Брежнев

Став генеральным секретарем, Брежнев сделал Бугаева не только министром гражданской авиации, но и главным маршалом авиации. Бугаеву присвоили звание дважды Героя Социалистического Труда. Любая критика Аэрофлота пресекалась аппаратом ЦК...

Брежнев пригласил на работу старого знакомого Черненко. Константин Устинович не обрадовался этому предложению. Он заведовал сектором в идеологическом отделе ЦК КПСС. Виктор Голиков уверял, что это он перетащил Черненко в Москву:

– Примчался ко мне Черненко и умоляет: «Помоги. Приходят ко мне молдаване и говорят, что я восемь лет сижу, место занимаю. Помоги куда-нибудь уехать».

В 1956 году его утвердили заведующим сектором агитации в агитпропе ЦК КПСС. 8 сентября он подписал особое «Обязательство»:

«Я, Черненко Константин Устинович, состоя на работе в аппарате ЦК КПСС или будучи уволенным, настоящим обязуюсь хранить в строжайшем секрете все сведения и данные о работе, ни под каким видом их не разглашать и ни с кем не делиться ими.

Мне известно, что за нарушение данного мной обязательства я несу ответственность по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 9 июня 1947 года.

Так же обязуюсь сообщать Управлению делами ЦК ВКП(б) обо всех изменениях в сведениях, указанных в моей последней анкете, в частности о родственниках и знакомых, связанных с иностранцами или выехавших за границу».

Константин Устинович прочно сидел на Старой площади и рассчитывал стать заместителем заведующего отделом, поскольку шеф идеологического департамента Леонид Федорович Ильичев ему благоволил. Но вдруг позвонил Брежнев и предложил ему пост начальника канцелярии президиума Верховного Совета. По табели о рангах это было понижение, и должность бесперспективная, и вообще зачем же уходить из ЦК?...

Подчиненный застал Черненко в тягостных размышлениях:

«Сидит мой шеф, обхватив голову обеими руками, туча тучей, сам чуть не плачет. Он вдруг сказал мне о предложении, которое ему сделал Брежнев. Подобный приступ откровенности случался с ним лишь в самых исключительных случаях.

– Если бы ты знал, как я этого не хочу! – сказал он мне. – Но что делать? Отказаться – значит испортить отношения с Брежневым, а это мне может дорого обойтись».

И Черненко перешел к Брежневу. Как показала жизнь, этот поступок открыл ему дорогу к большой карьере.

Помощник Брежнева по международным делам Александр Михайлович Александров-Агентов вспоминал, что в декабре 1961 года Леонид Ильич три недели находился с визитом в Индии. Каждый день выступал, произнес двадцать одну речь. Все индийские газеты печатали его портреты и изложение выступлений.

Леонид Ильич не отказывался от возможности «засветиться» в средствах массовой информации. Он актерствовал, и Хрущев, видя это, над ним подтрунивал (сам был актером). Брежневу доносили его реплики. Леонида Ильича они повергали в страх: он знал, что Никита Сергеевич способен легко расставаться со вчерашними любимцами. Леонид Ильич побаивался обращаться к Никите Сергеевичу, даже когда речь шла о жизни людей.

Однажды возникла такая ситуация.

Хрущев переоценил возможности общественности в борьбе с преступностью. Судьи прекращали дела, обвиняемых передавали трудовым коллективам на поруки без достаточных оснований. Преступность росла. Тогда Хрущев потребовал ужесточить наказания. И в начале 1960-х годов вновь ввели смертную казнь за некоторые преступления: невиданное дело! – закон получил обратную силу.

Казнили и несовершеннолетних. Делалось это по особым указам президиума Верховного Совета. Был случай, когда за убийство родителей приговорили к смертной казни подростка, которому не исполнилось и пятнадцати лет.

Верховный суд направил письмо Хрущеву о том, что такого рода указы незаконны. Председатель Верховного суда СССР Александр Федорович Горкин, бывший секретарь президиума Верховного Совета, вручил письмо Брежневу с просьбой передать Никите Сергеевичу.

Леонид Ильич прочитал письмо и нехотя пошел к Хрущеву.

Вскоре вернулся очень расстроенный и сказал:

– Дурак, зачем я вас послушался? Рассердился Никита Сергеевич и письма не взял.

Брежневу доставались куда более неприятные поручения.

24 октября 1960 года в Казахстане, на главном испытательном полигоне, который потом станут называть Байконуром, шла подготовка к первому запуску баллистической ракеты Р-16 (8К64), созданной конструкторским бюро Михаила Кузьмича Янгеля в Днепропетровске.

Заканчивал работу над своей новой ракетой Р-9 и Сергей Павлович Королев. Он намеревался доказать, что его ракета лучше. Отношения между двумя конструкторами обострились до предела. Мнения военных разделились, одним нравилась ракета Королева, другие поддерживали Янгеля. Так что решались судьбы огромных коллективов.

Запуск новой ракеты Янгеля был назначен на 23 октября. Но, как водится, в последний момент вскрылись неполадки, в частности с электрической схемой. Их пытались устранить на ходу. Первый заместитель Янгеля Василий Будник предложил слить топливо и спокойно все исправить.

Государственной комиссией руководил главнокомандующий Ракетными войсками стратегического назначения Главный маршал артиллерии, Герой Советского Союза Митрофан Иванович Неделин.

Хрущев сделал его заместителем министра обороны по специальному вооружению и ракетной технике, а в декабре 1959 года поставил во главе ракетных войск.

Неделин хотел во что бы то ни стало запустить новую ракету накануне очередной годовщины Октябрьской революции. Понимал, как важно вовремя доложить в Москву о крупном успехе – Хрущев ждет!

Главком нервничал и согласился отложить запуск только на один день. Он распорядился закончить все работы, не сливая топливо.

Это была первая роковая ошибка. Еще одна ошибка, по мнению академика Бориса Евсеевича Чертока (он работал у Королева), состояла в том, что для этой ракеты систему управления готовили не опытные конструкторы Михаил Сергеевич Рязанский и Николай Алексеевич Пилюгин, а Борис Михайлович Коноплев, человек талантливый, но не скрупулезный в отрабатывании своей системы.

Маршал Неделин сидел на стуле рядом с ракетой и наблюдал за ходом работ. Вокруг него расположилась свита. Это было нарушением техники безопасности – всех их следовало убрать с площадки.

Испытатели, устранявшие неполадки в ракете, безумно устали. Они сняли защитные блокировки, которые бы не позволили запустить двигатель, и забыли об этом.

А на пункте управления возились с программным токо-распределителем. Это прибор, который при старте подает команды двигателю. И кто-то разрешил вернуть программный токораспределитель в исходное положение, не проверив схему: не опасно ли это? Прибор запустил двигатель второй ступени. А блокировки были сняты...

Сверху, из двигателя второй ступени, вниз ударило пламя, которое прожгло бак с окислителем и бак с горючим первой ступени. Вспыхнуло сто шестьдесят тонн горючего.

Все, кто находился в ракете и рядом с ней, сгорели заживо. Еще хорошо, что в головной части ракеты не было взрывчатки. Готовился испытательный полет, и боеголовку начинили безвредным балластом.

Те, кто стояли чуть дальше от ракеты, пытались убежать. Но горящее топливо догоняло людей, и они вспыхивали как факелы. Погибло сто двадцать шесть человек.

От маршала Неделина осталась только золотая звезда героя. Хоронить было нечего. Погибли два заместителя Янгеля – Лев Абрамович Берлин и Василий Антонович Концевой и еще несколько молодых конструкторов из Днепропетровска.

Хрущев потом мрачно спросил Янгеля:

– Ты почему не сгорел?

Михаила Кузьмича спасло чудо. Он находился рядом с Неделиным, но отошел покурить. Курилка находилась в ста пятидесяти метрах от старта, в хорошо защищенном бункере.

После катастрофы Янгель по аппарату правительственной ВЧ-связи продиктовал телефонограмму в Москву:

«В 18.45 по местному времени за 30 минут до пуска изделия 8К64 на заключительной операции к пуску произошел пожар, вызвавший разрушение баков с компонентами топлива.