Леди Дождя

Юрий. Когда тайное становится явным...

Вы бы пошли на свои похороны, если бы могли? Вот положа руку на сердце — кто из нас отказался бы увидеть ритуал, на котором нас в принципе не могло бы быть? Имею в виду — в осознанном состоянии, а не в виде бездыханного тела, как понимаете. Даже по-моему фильм был про экстравагантного миллионера, который эмитировал свою смерть, лишь бы побывать на собственных похоронах и поминках, чтобы посмотреть как все это будет оформлено и послушать кто, что и как будет про него говорить!

Вот и я от этого соблазна не удержался и подслушав разговор представителя похоронной компании со своим коллегой, последовал вслед за ними на тот участок земли, которому предстояло стать последним приютом для моего тела. Хоронили меня, как здесь принято, в закрытом гробу.

Открывали его или нет в храме во время отпевания — не знаю! Вот как раз на свой трупешник посмотреть, я и не решился! Да и было ли отпевание? Говорят ведь, что самоубийц не отпевают и даже на территории кладбища раньше не хоронили... Сейчас ко всему снисходительнее относятся, вон даже браки между геями освящать стали, так что если папаша раскошелился, то может проблем и не возникло. Мама бы точно заплатила, но она у отца на содержании, так что не знаю!

Все эти дни, что шла подготовка к похоронам, я из дома сбегал, как напроказивший мальчишка, которому не хватает смелости отвечать за свои проступки : видеть страдания близких было просто невыносимо! Так что почти все время я проводил с Сарой, девушкой-самоубийцей, которая тоже предпочитала сбегать из той квартиры, к которой была привязана, чтобы лишний раз не сталкиваться там со своей счастливой «заместительницей». Сара так искренне радовалась моим визитам, что мне казалось жестоким лишать ее этой малой толики счастья, которое еще неизвестно сколько продлиться, так что многие события происходившие в моей семье, прошли мимо меня.

Так вот. Узнав дату и время погребения, я пристроился к кортежу и благополучно прибыл на кладбище, но там зазевался на одну душу, что сидела на памятнике и увлеченно болтала ногами и немного отстал от своей процессии, а когда нагнал...

Сначала, мне даже показалось, что я перепутал могилы. Но нет — вон и мама с сестрой и братом, поддерживающим их обеих, и прямой, будто проглотил свою трость, весь в черном с головы до ног, отец... Но тогда откуда взялась «она»?! С чего вдруг рыдать, выкрикивать проклятия и бросаться на гроб, мой гроб, стала бы чужая женщина?!

Мне вспомнились так называемые «плакальщицы», женщины, которых нанимали для публичной демонстрации горя, когда прочие родственники, не очень-то и скорбящие, желали на их фоне благородно принимать соболезнования. Но нет, это вряд ли: растрепанная, с лицом вымазанным расплывшейся и размазанной косметикой, с заляпанным глиной подолом... Нет, в таком виде горе не имитируют! Она реально оплакивала именно мою кончину?!

Потом, когда я заметил, что незнакомая дама сильно пьяна, я подумал уже, что это не я, а она перепутала церемонии и ее «дорогого покойника» сейчас опускают совсем в другую могилу, когда мама, будто вдруг обретя новые силы, сделала несколько шагов к отцу и со всего размаха врезала ему по лицу! Удар был так силен, что отец пошатнулся и из его разбитой губы брызнула кровь, а мама, будто израсходовав на этот демарш последние силы, сломанной игрушкой рухнула ему под ноги...

И только в этот момент из моих ушей будто вынули пробки и я отчетливо услышал, что именно выкрикивала та женщина! Впрочем, почему просто «женщина»? Выкрикивала Вероника Бьен! Та самая мадам-критик, которая унизила меня и растоптала мое творчество! Эта она сейчас ползала на коленях возле моего гроба и выкрикивала проклятия в адрес моего отца, самой себя и даже Господа Бога, за то, что позарилась на отцовы деньги, за то, что Бог не остановил ее и допустил, что она, «могла стать первооткрывателем таланта, а теперь будет проклята, как его могильщица!», ну и все в таком духе...

Вот кто из нас в детстве, в минуту сильной обиды, не мечтал умереть, доставив своей смертью мучения обидчикам?! Мне с этим «повезло»! Вот они обидчики и вот их раскаяние за содеянное! Однако ни радости, ни простого удовлетворения я не чувствовал — только опустошенность и тоска по тому, чего не вернуть...

Ну и что, что теперь я знаю о своем таланте? Ну и что, что отец почернел от горя и, я уверен, уже тысячу раз проклял себя за ту идею, которую он так «удачно» осуществил, проплатив «ругательную» статью в прессе о моих картинах? Ну и что? Теперь это не имеет никакого значения! Для меня, по крайней мере...

Еще несколько минут я наблюдал, как хлопочут вокруг мамы брат с сестрой, как они старательно «не замечают» стоящего почти над их головами отца, как так и не сумев привести ее в чувство, брат бежит за санитарами у предусмотрительно вызванной неотложки, припаркованной белым пятном среди прочих автомобилей посетителей этого сосредоточения скорби, печали и несбывшихся надежд.

Убедившись, что маме будет оказана вся возможная в ее положении помощь, я напоследок заглянул в лицо отца, казалось, так и одеревеневшего у моей могилы, с закрытыми глазами и плотно сжатыми губами, с которых ему на подбородок тонкой струйкой стекала кровь и дальше, на воротник, незаметная на траурном цвете костюма...

Что и как тут будет дальше, мне стало совсем неинтересно и я поплелся к выходу с кладбища, еще раз поглазев на странную душу, на которую обратил внимание по прибытию : никак не мог понять для чего она это делает, ведь удовольствие от определенных движений нам теперь недоступны?

Я даже попробовал сам поболтать ногами, но как и ожидал, ничего не почувствовал и пожав плечами пошел дальше своей дорогой. Я уже заметил, что странно себя ведут в основном «привязанные» души, как будто им настолько наскучило место привязки, что они любым способом пытаются разнообразить свое времяпровождение. Вон Сара, например. До моих визитов она пыталась воссоздавать игры своего детства, только, по моему, ей это мало помогало...

Теперь вот, например, она с увлечением принялась строить гипотезы, объясняющие, почему я не остался навсегда за городом, там где свел счеты с жизнью, как подавляющее большинство самоубийц, а расхаживаю по городу и даже могу его покидать. Одно ее предположение показалось мне близким к истине, хоть и вызывало некоторую оторопь.

Сара предположила, что поскольку я разбился о быки плотины, то мое тело попало в воду и кровь была разнесена по водотокам и даже попала в водохранилище их которого питаются системы водоснабжения города. И если частицы моей крови и были задержаны фильтрами водоочистки, то их энергетическая составляющая могла попасть в питьевую воду и сейчас находиться в организмах тысяч и тысяч людей и вместе с ними путешествовать по всей планете. Перспективы для меня вроде хорошие, но от этого ее предположения мне почему-то делалось сильно не по себе, так сильно, что будь я живым, сказал бы, что меня дрожь прошибает. Представить только — мои частицы в тысячах людей! Бр-р-р...

Сара вообще была девушкой умной и с фантазией и мне было искренне жалко, что она обречена на такое посмертие: мало того, что привязана к определенному месту, так еще и вынуждена наблюдать, как совсем не раскаиваясь и вполне довольный жизнью ее бывший жених, который обошелся с ней не лучшим образом, наслаждается сейчас семейным счастьем и многие годы у нее на глазах будет растить и лелеять ребенка от другой женщины...

М-да... Уговорив саму Сару на аборт... Ведь это фактически из-за него она взяла на себя двойной грех. И за одно ли самоубийство она расплачивается именно таким образом, ведь ее привязали не только к месту гибели, но и к квартире, в которой другая женщина сейчас готовится к материнству?!