Страница 66 из 84
14 апреля Гамсун заявил, что Норвегия должна прекратить сопротивление германским войскам, поскольку они пришли спасти его страну от Англии. «Германия взяла на себя нашу защиту. Мы нейтральны».
По сути дела, за время войны Гамсун не сказал ничего нового, чего бы не было им сказано ранее. Он вновь вспоминает, что в самые трудные времена Англия всегда прибегала к голодной блокаде Норвегии, не думая о людях. Вновь поносит англичан и их неумное стремление к мировому господству.
Он призывал короля Хокона отречься от престола или принять сторону немцев, а норвежский народ – не признавать находящееся в эмиграции правительство и немедленно сложить оружие.
Он вновь пел осанну великой Германии, «объединившей европейские государства под водительством германского национал-социализма. Той части нашего народа, что до сих пор настроена проанглийски, придется изменить свои старые, унаследованные взгляды. Этого не избежать, ибо речь идет о будущем Норвегии... мы понимаем, в чем наше спасение, и впредь не желаем, чтобы хищные британцы эксплуатировали нас и использовали. Мы сменили курс, мы на пути в новое время, в новый мир»[176] .
* * *
Возникает вопрос: почему Гамсун, который никогда в жизни не был дураком или идиотом, не замечал очевидных вещей?
И тут надо вспомнить о весьма преклонном возрасте писателя (в 1941 году ему исполнилось 82 года) и абсолютной глухоте. Он мог общаться только с родными и близкими и читать газеты – те, которые издавали официальные власти, то есть Гамсун получал очень ограниченную информацию о происходящем в стране.
Кроме того, нельзя забывать, что никогда в жизни, взрывной и прямолинейный, писатель не унижался до лжи. И если он заявлял на суде, которого мог избежать, но на котором настоял сам, что ничего не знал об ужасах, творившихся в стране, то у нас нет оснований ему не верить.
Разговаривать он мог только с Марией, поскольку именно она оставалась рядом с ним в годы войны.
Так случилось, что трое детей Кнута и Марии сочетались браком зимой 1939 года. Туре нашел жену в Осло, Сесилия – мужа в Копенгагене, Эллинор – в Берлине. Счастливые родители присутствовали на свадьбах своих детей, а после свадьбы Эллинор Мария Гамсун вступила на сцену активных политических действий.
Биографами Гамсуна высказывались предположения, что подавленное мужем чувство собственной значимости, а также приверженность идеям нацизма, в котором жене и матери чистокровного арийца отводилось, как известно, далеко не последнее место, сыграли с Марией плохую шутку. Она стала разъезжать по городам Германии и выступать перед немецкими войсками с чтением собственных книг и произведений Гамсуна, а также с заявлениями в поддержку нацистских идей от имени мужа.
Выше уже говорилось, что есть серьезные основания предполагать наличие редактуры и вставок в статьях и воззваниях Гамсуна. Кроме того, мы помним, что подписывать документы и письма Кнут поручил Марии еще задолго до войны...
Шведский писатель и критик Пер Улов Энквист написал о Гамсуне книгу, в которой, в частности, есть такие предположения о произошедшей с ним и Марией трагедии.
Причина конфликта между Марией и Гамсуном «была в том, что Гамсун лишил жизнь Марии смысла.
Такого рода конфликты, как правило, приводят к окончательному разрыву, к ненависти и молчанию. Однако Кнут и Мария продолжают жить вместе... Это сожительство в ненависти приведет обоих к политической и человеческой катастрофе.
Внешние обстоятельства этой пляски смерти[177] необычны. В то время как Кнут Гамсун изолирован своей глухотой, Мария, запертая мужем в клетку семейной ячейки, но продолжающая жить театральными мечтами своей юности, вдруг получает возможность сыграть большую роль на сцене мировой политики. Она становится ушами мужа и таким образом влияет на его голос. Никто из посторонних понятия не имеет о том, что в доме исполняют пляску смерти.
...В памяти большинства сегодняшних норвежцев Гамсун выступает в роли предателя. Но в сыгранной им роли было множество граней – он был патриот, национальный певец, предатель родины, агитатор, посредник, общавшийся со многими ведущими политиками мира; сам же он приписывал себе иную роль – он считал, что спасает свою страну.
Страну, землю, которую он любил. Но был ли он при этом националистом? Что он, собственно говоря, думал о Норвегии?
Все эти вопросы усложняют пляску смерти. И все же это любовная драма.
Впоследствии Гамсун, без сомнения, полагал, что если он и избрал ложный путь, то из добрых побуждений. И толкнули его на этот путь некоторые из тех его свойств и убеждений, которые когда-то одобрялись, высоко ценились и способствовали созданию произведений, одно из которых принесло ему Нобелевскую премию. Все, что он всегда считал правильным и справедливым, в новой политической ситуации привело его к катастрофическим ошибкам.
...Идеологические катастрофы, переплетенные с супружеской пляской смерти, очень мучительны. А тут еще пляска смерти в предсмертном зале ожидания приобретает далеко идущие политические последствия»[178] .
* * *
Но, безусловно, не одна только Мария виновата в происшедшем. На Гамсуна можно было только частично повлиять, можно было дезинформировать его, но никто не был в состоянии заставить его писать или говорить, например, по радио, то, что он не хотел сам.
В августе 1940 года он посылает статью Харальду Григу с просьбой ее опубликовать. Григ, будучи противником нацизма, отказывает старому другу. По всей вероятности, речь шла о статье, в которой Гамсун вновь выступал с критикой Англии и призывал поддержать Квислинга.
Еще раньше, в июне 1940 года Гамсун встретился с Харальдом Григом в последний раз. Сигурд Эвенсму так рассказывает об этой встрече: «Григ принял Гамсуна в своем кабинете и чувствовал себя довольно скованно, но говорил с ним как ни в чем не бывало, как будто ничего не произошло».
Через полгода Грига арестовали, и он провел 14 месяцев в заключении в Грини. Его освободили только после вмешательства семьи Гамсунов и, по некоторым данным, только благодаря просьбе Марии Гамсун, которая побывала в сентябре 1942 года вместе с сыном Туре на приеме у Тербовена.
В январе 1941 года Туре Гамсун, который занял пост директора издательства «Гюльдендаль» после Грига, вместе с отцом были на приеме у Тербовена в Скаугуме и просили за другого узника – писателя Роберта Фангена. Тербовен с Гамсуном друг другу не понравились, и, хотя рейхскомиссар пообещал заключенного выпустить, произошло это только через полгода.
Зато от встречи Гамсуна с Тербовеном остались фотографии, сделанные против воли писателя (на снимках видно, как он прячет лицо от камер), который терпеть не мог фотографов и журналистов. Эти снимки появились в «Афтенпостен», контролируемой немцами, на следующий день и были использованы в целях пропаганды нацизма. В статье говорилось, что Тербовен пригласил великого писателя слетать с ним в Германию на его (рейхскомиссара) личном самолете. На самом деле пригласил Гамсуна в Германию Геббельс, давний поклонник его творчества, но, когда выяснилось, что писатель сам должен заплатить за перелет, Гамсун от поездки отказался.
Его действительно очень любили в Германии. Немецкие офицеры и солдаты просто толпами приходили в Нёрхольм, чтобы получить автограф любимого писателя.
«...Когда ворота усадьбы были открыты сутки напролет, ничем другим больше уже невозможно было заниматься, – вспоминала Мария Гамсун. – Ибо на немецких солдат, оказывавшихся поблизости, Нёрхольм действовал прямо как магнит. Они приходили сюда со своими потрепанными книгами Гамсуна и непременно просили автограф. Молодые парни вынимали "Викторию” из нагрудного кармана, возле сердца, у них была просьба, жизненно важная...
Он редко спускался вниз из детской, и мне надо было, как правило, подниматься к нему и брать автограф.
176
Пер. с норв. Н. Федоровой.
177
Пляской смерти в своей одноименной дилогии (1900) А. Стриндберг называет уподобленную аду семейную жизнь супругов.
178
Пер. со швед. Ю. Яхниной.