Страница 119 из 149
– Лучше бы она прислала мне ещё одну пурру. Ладно. За что будешь извиняться для начала? И поосторожнее с земными поклонами – можно нахватать заноз на полу.
Теперь Нэйш обращался к пузырькам на столике у моего изголовья. Судя по чуть приподнятым бровям – при этом крайне удивлялся их тупости.
– Я шёл старшим группы. Как наиболее опытный. После того, как мы нашли тело – должен был отвернуть группу от клеток и пресечь попытки углубиться на опасную территорию.
– А ты не этого не сделал, потому что тебе на группу глубоко наплевать. Черти водные, да ты поразил меня в самое сердце.
Не надо забывать, что он был еще и самым защищённым из нас. И опытный боец, в отличие от меня или Яниста. Так что ему-то прогулка ничем особенным не грозила – пока он сам не влез в бой с колонией йосс. Нам с парнем неплохо было бы думать своими головами, кто бы ни шёл старшим группы.
– Госпожа Арделл… выказала мне своё недовольство, – уклончивая ухмылочка. Чхал он на любое недовольство, само собой. – Можно сказать, что я… получил выговор. И я приношу извинения. Надеюсь, ты удовлетворён?
– Сказал тоже – да ты осчастливил меня до конца дней моих. Лет в восемьдесят девять, когда на меня нахлынет хандра, вспомню этот момент – и жизнь вновь засияет красками.
Жаль только – он не принёс мне извинения в письменном виде – чтобы можно было закатать в рамочку под стекло и отправить в невозмутимую физиономию «клыка». Которому, к слову, пора бы уже восвояси – что еще он забыл в лекарской?
– Аманда говорила, что переохлаждение было слишком сильным. А значит, ты пытался воззвать к Печати. Так? Я впечатлён. Такая жертвенность.
– Так это мой дурной пример тебя вдохновил на самоубийство? – к чёрту, я не спросил его об этом во владениях Аргаста, так теперь есть шанс. – Зачем?
«Клык» наконец почтил меня взглядом – замечательно стеклянным. Посильнее приподнял брови.
– «Зачем?»
– С чего тебе вздумалось поиграть с этими тварями в «вершину пищевой цепи»? Нравится рисковать своей шкуркой? Или у тебя были ещё причины – помимо внезапно воспылавшей ко мне нежности? Ну там… «Я взбешу Арделл, я взбешу Мел, я смогу грохнуть пару-тройку йосс, пока четвёртая не перегрызёт мне горло…»
– Шесть.
– Что?
– Устранить пришлось шесть. Не считая нескольких ударов вскользь. Повезло, что они слегка растерялись: им явно не приходилось встречаться с серьёзным противником до этого. Но всё же некоторые моменты были… захватывающими.
Представилось: белый снег, красные брызги, и серебристое лезвие летит, выбирает новую жертву, и клубы пара изо ртов, и серебряный мех, на котором тоже кровь…
Прикрыл глаза, сглотнул тягучую, горькую слюну.
– Зачем?
– Ты был в моей группе.
Изнутри поднимался жар, а голова тяжелела – наверное, время принимать зелье.
– Что?
– В моей группе. Ах да, ты же не знаешь. Видишь ли, это что-то вроде привычки. Если я иду с группой на выезд – группа возвращается в полном составе. Могут быть ранения, но, – смешок, – все выживают. В паре мест, где я работал до «Ковчежца», меня особенно ценили за это моё правило. Даже считали чем-то вроде талисмана. Это своего рода коллекция, если хочешь.
Боженьки, да он весь увешан коллекциями, будто старая нойя – украшениями. Бабочки, смерти, теперь вот еще эти самые группы в полном составе, и не хочется воображать, какие коллекции он у себя в башке таскает.
– Так. Коллекция, – добро пожаловать на стеночку, Гроски. «Грызунус вреднус», отборный экземпляр, содержать серую шкурку с особой осторожностью, коснёшься – в труху, чего доброго, превратит… – Надеюсь, ты не собираешься тыкать в меня иголками и искать в моем организме что-нибудь неожиданное, типа благодарности.
– А у меня есть шанс найти что-нибудь неожиданное? – «Клык» наклонил голову, и прошёлся по мне внимательным взглядом. – Впрочем, может и есть. Некоторые экземпляры при подробном изучении оказываются занимательнее, чем могло показаться.
– Полон сюрпризов. Да, – сказал я и поморгал, чтобы Нэйш перестал расплываться перед глазами. Внутри чувствовался уже серьёзный жар, и дышать стало тяжелее, и в груди выясняли между собой отношения бешеные кошки. – Надеюсь, ты явился сюда не для подробного изучения: я, видишь, малость не в форме, и вообще, меня лучше изучать в естественных условиях: с кружкой пива, например.
«Клык» никак не показал, что слышал этот прозрачный намёк пойти и потрепать нервы кому другому. Я потянулся к столику, к первому из двух оставленных Амандой пузырьков (как она там называла это зелье? Заживляющее и жаропонижающее, налить до первого деления, долить водой до края).
Стакан оказался пуст – я выхлестал всё в прошлый прием зелья, а кувшин мне в руках не удержать. Мысленно выругался, глотнул неразбавленного.
Нэйш наблюдал за моими манипуляциями с умеренным интересом. Осведомился даже – с тщательно выверенными нотками фальшивой заботы:
– Позвать Аманду?
– Лучше скажи, какого чёрта водного ты тут делаешь, – отозвался я, ставя стакан на столик. Просто удивительно, до чего ж рука потяжелела – еще и мушки перед глазами разлетались… алые с белым, будь они неладны. – Арделл приставила тебя ко мне сиделкой в наказание за грехи? За мои грехи, конечно. Кончились бабочки? Никто не сдох из животных, так что и вскрывать тоже некого?
Я почти даже вообразил эту мину – приподнятые брови и слегка оскорбленное выражение. Мол, я тут пришел свой экземпляр проверить и попутно принести извинения по распоряжению начальства. Постигаю азы трудовой дисциплины.
Но Нэйш смотрел неожиданно прямо, и об ухмылочке напоминали только полукруги у губ.
– Один вопрос, Лайл. Как это было?
– Как было что?
– Умирать. Осознавать, что перестаёшь существовать. Ощущать, что превращаешься в ничто, что твоя личность… всё, чем ты стал за годы… пропадает, изглаживается. Как это – знать, что еще немного – и тебя не будет. Совсем не будет.
Паскудно. На миг дёрнулась, взвилась в вопле крыса внутри, обдало волной запоздалого, грызуньего страха – жить, жить, жить, во что бы то ни стало… Вспомнился отчаянно жуткий миг, когда понял: иного выхода нет, нужно взывать к Печати, и от обиды захотелось в голос заорать, и потом – навалившаяся ознобная темнота…
– Тебе, стало быть, интересно – как оно там на том свете? Встречают ли слуги Перекрестницы, куда ведут за ручку, есть ли свет в конце омута?
«Клык» был задумчив. Нехорошо, почти фанатично задумчив.
– Скорее уж, миг перед этим. Неуловимая грань, за которой бытие переходит в небытие, как… – он слегка повел рукой, – бабочка, когда она вспыхивает от лампы: за секунду до – жива, через секунду – пепел, и в настоящем – огонь и грань. Мгновение, когда ты стоишь на пороге, за которым тебя самого уже не существует. Знаешь, я столько раз видел смерть – больше, чем приносил её, но приносил тоже довольно часто… Столько вариантов – агония, угасание, мгновенный уход… И каждый раз эта грань представляет собой нечто непостижимое. Неуловимое. Было бы слишком расточительно ничего не спросить у того, кто смог с неё вернуться. Так что там было, Лайл? Как это – ощущать, что ещё вот-вот, и тебя не станет?
«Знаешь, Лайл, думаю, тебе лучше поспать»…
И теплые пальцы смыкаются на шее, и миг отвратительного удушья, и истошный вопль крысы, и ужас и обида переплелись в темноте: я же не успел! Не додумал! Недовспомнил! Алое и белое смыкаются в водоворот и стирают и топят Лайла Гроски, и остается только немо вопящий грызун, а скоро и его не станет…
– Как это? До черта это погано, вот это как, – кажись, я всё-таки принял зелье неправильно, потому что в груди опять разрезвились бешеные кошаки, и слова выпихивались тяжко – со свистящим дыханием. – Не пробовал тонуть в ледяной воде, красавчик, а? Тебе заливает глотку и нос, а ты всё пытаешься вцепиться в дерево, обламываешь ногти, скользишь и захлебываешься и готов душу продать за кусок веревки, который хотя бы позволит поднять голову над водой. Только вот ты понимаешь, что никто ее тебе не бросит. Ну? Полегчало тебе от моих откровений, пополнил коллекцию?