Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 5

Я кричу:

– Снаряды не трогать!

В общем, мой класс счастлив, параллельные классы тоже. Ученики суют ледяшки в карманы, а классные руководители бегают по столовой и их успокаивают:

– Повоевали – и хватит!

– Быстро садитесь за стол! Что у вас за привычка такая – перед каждым Новым годом конфетами кидаться?

– Сейчас директора позовём! И никакого вам праздничного завтрака!

А нам, между прочим, как обычно перед каникулами, на завтрак не манные каши давали, а оладушки со сметаной. Мы решили успокоиться. Потому что оладушки – это вкусно. Я сразу сметану умял. А потом оладушку – кусь! Мой зуб почти сделал хрусть. Это значит – чуть не сломался. Я ударил оладушкой по столу. Слышу: «Бум». Ну, думаю, скорее стол сломается, чем этот маленький блинчик. Может, этот оладушек пролежал во льдах лет сто и его разморозить забыли?

Тут гляжу, Вовка сидит и ест свою порцию со скоростью пса Бандита. Вот, думаю, зубы у человека крепкие. Вовка как будто мои мысли услышал.

– Андрюха, – говорит он, а сам жуёт, – правда, вкусно? Горяченькие.

– Ага, – отвечаю, – только что из печки! Как бы не обжечься! Да ну тебя, пойду лучше в класс.

Я очень обиделся на праздничный завтрак, но взял его с собой. Достал из портфеля тетрадь зелёную, листок вырвал и оладушек в него завернул. А потом положил его между учебниками.

– Кушайте, говорю, уважаемые учебники, людям такое нельзя. Только толще не становитесь, а то я вас выучить до конца года не успею. Вы и так сложные.

Иду я по коридору. Он весь такой нарядный. На стены снежинки наклеены. Красивых среди них, правда, мало. А на те, которые я сделал, вообще смотреть страшно. Это не снежинки, а клочья бумаги какие-то. Подумал я об этом и собрался весь день грустить. Но тут навстречу мне идёт Лидка в белой кофточке и чёрных брюках.

Я ей улыбнулся:

– Признавайся, почему на завтрак праздничный не ходила?

Она в пол смотрит.

– Андрей, – говорит, – я деньги дома забыла, а просить постеснялась.

Я отвечаю:

– И правильно сделала. Нам на завтрак тарелки фрисби давали! Вот! – Я достал оладушек.

Лидка смотрит на меня, моргает:

– А разве тарелки фрисби не пластмассовые? – Наивная девчонка. – Их кидают друг другу. Вместо мяча.

Я молча положил оладушек Лидке в руку. Она подпрыгнула и как закричит:

– Какой холодный! Выброси!

Я и выбросил. Дверь в наш класс была открыта, так что оладушек в неё влетел, как НЛО! И врезался в вазу на столе Марь Палны.

Ваза треснула, и вода пролилась на стол. Заодно и на наши тетрадки с сочинениями. Обидно! Я такое замечательное сочинение написал про Деда Мороза и Деда Размороза.

У доски стоял в новой футболке с енотом Кирилл Ветров. Он для того там и стоял, чтобы все его футболку видели и хвалили. Но тут Кирилл от неожиданности подскочил, схватил наши тетрадки, кричит:

– Я их спасу!

Пока я придумывал, где взять фен, Кирилл взял сразу несколько тетрадок и давай их выжимать, как бельё! И тут я задумался…

Кирилл выжимает тетради, кричит:

– Что, Андрюха, засмотрелся на мою футболку? Купи себе такую же! Хватит в своей скучной серой кофте ходить! И вообще, помоги мне!

Я посмотрел на свою кофту. Ничего она не скучная. На ней даже значок есть в виде кота, который сидит в кофейной чашке. Так что кофта у меня весёлая, можно сказать. А голова моя мозга умного полна.

Я увидел краем глаза, как Вовка пробегает мимо, и схватил его за рукав пиджака.

– Стой, Печенькин, – говорю, – пусть Кирилл глупостями занимается, а нам надо Марь Палну спасать.

– От тебя? – засмеялся Вовка. – Это же ты у нас чемпион по метанию блинчиков в вазы.

– Ты слушай, – отвечаю. – Сегодня не День учителя и не Восьмое марта. Цветов в вазе не стояло. А вода была.

Лидка понюхала чью-то тетрадку:

– Тиной не пахнет, значит, водичка-то свежая.

Она ворот у блузки поправила и палец вверх подняла, как учёный:





– Значит, Марь Пална приготовила воду для цветов, которые ей должны принести. А теперь их ставить некуда. Если только в банку-непроливашку.

Вовка заулыбался:

– Да и плевать! Сегодня Андрюха, – а Андрюха – это я, – мой герой! Вы знаете, какое я сочинение написал? Никакое. Забыл я про него, весь вечер хомяка учил через обруч прыгать. А теперь тетрадок нет, значит, двойка отменяется.

Лида волосы рукой расчесала, да так неудачно, что только запутала:

– Ты хомяка прыгать через обруч учил? И что он тебе на это сказал?

– Что разговаривать не хочет, – огрызнулся Вовка. – То есть он промолчал. Может, он обиделся на меня. Но он разговаривает, я ночью слышал, как он стихи читал про природу!

Вот тут мы и про вазу забыли, и про то, что нам покажут где раки зимуют. Давно обещают, а всё не показали. Хотя у нас хорошо получается вести себя плохо.

В общем, весь класс теперь только и думал, что о Вовке, которому хомяк про природу рассказывает.

– Может, он за тебя и сочинения писать начнёт по ночам? – Кирилл теребил коленку.

– Может, и начнёт, – рассердился Вовка. – А что? Он любит по компьютерному столу ходить. Может, он облучился и стал хомяком с суперспособностями. Только вот с обручем у него пока не получается.

– Раз он такой способный, пусть теперь за всех сочинения пишет, – предложил кто-то.

Я даже не сразу понял кто. Ещё закричал, что это отличная идея.

И вдруг до меня дошло, что это был голос Марь Палны.

Обернулся, смотрю на неё. А она – на меня. И на вазу. Потом опять на меня и на вазу. Красивая такая стоит, в белой блузке, как будто на праздник собралась. А мне вот не до праздника – страшно, и всё тут.

– Марь Па-пална, – я заикаться стал. Но вы не переживайте, сейчас уже всё прошло. – Вы не подумайте, мы не верим в хомяков говорящих. Вовке эта ерунда приснилась просто.

Марь Пална погрустнела, сумочку на спинку стула повесила и ответила:

– Зато я скоро начну в говорящих хомяков верить. Что ж это такое? Столько учеников в классе, ваза разбита, а никто не может найти преступника? Вот в это я точно не верю!

Я подумал, что не такое это уж и преступление, но мои уши стали горячими. Значит, покраснели. Пора признаваться.

– Не надо никого искать, – говорю, – это я оладушком её разрубил. Случайно.

Пока я признавался, все уселись за парты и сидели молча.

– Больше никто ничего сказать не хочет? – Марь Пална упёрла руки в боки.

Сердится, значит.

Антон крикнул:

– Никто ничего сказать не хочет, кроме Вовкиного кота?

И все рассмеялись, кроме нас с учительницей и Лиды.

Марь Пална ругать никого не стала и показывать, где раки зимуют, она закрыла лицо руками и выбежала из класса.

Мы с Юркой бросились за ней. Сначала врезались друг в друга, пока к двери неслись, а потом чуть на хвост псу Бандиту не наступили. Разлёгся тут!

Но Марь Палну мы догнали быстро. Учительница хотела в столовой укрыться, наверное, чтобы мы не видели, как она плачет. А я не дал. Встал в дверях, руки в стороны расставил!

– Не пущу я вас туда. Хоть к директору меня ведите, – говорю. – Вы же знаете, что там творится!

Марь Пална слёзы руками вытерла и шёпотом спросила:

– И что же?

Ничего себе! Так наша классная ничего не знает? Странно. Она же с нами блинчики ела. Или учителям только тёплые дают?

Я ткнул пальцем в Юрку:

– Вот! Он не даст соврать! Это я вашу вазу – бац – и вдребберебе. Оладушком.

– Вдребезги, – уточнил Юрка.

– Вот именно! Но виноват не я! А повара! Они оладушки не греют.