Страница 12 из 149
Потом прохладная рука оказалась на голове, мне оттянули веко и тоже залили внутрь зелье.
– Воды дать? – спросил голос над ухом. Я помотала было головой, зашипела – это она чем-то по ране мазнула.
Затем в кухню впорхнула Конфетка с кофром, принялась цокать языком и щебетать так омерзительно, что меня всё-таки вывернуло, но хоть голове и полегчало. Ну, а после то ли она, то ли Грызи смазали мне рану и как следует накачали зельями – тут и муть перед глазами малость рассеялась.
Я даже попыталась было даже сразу свалить из лекарской, куда меня отвели. Грызи мой побег пресекла в своей манере.
– Вот это надо будет пить три раза в день, – сказала она, влетая в комнату и не обращая внимания, что я уже поднялась и пытаюсь удрапать. – А то, вполне возможно, голова у тебя раздуется и лопнет. Повязку обновлять раз в сутки, с вот этой мазью. Если не торопишься – этим может заняться Аманда, наш целитель.
Я потрогала забинтованный висок и решила, что, в общем, если башка лопнет – это будет не очень-то приятно. Опустилась на кровать и начала ждать, пока начнётся: «Ой, какая ты юная! А откуда это ты? А где твои родители, ай-яй-яй, неужто умерли, какой кошмар. Как, говоришь, твоё полное имя? А где жила? А откуда взяла волчонка? Ух ты, какой редкий Дар…»
Не началось.
– Как ты его назвала? Волчонка. Ему нужно будет имя, если он останется у нас.
– Омр, – мелкий назвался по имени любимого охотничьего волка Хоррота-Мечника – из легенд. Наверное, потому что мне хотелось – пусть бы вырос таким же непобедимым волчарой.
– Буду знать, – отозвалась Грызи. – Ты молодец. Спасла его. И хорошо, что принесла сюда: яд в ране был опасным… но Омр поправится. После обеда можешь его навестить. Обед на кухне – сама пообедаешь или принести? Сама? Ладно, приходи в питомник, как полегчает. Думаю, тебе-то хватит ума не совать руки в клетки. Так, у меня ещё тысяча дел.
И усвистела в коридор, только по пути обозначила:
– А, да, я Гриз Арделл. Придумай, как мне тебя называть.
В питомник я потащилась уже после того, как Фреза закончила пихать в меня еду. Вылитая самка скрогга, которая птенцов кормит. Попутно Пиратка донесла до меня, кто они все тут такие и чем занимаются.
Про Илая Долбанутого я к тому времени уже наслушалась. А ковчежников пока не видала, только слышала о них, как о фанатиках, которых явно бешеные шнырки покусали. Да и слишком это всё миленько звучало: о, привет, мы тут спасаем животных.
Так что была почти уверена, что в питомнике меня ждет то же, что в остальных зверинцах, которых я навидалась за два года после побега.
Свалявшаяся шерсть, тяжкий запах, проступающие рёбра. Потухшие глаза.
Реальность с размаху врезала мне по гудящей башке. Я переходила от клетки к загону, от загона к клетке. А койны веселились и покачивались на хвостах, выкидывали разные трюки, и громадный яприль, весь в шрамах, подошёл, чтобы я поскребла ему бок, и два единорога поинтересовались – а нет ли у меня яблок. Шнырки плескались в переполненной после дождя поилке, а керберята гонялись друг за другом и пытались куснуть за бока. И Дар Следопыта говорил мне – что скрыто во всём этом. В голосах животных, в рассыпанной по полу чистой соломе, в залеченных ранах, в сытом блеске звериных глаз.
Любовь.
Усилия.
Забота.
Это потом я узнала другую сторону питомника. О том, как приходится крутиться с деньгами. И о браконьерах, промышляющих в заповедной части. О фыркающих благотворительницах, вечно пьяненьком Лортене и олухах-вольерных, и ночных дежурствах.
А тогда показалось – я померла и попала в место для таких, как я.
Грызи заявилась, когда мы ворковали с даматским самцом бескрылки. Красавцу было скучновато из-за дождя. А ещё он линял. Сперва развлекался и хватал зубастым клювом палку, которой я водила по прутьям клетки. Потом начал подставлять мне шею – чтобы поскребла чешуйки.
– Он тебя не укусил.
Почему-то сразу ясно стало: она за моей спиной уже пару минут маячит.
– С чего б, – буркнула я и побарабанила красавцу пальцами между глаз.
– Горги – парень своенравный и не любит чужих, – Гриз сама подошла к клетке и прошлась пальцами по шее бескрылки. – Но зато у него очень хорошее чутьё. Тебя ведь не кусают животные, да? Грифоны не пытаются ударить клювом, а вивернии не дышат огнём.
Просто я не причиняю им боли. Не боюсь их и их самих не пугаю. Не отбираю ничего и не посягаю на территорию.
Со зверями в этом смысле куда как легче, чем с людьми. Звери не притворяются и чуют, кто им добра хочет.
– Ояканно-мэй, – пробормотала Гриз. –Так даарду зовут тех, кто дружен с животными. Это зависит не от Дара – от человека. Такие люди настолько сильно любят живое, что живое отвечает им взаимностью. Из них выходят лучшие укротители, дрессировщики или звериные доктора… Если ты не устала – могу показать тебе часть питомника, закрытую от посетителей.
Остаток дня был счастьем в чистом виде. Мы с Гриз Арделл обошли все вольеры, от ясельных до «больничных», подкинули еды земляной кошке, поиграли с единорожками, почистили шнырков и перевязали раненого грифона. Завернули к Омру. Грызи рассказывала о всех, кого мы видели. Как они пришли в питомник, какие у них привычки, характер, как за ними ухаживать, что с ними дальше будет…
Я всё больше помалкивала и обдумывала – нужны ли им тут руки. Потому что я отсюда уже с обеда никуда не собиралась. Разве что волоком за ограду вытащат – и то под вопросом.
Обо мне Арделл так ничего и не спросила, потому что по уши ушла в животных. А я вот спросила. Когда увидела, как у неё изменился цвет глаз на единении с вивернием.
– Варги разве не живут в общинах?
– Большинство, – отозвалась Гриз и принялась промокать зельем рану у виверния на шее. – Но я когда-то там и жила. В одной из крупнейших общин варгов, в Вольной Тильвии.
– Выперли? – осведомилась я почти даже с сочувствием.
– Ну-у-у, может, они и не против были от меня избавиться к тому-то времени… Но я бы так сказала, что я сама выперлась. Сбежала, – пояснила, усмехаясь. – Когда мне было семнадцать. Ну как, ты уже определилась с тем, как к тебе можно обращаться?
– Мел. Мел Драккант.
Впервые за два с лишним года я не смогла назваться выдуманным именем.
Дома мы называем себя настоящими.
Что из этого рассказать Рыцарю Морковке, спрашивается?
– И что тебе пообещала эта варг? Защиту? Забвение? Мелони, ты что – правда считаешь, что сможешь спрятаться от собственной натуры в клетках у животных? Скрыться за… выездами, ночными дежурствами, что у вас тут ещё есть? Спрятаться от своих мыслей?
Ага, о выездах он знает. Небось, так меня и отследил. Не стоило мне при Моргойлах называться своим именем – наверняка они растрепали.
– От кого мне прятаться – от тебя, что ли? Я тут на своём месте.
– Здесь? – обводит рукой питомник. – Ты – Драккант… на своём месте?
– Да. Здесь моё место. А не в поместьях, на приёмах, на балах, или что ты там ещё себе вообразил. Меня с души от этого воротит. С детства.
От елейных улыбочек, поклончиков, витиеватых титулов и обязательных чаёв с нужными людьми, и от придворных церемоний, и пыльных свитков с правилами этикета.
– Помню, – Морковка горько ухмыляется и становится похож на себя-прежнего. – Ты всегда была слишком искренней для любых церемоний. И я не отрицаю, что здесь ты можешь быть счастлива: тебе только и нужно было – любить живое и спасать живое. Этим она воспользовалась, да? Сказала, что здесь ты будешь заниматься любимым делом? А она, случайно, не заговаривала с тобой насчет того, что питомнику нужны деньги, не вспоминала состояние Драккантов? Знаешь ли, эта варгиня не так уж и проста. Я навел о ней кое-какие справки…