Страница 104 из 149
Пытались науськать собак, чтобы начать охоту за добычей. Только добычи не было. Зимний сосновый лес, и временами – угрюмые ели, как сторожа. И повсюду ягоды кровяницы – алые на белом. Свихнуться можно от такой картины. Всадники кружили там и сям, и дергались всё раздражённее, а кони уставали и боялись, проваливались в покрытые снегом ямы.
– Сворачивают к озеру, – говорит Гриз.
Охотнички опять спешились, потоптались, дали отдохнуть лошадям. Явно переругались друг с другом. Наверняка решили завернуть к зимнему охотничьему домику и то ли продолжить гуляние, то ли переждать ночь.
–- Этот аграстов сынок топчется в стороне от всех, – киваю на след. – А едет позади. Похоже, размолвка была с ним. Могу атархэ поставить – он сюда всех и позвал. Из-за неудач на охоте. Пообещал им богатую дичь. А тут ни шнырка.
Грызи задумчиво кивает, не снижая лёгкой пробежки. Я уже выдыхаться начинаю, а она ещё и говорит ровно. Хорошее дело – организм варга.
– У двоих хромают лошади. Да ещё и вечер. Неудивительно, что они решили возвращаться.
Вслушиваюсь ещё раз – разбираю где-то вскрик, а может, рыдание. Потом – но это куда дальше – опять вой, не пойми чей. Может, скрогги-пересмешники балуются. Или даже снежные совы – с них станется.
Вот только запахом крови впереди начинает нести гуще.
Заворачиваем вслед за охотниками к Тёплому озеру. Теперь они движутся медленно. Мы с Грызи бежим себе и бежим по их неровному следу. Отмеченному навозом, кривыми прыжками испуганных собак и ещё двумя падениями всадников: лошади их скидывали.
И не проходит получаса, как мы начинаем находить. Алые брызги, давно схватившиеся. Где-то присыпанные снегом, а где-то – выступающие над ним. Будто весь лес пророс кровяницей, и её ягоды раскатились по снегу. Клочки шерсти на колючих кустах. И потом тела. Вернее, то, что было телами. Собак и лошадей, которые пытались сбежать от чего-то страшного. Метались вслепую, наверное, в темноте – и налетали на это страшное, безжалостно выпускавшее из них красный сок – в снег.
Грызи останавливается у бугра, возле которого снежный покров примят и перекопан. Осторожно начинает разгребать рукой в перчатке снег. Совсем немного – показывается лошадиная голова. Под снегом угадывается нога. Туловище слева, под сосной. Там другой бугор, побольше.
– Йоссы, – всюду следы – в длину как моя ладонь, а в ширину я две ладони могу положить. Йоссам нужны толстые лапы – ходить по снегу.
Они сначала и водились-то только на севере, а потом их начали истреблять. И йоссам пришлось перебраться жить подальше на юг, даже к Акантору. И всё равно их продолжали убивать. Из-за меха. А мех у них – чудо, чаще – чёрный или белый, реже – медный или золотистый, серебристые вот совсем редкие. Густой и пушистый, непременно с переливами.
– Стая, – бормочет Грызи. – Четыре… пять. Шесть, похоже. Серебристые.
К царапучей коре пристал маленький клочок живой шерсти. Искрится маленьким слитком серебра на ладони.
Серебристые… В дикой природе, может, пара колоний осталась. Всё больше одиночки, пары, иногда стаи-семьи. До стаи в дюжину особей дело обычно не доходит: где столько пищи взять? Йоссы – не охотники. Они всеядные. Корни, ягоды, грибы, падаль – сколько угодно. Любят лакомиться яйцами птиц.
Только вот не нужно обольщаться и думать, что они такие мишки-миляги в серебристой опушке. Йоссы – звери бесстрашные и хитрые. Могут быстро бегать, хоть и не очень-то долго. Влезают на деревья. Плавают.
И за мили чуют кровь – это у них пунктик. Как у алапардов – гибель сородича, а у яприлей – боль или клетка. Если йоссы слышат теплую кровь – они идут на добычу, где бы она ни была. И сжирают на своём пути всё. Особенно если оно в крови.
Именно в такие моменты они и могут быстро бегать. Прыгают тоже хорошо, хоть и выглядят малость нелепо: длинные задние лапы, полусонные мордахи и препушистые хвосты. А весят как я, иногда и больше. Роста у йоссы хватит, чтобы укусить Пухлика в пупок. Серьёзно так укусить: челюсти у них толстые кости прогрызают.
Мы с Грызи идём по кровавому лесу. От одного траурно-белого холма к другому. По брызгам алого и взбитому в пену снегу. Я перетряхиваю сведения о йоссах.
Йоссы убивают то, в чём чуют тёплую кровь. Это называется «метка добычи». И пока «метка» не остынет – звери не остановятся, будут охотиться и убивать. А когда тёплой крови больше не слышно рядом – вот тогда наедятся. И запасут побольше впрок. Закопают в снег, в листья, в землю: чем больше кладовых, чем лучше.
Понятно, почему мы натыкаемся на части закопанных тел. Сначала собаки и ещё две лошади. Ещё где-то через милю начинают попадаться другие холмы. Когда Грызи разгребает снег над одним – оттуда высовывается сапог. Стоптанный и недорогой – наверное, слуги. И уже понятно, чем кончилось – но Грызи всё-таки делает жест – идём дальше, нужно увидеть, как началось.
Следы на снегу разные. Побольше и поменьше. Тут самцы, самки и годовалые подростки, и некоторые следы примелькались. Йосс точно было не шесть. И даже не десять.
Лес впереди редеет. А траурные холмики начинают теперь встречаться чаще. Под ними – все охотнички, и их слуги, и лошади с псами. Собаки, конечно, сначала пытались хозяев защищать, только встать на пути йоссы, когда он опьянён кровью…
А лошади испугались, понеслись по лесу. Исцарапались или влетели в кусты кровяницы (на кустах – клочки грив и хвостов). И стали добычей. Бедняги.
Полянка небольшая, но ясно, что происходило всё именно здесь. Всё истоптано и перемешано, снег не прикрывает луж крови. Костёр раскидан и затоптан, кусты опалены: кто-то пытался бить огнём. Вот чёткая взрезанная полоса: воздушный удар. Брошенный арбалет, рассыпанные болты. Шапка валяется – прокушена, разодрана. Под ней лежит меч-атархэ – короткий, красивая игрушка с богато отделанной рукоятью. Поблёскивает рубинами. Золотая цепочка повисла на кустах, через которые кто-то пытался уползти. Вот ещё сапог – полузарыт в снег. Кинжал, уздечка…
Оставляю Грызи смотреть окрестный лес и считать холмы. Небо давит на затылок, но всё равно взываю к Печати. Приёмчик, которому научилась, пока шарахалась по Вольной Тильвии: подхватить цепочку следов Даром и пытаться с его помощью восстановить – что случилось. Чтобы удобнее было подхватывать, отхожу назад. Туда, где все были живыми: и слуги, и лошади, и собаки. Петляю по тропе, нахожу ямку со следами падения коня, подхватываю следы и запахи и «веду» обратно к поляне. И здесь словно снимаю слой за слоем с коры дерева. Добираясь до сути того, что было ночью.
Когда Грызи отрывается от пересчёта холмов и тел – мне уже есть, чем поделиться.
– У них упала лошадь. С этого всё началось. Провалилась в яму, переломала ногу. А уже наступали сумерки. В общем, они дотащили лошадь до этой поляны и тут начали решать – что делать дальше. Слуги развели костёр – накормить хозяев и собак. Поставили переносные столики. Закусывали, пили и ссорились. Торчали тут долго. Точно больше часа. Двое каких-то играли в снежки.
Голос сипнет, мотаю головой – вот ещё, в вир болотный. Пусть себе играли, идиоты. Охотники – все паскуды, как Оттон.
– Лошадка была вот тут, видишь. Может, стонала или они просто так решили её добить. И кто-то – то ли из них самих, то ли из слуг – ударил кинжалом или мечом по шее. Видишь, сколько крови? Йоссы такое миль за десять учуять могут.
Только вот они были не за десять миль. Песнь крови уж точно была слышна. А эти идиоты даже не вздумали бежать. Слышали как йоссы приближались. И с какой-то радости остались на месте. Может, поохотиться думали. Может, не вычислили, сколько их будет. Может, вообще – обрадовались, кто ж там знает, что в голове у этих…
В голове всё звенит и плывёт: перестаралась всё-таки с Даром. «Тебе надо больше спать, Мелони», – квохчет в памяти Морковка, но я мотаю головой. Просто тут слишком много крови всюду. И кажется, что крики замёрзли в воздухе и вот-вот обрушатся сверху.
–- Больше дюжины, – говорит Грызи задумчиво. Я б сказала, пятнадцать, может – и двадцать. Даже дюжина голодных, бесстрашных йосс, летящих на кровь – это смерть даже для хороших охотников. А тут – в ночи.