Страница 2 из 6
—… проблемы социальной поддержки ветеранов, вопросы оказания помощи инвалидам и членам семей погибших воинов-интернационалистов, вопросы по общественно-патриотической работе с молодежью, по подготовке юношей к службе в вооруженных силах, — закончил свой доклад я.
— Сильно, — сказал кто-то басом на галёрке.
И мне захлопали, как могут хлопать молодые энергичные парни, воодушевлённые интересными задачами.
— Товарищи! По итогам сбора мы предложим для ЦК ВЛКСМ утвердить «Положение о принципах создания и финансирования военно-патриотических объединений, советов молодых воинов запаса»! Кто за это предложение, поднимите руки! — опять взял слово Матвеев, а я под шумок ушёл на своё место.
После собрания меня окружают со всех сторон парни и задают уже конкретные вопросы.
— Ребята, если кто хочет в увольнение в поселок, надо взять увольнительную. Можно групповую. Записывайтесь у дежурного по лагерю, — крикнул в спину нам Подшивалов. — Толя, ты можешь на себя выписать, ну, и на своих ребят, например.
В итоге у меня на руках увольнительная до двадцати одного часа на имя «Штыба Анатолий, и с ним 193 человека». Я в шоке, фамилий там нет ни одной, кроме моей. Идти тут особо некуда, не на цементный же завод, или ж/д станцию? Хотя там неплохой базарчик есть, с восточным колоритом. Купил себе тюбетейку. Тут в Келяте оказался целый полигон! Построенный для тренировок кишлак, или вот… «тропа разведчика». Сдуру я согласился пройтись по ней. Подъём в лагере для всех в шесть, а меня разбудили в пять. Обмундирования у меня не было, но ремень и флягу дали. Во фляге какая-то «колючка» — якобы напиток из кипяченой верблюжьей колючки. Но некоторые втихую наливали во флягу ноль пять холодного кефира и ноль пять минералки. На кухне и в чипке холодильники имеются. Вообще, учебный центр Келята представлял собой городок с казармами и палатками для личного состава, горное стрельбище и полигон в пустыне. С зеленой зоны вела дорога в ущелье. Вот туда мы и выдвинулись, постепенно поднимаясь всё выше и выше.
— Змеи могут быть, — предупредил меня старший группы капитан Александр Черкашин.
На самом верху я огляделся и восхитился. Вокруг всё было покрыто непроницаемым туманом, из которого торчали только верхушки гор. Светало, из-за горизонта появилось солнце и окрасило эту туманную серость в розоватый цвет. И с горки, на которой я стоял, стало видно, как тут же туман пришёл в движение. Он будто живой зашевелился и стал резво втягиваться в проход между хребтами горных долин, перетекая из одной в другую. Вроде как кто-то невидимый сдвигал эту мутную пелену, продавливая сквозь горный просвет, освобождая дно ущелья для потоков солнечного света. С нашей вершины хорошо было видно, как с одной стороны хребта в прозрачном воздухе становятся видны мельчайшие детали на дне долины, а по другую туман загустевал словно бы ещё больше. А потом солнышко поднялось ещё чуточку выше, и там туман также окрасился розоватым и тоже пришёл в движение. Еле оторвал взор.
— Шикарное зрелище! — вслух сказал я.
— А ты ничего, здоровый лось, и ведь без подготовки же! Это где таких призывников делают? — признал уже в лагере Черкашин.
График у меня свободный, и я заглянул на лекцию.
— Атакуя противника, очень просто сбиться с пути. Дороги в пустыне — это сложное переплетение широких и узких троп и тропинок. Тропы эти иногда теряются среди барханов, постоянно дующие ветры заметают их песком, но все же они угадываются с возвышенностей. Другое дело такыры и солончаки. Здесь любая колея или верблюжья тропа сохраняется долго, — хорошо поставленным голосом рассказывал незнакомый майор своим слушателям.
— Толя, — нашёл меня Егор. — У нас ЧП!
Я специально попросил его обращаться ко мне без отчества, ведь не на работе же.