Страница 14 из 35
— Вы ничего не понимаете. Я сяду у огня… И одежда моя высохнет, и озноб пройдет, — говорил он.
Пока спортсмены разводили костер, я повторила Хомонголосу просьбу переменить одежду. Вместо него мне ответил предводитель:
— Не волнуйтесь, сударыня… Ваши слова не для таких упрямых дикарей, как он. Ему и так ничего не будет…
Немного погодя Хомонголос уже сидел на большом камне перед костром и читал нам небольшую лекцию, в то время как от его одежды клубами струился пар:
— Господа, я вижу, что все вы на меня дуетесь. Даже почтенные хозяева дома строго хмурят брови и раскаиваются в том, что пригласили такого хулигана, как я. Но если я принесу свои извинения, может быть, их гнев хоть немного уляжется. Господа, я грубый человек гор. Я лишен тех качеств, которые необходимы участникам столь утонченных собраний, как ваше. Я не умею танцевать, петь и даже просто болтать. Мне хотелось показать вам хоть какой-то номер, чтобы внести разнообразие в этот вечер. Я решил, что вам уже немного надоели танцы и насмешки. Как говорит народ, мне хотелось бросить и свою петрушку в общий котел с супом. И вот по этому случаю я принял ванну в колодце и весь промок до нитки.
Тетя Макбуле не выдержала:
— А если бы вдруг вы, желая пошутить, на самом деле попали бы в беду?
Хомонголос, повернувшись к огню другим боком, отвечал:
— Боже, госпожа, какая беда? Прошу вас… Я повис на ветке, потом бросился в колодец глубиной восемь метров. И всего-то. Но я должен признаться, что во время этой игры, которую я устроил только для того, чтобы развлечь вас, я тоже пережил некоторое затруднение. Вы мне простите, я надеюсь, мою шутку ради перенесенного мной мучения и ради тех благих намерений, с которыми я все это проделал.
Хомонголос прямо-таки умолял нас, склонив голову и заставляя стоявших вокруг него простосердечных людей проявить милосердие. Но на губах у него продолжала играть ироничная улыбка.
Позже, когда толпа рассеялась, он стал со мной более откровенен:
— Вы заметили этим вечером, за столом? Когда я рассказывал об известном вам происшествии на теплоходе, некоторые из бывших там улыбались про себя, думая: как такое могло быть, чтобы все поверили в то, что он прикинулся мертвым? Они даже рассердились на меня за обман. Но не прошло и двух часов, как они сами могли воочию увидеть мою игру. И никто даже не усомнился. Та же тревога, беготня, те же метания, вздохи, обмороки… Да я никогда не забуду ваши вопли, похожие на крик болотной совы, когда я упал в колодец. Помилуй Аллах, какое у вас чувствительное сердце!
Сидя у огня, мы проговорили больше получаса. То и дело он вспоминал какую-нибудь женскую слабость и начинал насмехаться над нею.
После этого случая мое решение окрепло. Я должна вступить в схватку с этим женоненавистником и сломить его. К тому же сделать это надо было так, чтобы он больше никогда не смел хорохориться и нападать на представительниц моего пола со своими упреками.
Я находилась теперь в положении настоящей актрисы. Мне необходимо было рассчитывать каждое движение, каждое слово. Я старалась пустить в ход все свои чары, всю свою привлекательность.
Мои позы и словечки могли свести с ума любого мужчину, неравнодушного к женскому обаянию. Но Хомонголос смотрел на меня, как на котенка, и не придавал значения моим попыткам.
Но мое первое поражение хотя и подействовало мне на нервы, но не лишило надежды. Ты увидишь, Нермин, я непременно одержу верх.
Я должна дать тебе сведения и о женихе и невесте, о предстоящей свадьбе, до которой остается еще две недели. Весиме и господин Ремзи этим утром, о Аллах…
Сара.
Глава десятая
От Сары Нермин
Нермин, у нас появилось новое развлечение. Вчера весь день лил дождь, и поэтому мы все время сидели дома. Чтобы убить время, мы начали танцевать, но что-то не ладилось. Потом мы стали бороться друг с другом, словно грузчики. Ничего не помогло. Пасмурная погода, казалось, проникла и в наши сердца. Мы никак не могли прогнать эту скуку. Что же, интересно, делают те, кто вынужден проводить здесь зиму? Дядя, тетя, другие пожилые серьезные люди… Я удивляюсь Весиме и господину Ремзи. Как это они переживут зиму в таком безлюдном местечке? Я на их месте и двух дней бы не выдержала. Я либо сошла бы с ума, либо свела бы счеты с жизнью.
Думая о них, я некоторое время следила за потоками дождя за окном. Рядом со мной промелькнула какая-то тень. Кто бы мог это быть, если не господин Ремзи?
Бедняга теперь не отходил от меня ни на минуту. Он боязливо спросил:
— О чем вы думаете, госпожа Сара?
Я, не повернув головы, рассеянно ответила:
— Да так, о разных мелочах…
Господин Ремзи, поколебавшись, продолжил:
— Я думаю только об одном. Ничто другое мне не приходит в голову. Ясно, что плохая погода делает плохих людей еще хуже, чем они есть.
У господина Ремзи было такое измученное и печальное выражение лица, что я испугалась, как бы он не сказал то, чего не следовало. Торопливо я подхватила:
— Конечно, вы имеете в виду Весиме. Как бы горячо вы ни любили это чистое создание, этого всегда мало, господин Ремзи. Счастливы, на мой взгляд, те люди, которые всегда думают о своих возлюбленных. Я от всего сердца хочу, чтобы вы были счастливы.
— Вы думаете, в мире есть счастье без изъяна, без размолвок?
Когда он произносил эти слова, на его губах появилась горькая и нервная усмешка.
Да, если бы господин Ремзи заметил с моей стороны хоть какое-то одобрение, он в тот же миг высказал бы мне те самые, невозможные вещи. Гнездышко Весиме разбилось бы, не успев свиться.
Да еще и моими руками… Руками Сары, которую она всегда любила как старшую сестру. Если бы я стала причиной такого бедствия, я никогда бы себе это не простила!
Я признаюсь тебе, Нермин: я немного завидовала их полупомешанной влюбленности. Когда Ремзи говорил, что в мире он не любит никого, кроме Весиме, я чувствовала будто вызов моему самолюбию. Я хотела слегка проучить этого провинциального парня, втянуть его в состояние временной меланхолии, но не более.
Но я с ужасом поняла, что моя маленькая комедия дала слишком плачевные результаты. Настало время вернуться к началу, залечить невольно нанесенные мной душевные раны. Тем более что мне от этого парня особо ничего и не было нужно.
Я приняла серьезный вид, с каким мать делает внушение своему юному сыну, и сказала:
— Весиме мне дороже сестры. Я хотела бы, чтобы вы любили ее всю свою жизнь… Я не говорю, что ваша любовь в опасности, но если я замечу хоть малейший разлад, я всем сердцем, всеми силами постараюсь защитить ее.
Я продолжала в том же духе и говорила, не очень задумываясь о смысле своих слов. В конце концов мне удалось убедить его, что я готова принести в жертву все ради счастья своей двоюродной сестры.
Несчастный мальчик то краснел, то бледнел.
Он заверил меня, что никого кроме нее он не любит. Но говорил это совсем не так, как раньше…
Склонив голову и опустив плечи, Ремзи направился к выходу. Его потерянный вид пробудил во мне сочувствие.
Нермин, хорошо ли я поступаю? Или я дурная девушка? Я этого никак не могу понять. Может быть, все люди такие же, как я? Они делают зло, прекрасно отдавая себе в этом отчет, а потом сами же переживают из-за случившегося… Утешь же меня. Скажи, что этот простой парень из провинции забудет меня, не так ли?
После разговора с господином Ремзи я стала искать себе такое занятие, которое заставило бы меня забыть о моих переживаниях.
В одной из комнат слышались раскаты смеха Хандан. Я подумала: «Значит, опять какая-то сплетня в ходу. Хандан только это и может так насмешить. Интересно, о ком идет речь на этот раз?»