Тройной фронт

Нас было три друга. Вместе Тамбовское кавалерийское закончили. Вместе на фронт. Вместе на пополнение в Самарканд. Там долго кувыркались. Привезут узбеков, они по русски «папы мамы» не говорят, даже паровоз никогда в жизни не видели. Начинаешь его учить верхом ездить по-строевому. Семь потов прольешь – вроде выучил, а он возьмет да уйдет. Родственники из деревни приехали, он с ними ушел. Мы старались сразу – то шум не поднимать. Погуляет – придет.       Они, в большинстве своем ребята наивные, и ощущения войны у них еще нет. Но неделю – нет –приходится докладывать. Если бы он, действительно, дезертир был … Так он бы в часть не возвращался! А тут через неделю другую является. Его под арест и приезжает гнида из особого отдела. Уроды, тыловые! Как правило, морда нерусская, нестроевая! В очечках! Из под козырька стеклышками посверкивает. Макаренко такой – мать его…. Воспитатель. Ну, известное дело – расстрел перед строем. И всегда сам в исполнение приводит! Садисты чертовы!

Этот, придурок, ну дезертир – стоит ничего не понимает, улыбается. Его ба-бах! Да еще и мимо – ранит только. Подойдет и добьет! Скотина.

Ну и что? Семью кормильца лишил! И пенсии им не будет. Армию солдата лишил! Зачем я его воевать учил. Все был лишний ствол да клинок в строю был. Нет, вот надо – приговор! Надо в исполнение привести… Идиоты.

Так вот я про друзей. Миша из Москвы в Самарканд жену вывез. Только перед войной женился. Единственный среди нас женатый. Жена на шестом месяце. Нас на фронт. Он заехал на квартиру – проститься. И мы тоже с ним. Посидели, выпили. Жена старается держаться – чтобы ребенку не повредить, не плачет.

Вышли на улицу, Улица может единственная в городе булыжником мощеная, так то все грунтовые. Стали садиться. А нам сапоги выдали второй очереди. У все подошва подбита новая. Это для кавалерии – смерть! Сапоги чинишь – с каблуком подошву отрывай! Чтобы цельная была! Чтобы между каблуком и подошвой не за что зацепить…

У Миши конь рванул – нога в стремени. Зацепился подошвой этой гребаной! Так затылком по булыжнику и поехал! И не воевали, а похоронили. Дитенок еще не родился, а батьки – нет! Мы жене, как могли, помогали. Хороший мальчонка вырос. Она так после войны замуж и не вышла больше.

Вот те и боев нет и потери. А Саша еще хуже. Изрубили румынский корпус. Сами уцелели! Едем впереди. Победители! Сзади бричка с трофейным оружием. И повар на бричке на горе пулеметов. И черт его надоумил пулемет немецкий ручной вертеть. Хотел, видите ли, посмотреть, как он разбирается! А он заряжен! И как дал очередью. В меня мимо, а Сашу наискось спины! Как я тогда этого повара не зарубил, не знаю! Саша стихи хорошие писал, собирался после войны в Литературный институт подавать… Может это Пушкин был новый или Есенин… Да хоть бы и не поэт!

Вот тебе и военные потери! Охххх…

Этому то я, конечно, справку подписал. Да, не помню, я его, конечно,.. Но ноги то нет! Воевать то его везли! Что ж он виноват, что так получилось! А если сам придумал – Бог ему судья. А я не вправе! Пусть хоть пенсию получит человеческую. И вообще… Как не крути он же жертва войны… Хотя все мы жертвы. И кто погиб, и кто уцелел, и кто в тылу… Все.

Кавалерия – род войск особый

– Вы же не будете спорить, что конный спорт – штука особая, – сказал доктор. – Вот именно. Потому что это единственный вид спорта, где успех зависит не только от человека. Единственный вид спорта, где главное не спортивный снаряд и мастерство спортсмена, а живое существо. Трепетное притом и ранимое! Изуродовать лошадь – как нечего делать!

Так вот я с большим удовольствием докладываю вам, что примерно так, как конный спорт отличается от всех других видов спорта, аналогично кавалерия отличается от других родов войск!

И вчера я обнаруживаю еще одно доказательство!

Тут попался мне в руки том документов «Нюренбергского процесса». Жена «Как ты можешь такое читать!» Женщине сложно понять, что чтение не всегда занятие для удовольствия. Что, например, приятного в книге «Полевая хирургия» или там «Вирусные инфекции», а читаешь, и много прилежнее, чем, скажем, «Анну Каренину».

Так вот докладываю: в немецкой армии во всех родах войск были эсесовские части. Ну там, танковая эсесовская дивизия «Мертвая голова», «Викинг». Если не ошибаюсь, горно-стрелковая «Эдельвейс» и т. д. Эти названия довольно известны. В армии эсесовцы выполняли роль гвардии, но если б только это – никто бы слова не сказал! Но они ухитрились так, с позволения сказать, отличиться, что все эсесовцы, решением Нюренбергского процесса – военные преступники. Но! Но за исключением эсесовских кавалерийских дивизий! А таких было две.

О чем это говорит?! О том, что в кавалерии сохранялся военный благородный дух, который не позволял кавалеристам безобразничать и совершать преступления. Наоборот, как отмечается в материалах следствия, эсесовцы-кавалеристы помогали мирному населению и даже защищали его от других воинских частей в случае проявляемого теми произвола.

Факт сам по себе поразительный. И я его истолковываю двояко. Во – первых, кавалерия всегда была элитным родом войск. В ней служили самые привилегированные аристократы. Вот эти обломки империи и оставляли кавалерийский офицерский корпус, а они, что такое честь мундира, знали не понаслышке. И гражданина Шикльгрубера, он же Гитлер, презирали и ненавидели.

Конечно, хотелось бы отметить облагораживающее влияние коня! Это во – вторых. Я для себя объясняю это так: коня не пожалеешь – не сносишь головы. И в уходе за лошадью, да что там за лошадью, за любой скотинкой, до хомячка включительно, вырабатывается милосердие, оно же гуманизм.

Или я не прав? Возможно, и не прав. Возможно. Но только во втором случае. Что же касается традиций и высокого нравственного настроя, называемого честью – это я еще застал. Разумеется, в кавалерии это было! И во всей армии было! Было! Не без налета романтизма, конечно! Так кавалерийская служба вообще требует романтизма. Точнее сказать, жеста, слова! Одно дело по радио по бумажке речь вычитывать, и другое пред строем, когда под тобою конь пляшет: «Товарищи бойцы! Кровавый фашист терзает нашу многострадальную Родину… Беспощадно!… До последнего вздоха! Умрем!». И умирали… И не только от пули и снаряда. От дистрофии, например, от воспаления легких… Но слово говорилось и поступок совершался!

      Должен вам заметить, что я не большой любитель художественной литературы. Как то , знаете, и профессия не та, и вообще… Иногда читаешь и так стыдно делается. Вот почитал «Архипелаг ГУЛАГ» – сложная книга. Впечатляет. Но как дочитал, что в Новочеркасске приказ стрелять по безоружной толпе отдал Иса Плиев, тут меня сомнения и взяли.

Господину Солженицыну Плиев – сталинский сатрап и тому подобное прочее, а мне он – командир. Как это не романтично и театрально звучит, а я с ним на смерть ходил. Я ему верил и верю! И хоть меня на куски режьте, а не переубедите, что мой командир, кавалерист, осетин, а как вы знаете, среди них самое большое в СССР число Героев Советского Союза – тоже кое о чем говорит, мог отдать такой приказ. Я думаю, что господин Солженицын не в курсе дела. Не исключаю, что такого приказа вообще никто не отдавал! Когда многотысячная толпа прет, и перед ней оказывается цепочка солдат с оружием – стрелять будут обязательно! Я вас уверяю!

Вы мне приказ покажите! Письменный! Докажите, что это не фальшивка! А его нет, и быть не может, потому что не было, и не могло быть! Нет такого приказа, и в природе не было. Плиев бы застрелился! Вот это вполне в кавалерийских традициях. Вышел под знамя и в висок! Перед строем!

А вот что было! Город Могилев освобождала кавалерия в конном строю! Подумать – умом повредиться! Это историческая загадка. Этого не могло быть! Но было! И освободили! Так вот по случаю юбилея ветеранов этой дивизии, а их на т от год оставалось еще в живых человек пятьсот, приглашают на торжества. Начали мы ради праздничка, костыли полировать и зубы вставлять. Все же переписываемся, все знаем… Хотелось встретиться, повидаться, может перед смертью в последний раз. Старые же уже все.