Страница 47 из 149
А легенд – как «пустые элементы» появились – их много. Мне больше всего про Тобоса Осквернителя по душе. Мел её рассказывает смешно:
«Давным-давно был один Мастер-идиот… хм, ну-ка, подай-ка мне подкорм для гидр… так вот, он решил натянуть нос самому Ирлу Всемастеру. Шарился по пещерам, собирал всякие там знания. Ну, и склепал себе артефакт, чтобы отбирать у людей магию. Начал ходить и тыкать этой дрянью налево-направо. Ага, воды подлей. В общем, он вроде как стал великим магом. И у него заиграла гордыня в одном месте. Угу, и Тобос Первый Осквернитель решил отобрать у Камня Дар наделять других магией. Всадил Стрелу Жертвы в Камень. Но что-то пошло не так, и Тобос возьми да окаменей. А Булыжник разозлился и теперь вот сбоит на каждом сотом. Иногда реже, иногда чаще. Пошли уже гидрят прикармливать».
А Аманда иногда поёт про это дело, и в песнях у неё мне ещё больше нравится. Будто бы Тобос Осквернитель испугался, как понял, что творит, да забрал стрелку эту самую и попытался, сталбыть, обратно эти силы запихать. А они не запихиваются, не берёт Камень. Ну, он взял, да и ушёл в отшельники. А говорят так-то, что он ещё живой: магии в нём много было! И сидит в лесу, глухом-глухом, и стрелку свою в ларце стережет, а кто смелый к нему придёт, тому он стрелку отдаст и тайное слово скажет. И тогда неси ту стрелку к Камню, говори заклинание – и тут-то магия ко всем «пустым» и вернётся!
Найти бы. Ежели б там даже испытания –Гриз говорит, что я храбрая, умелая, а Гриз врать не любит. Може, когда вырасту – поднакоплю деньжат, да и поищу малость. Ха, вот Гриз носится со своей идеей найти Дитя Энкера, а мне что – нельзя, что ли?
Вечно как ма пошлёт в деревню – на ум лезет Каменюка (её Мел так называет), тайны все эти с магией. И песни Аманды про Стрелу Жертвы.
Всё думаю да думаю, а сама уже в деревню забегаю. На главную улицу не суюсь, пробегаю переулками-закоулками. Собаки волнуются. Только Гриз меня паре приёмов научила, как с ними себя держать. Она говорит, что я вообще с животинами управляюсь не хуже среднего варга, только… ничего это не меняет, в общем.
Ветер – хорошее дело. Все сидят по домам, носов на улицу не кажут. Вот летом по деревне шастать нехорошо: кто сплюнет, кто поморщится, кто шептаться за спиной начнет: «Это эта, как ее, погорелицы-Изы дочка, из пустышек!» «Ой-ой, мы уж испугались тогда, на наши дома перекинется, как полыхнуло… А мальчишечки-то были оба с Даром, и на заглядение…» – «Да тут не сглаз ли, не порча ли на этой, младшей? Через неё ведь всё началось…»
Будто сама не знаю, что с меня началось.
Если сейчас свернуть налево и пройти шагов сто – там будет заросшее пепелище. Наш дом. Я к нему не хожу, а то еще начну реветь, а мне нельзя это… на сопли исходить, так Фреза говорит. И ба рассказывала, что иногда духи из Водной Бездони возвращаются – виновника, сталбыть, ищут, если кто в их смерти повинен. Так что я на самом деле боюсь, что около бывшего дома будет па, ну или Арбил, или Йерри.
Арбила мне жальче всего. Йерри меня за волосы тягал и лягух в молоко подкидывал, пустышкой дразнил, когда я ещё первый раз Посвящение не прошла. А Арбил был добрый, на шесть лет меня старше, Травник… приносил мне цветочки разные, рассказывал про них. Даже когда я в третий раз Посвящение не прошла – дразниться не стал и сладости для меня припрятывал.
А па – он был суровый. И выпивал – сначала немного, а потом уж после второго раза, как я не прошла, помногу начал. И раньше мог чутка отлупить за проступок, а по пьяни начал здорово драться с ма. И всё выспрашивал – чья это я дочь, потому что ясно же, что от него вот такое порченое родиться не могло.
А пожара я совсем и не помню. Меня тогда ба вытащила, как добежала, у неё был Дар Холода, вот она внутрь и влетела. Ма вытащил кто-то из соседей, а братики и па были в глубине дома, их никто бы уже не вытащил. Потом говорили – там хорошо зажглось. Видать, у па спьяну полыхнула Печать – у него был Дар Огня.
Ну вот, а потом ба забрала нас к себе, а ма начала пить с горя. А как ба через год ушла за ягодами и заблудилась с концами – тут уже тётка Тасия нас и выставила. Так и сказала: «Вот что, Иза. Вы мне, знаете ли, не родные, да и братика моего в Водную Бездонь ты свела своими шашнями. А теперь только пьёшь да валяешься, да и твой выродок под ногами путается, а мне тут пустышки в доме не надо. Так что выметайтесь».
Малость ещё по дальней родне помыкались, только ма всё пила, а я-то еще и из «пустых»… Потом весёлый дядька Джейро (они с его женой малость нас подкармливали, а у самих-то уже тогда пять ребятишек было!) посоветовал ма попроситься в питомник. Мол, другу Джейро там нашлось место, а он же тоже «пустой элемент». И Гриз нас сразу взяла. Даже предлагала поселиться в «Ковчежце», только ма решила быть подальше от нойя и варга с алапардом.
Добегаю до дома тётки Ровинды, стучу в окно. Тётка выползать не хочет, бубнит чего-то, что вечно, мол, неймётся. Потом окно приоткрывает:
– Сколько надо?
– Три, – Пересыпаю ей монетки в ладонь. Окно закрывается. Тётка теперь бубнит обо всяких там пустышках, которые вечно припрутся в рань безбожную и холоду напустят, и о пьяницах непутевых, о старых долгах и о своих костях, которые ноют. Я разглядываю крыльцо и кидаю кусок хлеба худющему псу на цепи – жалко, чего получше не прихватила. Он так-то не злой, только вид делает.
Окно опять скрипит, тётка пихает в руки три квартовые бутыли.
– Вернуть не забудь. Не напасёшься на вас потом… Шапку чего не надела? Есть хоть не хошь?
Ровинда, в общем, тоже бабка не злая. И цены не ломит, не то что Злобная Берта или Свейлы, которые «Пьяный дракон» держат, деревенскую таверну. Бренди, правда, у неё самопальный и не пойми из чего, зато в долг даёт.
Мотаю головой – не хочу. Ровинда – она так-то не прочь за печеньем языком почесать и всё-всё у меня про питомник выспросить. Так что я говорю, что спешу. Бутылки складываю в матерчатую сумку (специально малость соломы с собой взяла – подложить!). Машу рукой, пускаюсь потихоньку назад.
– Фить! Пустышка! Гляньте, ребяты, пустышка бежит!
Вот же водные черти принесли рыжего Тейди с его шайкой! Лучше б уж на девчонок наскочить – эти только дразнятся, щиплются и плюются. А эти придурки вечно норовят или камнями закидать, или в грязи вывалять, или просто так отлупить за всё хорошее.
– Пустышка! Демонское семя!
– Убогая! Недоделка! Чего притащилась, а?!
– Сказано ж было – чтоб нос свой поганый сюда не совала!
Сегодня их только четверо – остальных холод пораспугал. Мелкий прыщавый Кай, чёрный как жук Нат, рябой Эсвер с рваной губой. И рыжий Тейди, ему уж тринадцать стукнуло, он их всех на голову выше. И успел аж три года отучиться в прихрамовой школе.
– Эй, пустышка, согреть? – и ухмыляется, и пыхает огоньком на ладони. Обожает меня огнём своим пугать. – А что это у тебя там в сумке, а? Небось, мамаша за выпивкой послала? Давай, выгружай.
– Мантикору тебе в задницу, – огрызаюсь я и пячусь потихоньку. В другое время я б от драки бежать не стала, я им нехило могу напинать. Только вот бутылки же все перебьют.
Ветер шумит и шумит, а Тейди с его шайкой ухмыляются и наступают.
– Чего такая дерзкая, а? Маманька не учит?
– Хы, куда ей учить. Наклюкается с утра, небось, и валяется.
– Кувыркается с вольерными, гах!
– Э, далеко собралась?
– Далеко, как твой папаша! – Нат хмурится, потому как он безотцовщина, батя его в другую деревню от женушки сбежал.
– Надо б нам тебя поучить, – гнусит гадко и начинает идти быстрее. – Чтобы ты сюда забыла, как соваться.
Пф, страшный. Он сам-то Стрелок по Дару, а лука или арбалета при нём нет, так что с ним мы наравне. Другое дело Тейди или прыщавый Кай – у этого Печать Ветра.
Чего там говорил Гроски? Первое дело во всякой заварухе – неожиданность.
– А и давайте, – говорю. И выжимаю себе на лицо ухмылку Нэйша. Я это дело хорошо умею: брови приподнять, взгляд остекленить, раздвинуть губы. Нат аж спотыкается от такой моей рожи.