Страница 6 из 8
Он прекрасно понимал, что для того, чтобы это светлое будущее наступило, возможно, придется погибнуть миллионам, заявив советским лидерам во время своего визита в Москву в 1957 г.: «Мы готовы пожертвовать 300 миллионами китайцев ради победы мировой революции»[52]. В ноябре 1958 г., «разговаривая со своим окружением о трудоемких проектах, таких как гидротехнические сооружения и производство “стали”… Мао сказал: “Работая так, со всеми этими проектами, половине Китая, возможно, придется умереть. Если не половина, то, возможно, одна треть или одна десятая – 50 млн – умрут»[53].
Линь Бяо, которого Мао Цзэдун назначил своим преемником за предположительно непоколебимую преданность, придумал популярный лозунг: «Плавание по морю зависит от рулевого. Совершение революции зависит от мысли Мао Цзэдуна». В своем личном дневнике он признался, что считает «Большой скачок» «основанным на фантазиях и полной неразберихе»[54]. В конце концов, Мао был вынужден отказаться от «Большого скачка», что, однако, не помешало ему через несколько лет привести в действие другую, столь же катастрофическую политическую программу. Провозглашенная в 1966 г. Культурная революция стала еще более радикальной попыткой преобразования китайского общества, в ходе которой миллионы людей, обвиненных в распространении капиталистических идей или критике «Большого скачка», были приговорены к принудительным работам или пыткам, а сотни тысяч убиты.
Десятки миллионов человеческих жизней, потерянных в результате очередного неудачного социалистического эксперимента, не должны были стать неожиданностью для китайских коммунистов, которые, в конце концов, видели, как в 1930-х годах в СССР разворачивалась катастрофа аналогичного масштаба. Как и в Китае, попытки коллективизации сельскохозяйственного производства привели к гибели миллионов людей от голода. К сожалению, учебники истории полны примеров неудачных социалистических экспериментов, заставляющих коммунистов в других странах мира верить, что их собственные эксперименты – в другой стране и в другую эпоху – обязательно увенчаются успехом.
Экономические последствия правления Мао Цзэдуна были катастрофическими. В 1978 г. доходы двух из трех крестьян были ниже, чем в 1950-е годы. У трети крестьян доходы даже упали ниже уровня до японского вторжения. После смерти Мао в 1976 г. его преемники были настроены более прагматично. Почувствовав, что китайскому народу надоели радикальные социалистические эксперименты, непосредственный преемник Мао Цзэдуна, Хуа Гофэн, подготовил почву для человека, которому предстояло сыграть решающую роль в преобразовании Китая, – Дэн Сяопина. Преемники Мао, в частности Дэн, были достаточно умны, чтобы принять близко к сердцу некоторые конфуцианские слова мудрости: «Тремя способами мы можем научиться мудрости: во-первых, размышлением, что благороднее всего; во-вторых, подражанием, что легче всего; и в-третьих, опытом, что горше всего».
Путь Китая к капитализму
Усвоив тяжелый урок, китайцы стали присматриваться к тому, что происходит в других странах. Для ведущих китайских политиков и экономистов 1978 год стал началом напряженного периода зарубежных поездок с целью привезти ценные экономические идеи и применить их у себя дома. Китайские делегации совершили более 20 турне по более чем 50 странам, включая Японию, Таиланд, Малайзию, Сингапур, США, Канаду, Францию, Германию и Швейцарию[55]. В преддверии первого с момента образования Народной Республики визита китайских государственных чиновников в Западную Европу Дэн Сяопин встретился с руководителем делегации Гу Му и несколькими из более чем 20 членов делегации, «попросив их увидеть как можно больше и задать вопросы о том, как принимающие страны управляют своей экономикой»[56].
Увиденное в Западной Европе произвело огромное впечатление на членов делегации: современные аэропорты, такие как аэропорт имени Шарля де Голля в Париже, автозаводы в Германии и порты с автоматизированными погрузочными устройствами. Они были удивлены, увидев высокий уровень жизни даже простых рабочих в капиталистических странах[57].
Дэн Сяопин сам совершил поездку в США и Японию. После посещения завода «Ниссан» в Японии, произведшего на него грандиозное впечатление, он сказал: «Теперь я понимаю, что означает модернизация»[58]. В особенности китайцев впечатлили экономические успехи в других азиатских странах. «Хотя экономический динамизм соседних стран почти не признавался, он рассматривался как пример для подражания. Японская экономика, прошедшая путь от состояния разрухи в 1945 г. до обновления всех мировых рекордов роста с 1950-х годов, создав современное общество потребления, а также конкурентоспособные экспортные отрасли, заставила побледнеть достижения Мао»[59].
Во время своего визита в Сингапур Дэн Сяопин был особенно впечатлен местной экономикой, которая была гораздо динамичнее китайской. Ли Куан Ю, отец-основатель Сингапура и многолетний премьер-министр, вспоминает: «В 1978 г. в Сингапуре я сказал Дэну за ужином, что мы, сингапурские китайцы, являемся потомками неграмотных безземельных крестьян из Гуандуна и Фуцзяня в Южном Китае… Из того, что сделал Сингапур, нет ничего, что не мог бы сделать Китай, причем сделать лучше. Тогда он промолчал. Когда я прочитал, что он сказал китайскому народу сделать лучше, чем Сингапур, я понял, что он принял вызов, который я исподволь бросил ему тем вечером четырнадцать лет назад»[60].
Выводы делегаций были широко распространены в Китае, как в Коммунистической партии, так и среди широкой общественности. Например, увидев своими глазами высокий уровень жизни рабочих в Японии, члены делегаций начали понимать, насколько коммунистическая пропаганда о преимуществах социализма по сравнению с бедствиями обнищавшего рабочего класса в капиталистических странах была основана на лжи и фальсификации. Для любого, кто побывал в этих странах, становилось очевидно, что все обстоит с точностью до наоборот. «Чем больше мы видим [мир], тем больше понимаем, как мы отстали», – неоднократно заявлял Дэн Сяопин[61].
Однако вспыхнувший энтузиазм в отношении экономических моделей других стран не привел к мгновенному переходу к капитализму, равно как и Китай не отказался от плановой экономики в пользу экономики свободного рынка. Вместо этого происходил медленный процесс перехода, начавшийся с предварительных попыток предоставить государственным предприятиям бо́льшую автономию, который занял годы и даже десятилетия и опирался как на инициативы снизу, так и на реформы, проводимые сверху, под руководством партии.
После провала «Большого скачка» крестьяне во все большем числе деревень начали обходить официальный запрет на частное фермерство. Поскольку они быстро смогли добиться гораздо больших объемов производства, партийные кадры разрешили им продолжать. Первоначально эти эксперименты были ограничены самыми бедными деревнями, где почти любой результат был бы лучше, чем статус-кво. В одной из таких деревень, «широко известной в регионе как “деревня попрошаек”», кадры «решили выделить крестьянским хозяйствам в двух производственных бригадах малоплодородные земли, а на остальных территориях продолжать придерживаться коллективного хозяйствования. В тот год частные хозяйства собрали с малоплодородных земель в три раза больше, чем колхозники с плодородных. На следующий год площадь земли, отданной под частное фермерство, и количество производственных бригад, получивших участки, выросло»[62].
52
Цит. по: Chang and Halliday, Mao, 535.
53
Цит. по: ibid., 535.
54
Цит. по: Dikötter, Mao’s Great Famine, 100.
55
Coase and Wang, How China Became Capitalist, 32 <Коуз Р., Ван Н. Как Китай стал капиталистическим. С. 58>.
56
Ibid., 33 <ср.: Там же. С. 59>.
57
Lee, Macht und Moderne, 165.
58
Coase and Wang, How China Became Capitalist, 33 <Коуз Р., Ван Н. Как Китай стал капиталистическим. С. 60>.
59
Tobias ten Brink, Chinas Kapitalismus: Entstehung, Verlauf, Paradoxien (Frankfurt: Campus Verlag, 2013), 106.
60
Coase and Wang, How China Became Capitalist, 34 <ср.: Коуз Р., Ван Н. Как Китай стал капиталистическим. С. 60>.
61
Lee, Macht und Moderne, 159.
62
Coase and Wang, How China Became Capitalist, 46, 47 <Коуз Р., Ван Н. Как Китай стал капиталистическим. С. 78>.