть наклонив голову, с заинтересованным видом. – А вы-то думали – мне сколько?
– Два…дцать четыре, – зачем, зачем я опять начал краснеть?! Совсем неучтиво – поднимать вопрос возраста…
– Самая милая ложь, какую я видела, – прыснула Арделл. И смех на миг преобразил её лицо, выдав истинный возраст. – А я, на секундочку, работаю с Амандой и Лайлом Гроски. Господин Олкест, успокойтесь. Я-то думала, вы читали и выясняли что-то там про варгов – а до феномена возраста так и не добрались?
Теперь мы шли по дороге, окруженной возмутительно чахлыми кустиками – а от дороги вдоль простиралась перекопанная почва. Овраги и холмы, и рукотворные рвы. Два года назад один из провидцев провозгласил, что ему явилось Дитя Энкера и указало на древний клад в окрестностях города. Об этой шумихе даже газеты писали – и в Энкер рванулись все, кто хотел лёгких денег…
– Варги рано взрослеют и рано развиваются, – раздавалось слева. – Это начинается лет от пяти-семи – после первых проявлений Дара. К четырнадцати нас можно за восемнадцатилетних посчитать. А замедляться процесс начинает годам к тридцати. Так что в тридцать я буду выглядеть, скажем, на тридцать восемь. И в сорок – на тридцать восемь. А потом начинается обратный процесс. Так что к шестидесяти я буду выглядеть на сорок два – если доживу, конечно. Старейшинам к сотне лет больше семидесяти не дашь. Это… знаете, многие считают, что ещё один Дар. Быстрый расцвет, медленное увядание. А некоторые полагают, что это скорее плата…
– За что?
Этот вопрос Арделл то ли не услышала, то ли нарочно пропустила мимо ушей. Подняла подбородок, указывая на здание местного водного портала.
– Похоже, сюда решили наведаться не мы одни, а?
У серого здания с обветшавшей крышей была толпа. И на самой дороге тоже, а ещё больше – у ворот. Мы будто оказались среди бушующего моря. Волны людские накатывались, требовали пропустить побыстрее, обдавали запахом соли, водорослей (и еще десятком других запахов) – гомонили нетерпеливо. Повторяя на все лады всё то же: «Он здесь», «Он вернулся», «Говорят, теперь сотню человек спас!» – «А от чего?» – «Да от алапардов же! Натравили какие-то сволочи…»
Арделл крутила головой и впитывала голоса, толкалась среди приезжих и вслушивалась в каждую сплетню. Я пробирался следом. Молчал.
На самом деле я всегда обожал маленькие городки, особенно приморские. Узкие улочки, извилистые и пропитанные запахом пряностей, и толкотня на пестрых рынках, и леденцы в руках надсадно орущих торговок.
Только вот Энкер не был таким.
Был – серым, скучным, пыльным, и каждой своей улицей кричал, что до моря сотня миль.
И паутина занавесок качалась от прохладного ветра в окнах – вкрадчиво и тихо, приглашая слиться с тусклыми стенами, смешаться с мусором вдоль покосившихся заборов, с пророками в сером отрепье, провозглашавшими: «Он вернулся!»
По такому городу мало хочется ходить. Еще меньше хочется ходить под ручку с невыносимой Арделл.
– Процветающий город, – уронила она, пока мы двигались от Привратной Площади куда-то в сторону центра. – Это тогда и началось, двадцать пять лет назад. Бегство населения. Поиски. Теперь вот пророки. С тех пор тут строили разве что храмы.
Храмов было предостаточно – мы успели миновать внушительное строение Единого, полукруглую ракушку Рыбаря, островерхое здание, посвященное Ледяной Деве, и множество мелких молелен.
По выщербленным улицам бродили гадалки нойя – подметали сор цветастыми юбками, предлагали: «Раз в глаза взгляну – все скажу про тебя, любезный!» Прямо и строго шли молельщики, преклоняя колени то перед изваянием милосердной Целительницы, то перед легковесным, запрокинувшим идеально красивое лицо Стрелком (проклятие, кого он мне напоминает?).
Под ноги сунулась пара торговцев с предложениями амулетов вечной любви и верности (получили силу на месте его явления!). Пока я объяснял, куда торговцам следует применить свои амулеты, Арделл стояла на перекрестке, задумчиво посматривая по сторонам.
– Налево, к Ярмарочной, – пробормотала наконец и взяла новый курс.
– Вы тут, видно, все улицы исходили, – буркнул я.
– Да, приходилось бывать, – рассеянно отозвалась невыносимая. – И я часами изучала город по картам. Еще до того, как покинуть общину.
– Так Мелони была права? Насчет того, что вы давно…
Рука предательски дернулась – покрутить у виска.
– Давно ищу следы Ребенка из Энкера? Ну, конечно. Эта история занимает многих из наших – каждого на свой лад.
– Потому что он проявил способности наподобие ваших?
– Потому что он проявил способности за пределами наших. И потому, что никто не почувствовал рождение такого мощного варга. Да и вообще, легенды гораздо интереснее, когда они здесь, родились недавно, когда их можно потрогать, услышать о них…
Пусть себе упивается легендами, тайнами, домыслами – что она там еще придумает, жительница своего мирка? Я ведь все равно заберу Мелони. Пусть не в поместье. Увезу туда, где бриз вкрадчиво залезает под одежду, где пахнет водорослями и свободой. Только бы показать ей, что не все люди таковы, какими она их считает, что помимо питомника есть другое – море с солёными бризами, и рассветы, и очаровательные маленькие городки, где пряничные домики с черепичными крышами… что угодно, что заставит её хоть немного – оглянуться по сторонам. Улыбнуться.
Здорово было бы ходить по этим замусоренным жрецами улицам с ней. С ней прежней. Она бы натыкала острых словечек в стены этих поросших мхом домов, в скучающих на балконах дамочек с визгливыми шавками, в дешевую легендочку, во всех жрецов. Острых, метких словечек – куда там Стрелку на постаменте.
Слежку я отследил через пару поворотов: вели довольно неуклюже, но цепко, упрямо. Тип в жреческой серой хламиде, с опущенным на лицо капюшоном, то приближался, то отдалялся, но не потерял нас ни разу.
И даже не попытался избавиться от военной, вбитой обучением походки.
– А вас всегда сопровождают в такие прогулки законники? – поинтересовался я, когда мы еще раз свернули.
Арделл бросила мимолетный взгляд назад и тихо хмыкнула.
– Обычно нет, но Тербенно, видно, тоже интересуется местными легендами. Не будем ему мешать. Тоже человек, в конце концов.
Крысолов, как его именовал Гроски, явно намеревался ходить за нами весь день, но Арделл уже остановилась. Скользнула глазами вдоль улочки, в которой мы стояли – пропахшей помоями, но помпезной, с вычурными балконами и старыми, увитыми плющом двухэтажными домиками. И решительно взялась за ближайший дверной молоток, в виде головы аллапарда.
Дверь распахнулась, выпуская наружу щебет – будто кто вдруг приоткрыл дверцу птичника.
– Ах, да, да, да, милочка, вот и вы, вот и вы, я жду вас с утра, то есть, не с утра, конечно, но с той поры, как мое внутреннее пламя шепнуло: скоро тебя навестят важные гости – да, да, конечно, проходите. Ах, не столкните этюдник, дорогуша, он прямо здесь, мне нравится писать прямо в холле, знаете ли, такое преломление красок сквозь цветные витражи. Как неловко, немного неприбрано, но что это значит здесь и сейчас, о да, заходите же, заходите!
Мелкая, вертлявая женщинка сунула мне в нос перемазанную красками руку (полоска масляной дряни точно осталась на губах) и взмахнула второй – причудливый разноцветный балахон так и заходил ходуном, будто парус. На этом парусе она и унеслась, увлекая нас – дальше, дальше, мимо крошечного холла, в котором цветные витражи лили свет на этюдник с чем-то многолико-цветастым, мимо причудливо расписанных стен, в маленькую душную комнатку, где тихо позванивал механический соловей на веточке, пахло сливовым вареньем, застарелым чаем и дурманящими благовониями.
– Это чудно, чудно, милочка, что вы все же собрались, в такие времена, ах, в великие времена! Ведь он возвращается, вы, конечно, слышали эту историю на улицах, но о ней мы не будем, нет, не сюда, дорогуша, в это кресло, так свет будет выгоднее падать на ваши кудри, чудные кудри, прелестный цвет, вы не возражаете, я сделаю пару набросков? Милочка, ведь вы же не обидитесь, просто ваш компаньон обладает некой изюминкой, природной грацией, ах, это обаяние, его как раз недостает моей последней работе, это будет чудно, чудно! Конечно, я сделаю вам чаю, в награду за неудобство, да…