Сломленные души

Холодно. Так холодно. Я плотно укутываюсь одеялом и сажусь в постели. Вокруг ни души. Где же Павел? Может быть, он в другой комнате? Я прислушиваюсь к звукам, к любым звукам, но вокруг тишина. Рядом с кроватью горит торшер, освещая листок бумаги на тумбочке. Я беру его и подношу ближе к лицу. У меня всю жизнь близорукость, мне приходится очень близко держать записку от глаз, чтобы четко разобрать написанное.

В записке говорится, что он вернется поздно вечером. Я кладу бумажку обратно на тумбочку. Он оставил меня одну в своей квартире. Я вздрагиваю и плотнее закутываюсь в одеяло. Сколько сейчас времени? Сколько мне придется ждать его возвращения? Я откидываюсь на спинку кровати и, зажавшись в углу между изголовьем и стеной, закрываю глаза.

Что, черт возьми, со мной происходит? Когда проснулась сегодня утром, чувствовала себя совершенно нормально, пока он не упомянул о моей семье. Одна мысль о том, что они узнают, что со мной случилось, вывела меня из равновесия. Словно меня внезапно бросили в пропасть. Тьма оказалась слишком знакомой. Та самая пустота, в которой я провела последние два месяца, полностью отрешившись от всего, что происходило вокруг меня. Или со мной. Казалось, что она поглотит меня целиком. Словно невидимый токсичный газ, ядовитый шепот которого обволакивал мой разум, желая чтобы я его впустила. «Нечистая, — шептало оно. - Грязная. Никто и никогда больше не захочет к тебе прикасаться». Но тут Паша погладил меня по спине. Я не показалась ему отталкивающей. Голоса прекратились, и черная дыра закрылась.

У меня появилась странная уверенность, что этот голос не вернется, пока Павел рядом. Но сейчас его здесь нет.

«Когда брат узнает, что произошло, ему будет противно, — шепчет мне голос в голове. - Он больше не будет любить тебя. Никто не может любить такое жалкое создание. Ты позволила незнакомцам трахать себя и даже не сопротивлялась. Отвратительная».

Я медленно вдыхаю и выдыхаю, пытаясь отгородиться от голоска. Не получается.

«Ты сама во всем виновата. Сама навлекла это на себя. Ты решила пойти с тем парнем».

Я запускаю пятерню в волосы и крепко тяну их, словно от этого голос исчезнет из моей головы. Но он продолжает.

«Ты думала, что он хороший. Он оказался насильником, который изнасиловал тебя и бросил в сеть проституток, а ты считала его милым! Ты не способна здраво рассуждать».

Я беру записку, которую оставил Паша, и сосредотачиваюсь на первых строчках.

«Когда проснешься, можешь осмотреть квартиру. Я оставил немного еды на столе на кухне. Поешь».

Это инструкция. Не вопрос. Я не должна принимать самостоятельное решение. Я должна лишь следовать его указаниям. Вздох облегчения срывается с моих губ. Сжимая в руке записку, спускаюсь с кровати и, взяв оставленную им футболку, выхожу из комнаты.

У Паши очень роскошная квартира. Все -

от современной темной мебели до мягких толстых ковров и тяжелых портьер — выглядит дорого. Везде чистота и порядок, никаких мелких безделушек на полках. Я нашла еще две спальни, значительно меньшие, чем та, где я спала. Похоже, что они не используются.

Гостиная — самое большое помещение в квартире, на стене висит телевизор, перед ним — диван и два кресла. Я встаю посреди комнаты и оглядываюсь. Одна книжная полка. Несколько современных картин на стенах. Все красиво, но выглядит как декорация для журнала по дизайну интерьера или шоу-рума. Странно находиться в таком месте.

У нас дома все полки и стены увешаны нашими с Сиенной фотографиями, а также единственной фотографией Артуро, когда нам удалось уговорить его сфотографироваться с нами. Повсюду разбросаны журналы мод Сиенны и мои ноты. Подушки на диване обычно лежат в беспорядке. Повсюду валяются игрушки для собак. Различные средства для волос и бальзамы для тела часто оказываются в таких странных местах, как кухонный стол или полка с телевизором. Когда думаю о доме, сердце сжимается. Мой дом кажется чужим, как будто принадлежит кому-то другому.

Я крепче стискиваю в руке записку и иду на кухню. Черные блестящие столешницы, стеклянная плита, которой, похоже, никогда не пользовались. В черном холодильнике, судя по размерам, может храниться достаточно продуктов, чтобы хватило на неделю для десяти человек, но когда открываю его, в нем только несколько бутылок воды, пакет молока, три помидора и нераспечатанная упаковка сыра.

Столешница тянется по всей длине стены, но единственное, что на ней стоит, — это кофеварка. Ни баночек для специй, ни держателей для чашек. Ничего. Только кофеварка. На столе Павел оставил для меня несколько блюд для завтрака. Приготовить яичницу или просто намазать джем на хлеб? Во мне разливается неприятное покалывание. Либо яйца, либо джем; вряд ли я смогу съесть и то, и другое. Но когда думаю о выборе, беспокойство усиливается.

Да что черт возьми со мной такое, что я не могу принять такое ничтожное решение? То же самое произошло утром, когда Паша спросил меня, не хочу ли я принять душ. Я была грязной. Мне нужен был душ. Но когда он спросил, я не смогла принять решение. Я ухватилась за край стола и смотрела на то, что для меня приготовили. Яйца или джем? Это же простой выбор, черт возьми! Почему я не могу выбрать?!

Спустя двадцать минут раздумий я все-таки жарю яичницу, закусываю куском хлеба с джемом и все это время чувствую себя полной дурой.

По крайней мере, у меня прошел озноб.

К тому времени как закончила с едой, на улице уже стемнело, и я не знаю, что делать. В записке говорилось, что нужно осмотреть квартиру и поесть. Но что делать после этого — неизвестно. Я могу лечь спать или что-нибудь почитать. В гостиной на книжной полке полно книг. Я не могу смотреть телевизор без очков, если не встану прямо перед ним. Почитать? Или лечь спать? Мне снова нужно принять решение, но я не могу!

Схватившись за голову, дергаю себя за волосы, и с губ срывается разочарованный крик.

«Я ушел на работу и вернусь не раньше трех часов ночи. Если ты думаешь убежать, пожалуйста, не делай этого. Подожди, пока я вернусь».

Он просил подождать его. Просто. Прямо. Беспрекословно. Чувство тревоги понемногу угасает. Я стою в двух шагах от входной двери. И жду. Тот, кто увидит меня сейчас, может подумать, что передо ним дрессированная собака. А мне плевать. Единственное, что меня волнует в данный момент, — это то, что я больше не чувствую этой всепоглощающей тревоги. Со своей испорченной психикой разберусь

как-нибудь в другой раз. Я сажусь на пол, обхватываю ноги руками и смотрю на входную дверь.

Телефон звонит, когда паркую машину в конце длинного ряда автомобилей, стоящих перед домом Петрова. Последним в очереди стоит большой красный мотоцикл. Видимо, случилось что-то серьезное, раз Роман обзвонил все командование, включая Сергея. Я беру телефон с пассажирского сиденья и отвечаю на звонок.

— Док?

— Я получил результаты анализов девушки. По венерическим заболеваниям она чиста. По беременности тоже все отрицательно. Анализ крови показал, что у нее небольшая анемия, но это все.

— А что насчет наркотиков?

— Ну, тут начинается самое интересное. Вещество, обнаруженное в ее организме, не известно. Похоже, это что-то новенькое, то, что еще не вошло в обиход.

— Интересно.

— Подожди, это еще не все. Пришел тест на таблетки, которые Владимир подбросил мне на днях. Это тот же самый препарат.

— Уверен?

— Да.

Конец ознакомительного фрагмента.