Небесный берег

Эванжелина заулыбалась:

– Мы ей ничего не скажем.

И они обе рассмеялись. Эванжелина – глотая слезы, Табия – радостно.

Бильяна наблюдала за ними, прислонившись плечом к стене.

Герсий стоял в стороне со скрещенными на груди руками и надеялся, что его никто не замечает. Как только он начинал думать, что свыкся с чужими жизнями, проникающими под кожу, голова снова начинала раскалываться и боль становилась невыносимой, напоминая: он не имеет права забывать. В такие моменты у Герсия не всегда получалось дышать.

Он сжимал собственные плечи и рассматривал пол из разноцветной узорчатой плитки. Улавливал радость и грусть, улавливал тоску Эванжелины и надежду Табии, спокойствие Бильяны, раздражение Эверлинга, возбуждение Джейлея и Джодеры, заинтересованность Маркэля и отстраненность Этель. Улавливал десятки других эмоций людей, чьи имена он не знал, и каждая захватывала сознание.

Не всегда удавалось понять, чьи чувства были более разрушительными. Он в равной степени хотел сбежать и от своих, и от чужих. Абсолютная безэмоциональность привлекала отсутствием боли и внезапных вспышек, затуманивающих разум. Будь он хладнокровным, жизнь сложилась бы иначе. И внутренний стержень не был бы настолько поломанным.

Пытаясь сконцентрироваться на своем дыхании, Герсий не сразу заметил паренька лет пятнадцати, который налетел на него, чуть не сбил с ног и, быстро извинившись, побежал к коридору, ведущему в кухню. Он не успел ничего сказать, только уставился на него, а потом на пустое место, где секунду назад маячил подросток. Затылок прострелила привычная тупая боль, Герсий закрыл глаза, прислонившись головой к стене.

Вдох-выдох.

Кто-то коснулся его плеча, и первым порывом было резко смахнуть чужую ладонь, лишь бы остаться хоть ненадолго одному, хотя бы мысленно. Герсий открыл глаза.

Эверлинг молча смотрел на него и вряд ли собирался начинать диалог. Герсий остановил внимание на его зеленых глазах, сосредоточился на зрачках и упорно старался игнорировать внутреннее состояние Эверлинга, напоминающее хаос. Беспорядочные всплески агрессии, нервозности и ненависти вперемешку с едва уловимыми огоньками тепла – Герсий привык к беспорядку, творившемуся в голове Эверлинга, но иногда терпеть его становилось невыносимо.

– Скоро мы отсюда уйдем, – сказал Эверлинг непривычно мирно.

Вопреки спокойному голосу, Герсий знал, что Эверлинг далек от спокойствия.

Кто-то из Ворон вышел на улицу, кто-то прощался с Эванжелиной, Джейлеем и Джодерой. К Герсию и Эверлингу почти никто не подходил, кроме парочки самых отважных и улыбчивых, кто-то даже полез с ними обниматься. Эверлинг послал их к демонам.

По лестнице спустилась Алана, и Герсий среди всего шума – ему так показалось – услышал стук ее каблуков. Она удивленно взглянула на Табию, которая ни на шаг не отходила от Эванжелины, о чем-то говорила с Бильяной и смеялась. Алана хлопнула несколько раз в ладоши.

В холле воцарилась тишина, только Джейлей и Маркэль над чем-то посмеивались, но и они вскоре успокоились.

– Что за собрание? – холодно спросила Алана.

– Они, конечно, те еще придурки, но все же помогли нам, – усмехнувшись, ответил Маркэль и хлопнул Джейлея по плечу, а второй рукой приобнял Джодеру. – А с этими двумя вообще не соскучишься!

Алана закатила глаза. Этель, стоящая рядом с Маркэлем, тоже, но от глаз Аланы не укрылось, что она с трудом сдерживает улыбку. Немного удивившись такому количеству людей, она направилась к Эванжелине и махнула рукой Эверлингу и Герсию, которые кивнули в сторону выхода. Алана и сама с радостью бы вышла на свежий воздух, в зале оказалось слишком душно, но ее дочь – она была уверена – непременно последовала бы за ней. А с ее здоровьем лучше не рисковать лишний раз.

Из небольшой сумочки Эванжелина вытащила плюшевую птичку с наполовину оторванным крылом и протянула ее Табии.

– Сохранишь ее для меня, ладно? Когда мы в следующий раз встретимся…

– Я верну ее тебе с вылеченным крылом! – воскликнула Табия, прижав игрушку к себе.

Эванжелина застыла на несколько секунд, быстро тряхнула головой и выдохнула:

– Разумеется. Буду тебе очень благодарна, если ты сможешь ее вылечить.

Алана молча наблюдала за ними, сжимая небольшой клочок бумаги. Она не знала точно, стоит ли отдавать его Эванжелине, в конце концов, никто ее не просил об этом, да и условия их сделки не были выполнены до конца. Но Алана, отчего-то вспомнившая о том, что не всегда была железной, непробиваемой стеной, совершила акт доброй воли. Последний раз она совершила безвозмездное добро шестнадцать лет назад. Тогда Алана шпионила для короля Иоганна в маленькой, всеми забытой стране, которая впоследствии поддалась влиянию Форты.

Они с Эванжелиной столкнулись взглядами, и Алана видела, как она хотела смеяться и плакать. Эванжелина никогда не смогла бы стать Алане подругой, они такие разные, такие непохожие, и Алана, смотря на нее, повторяла себе снова и снова: они должны разойтись и больше никогда не встречаться. Так обеим будет лучше.

Алана протянула мятый клочок бумаги.

– Спасибо, целительница, – мягче, чем хотелось, произнесла Алана.

– Я не целительница, – непривычно огрызнулась Эванжелина, но сразу же захотела извиниться.

Алана прервала ее жестом.

Единственный глаз сверкал неподдельной заинтересованностью. Алана взяла Эванжелину за руку и вложила записку сама.

– Но могла бы ей стать.

Эванжелина нахмурилась и недоверчиво раскрыла бумажку: на ней кривым почерком был написан адрес «улица Столлехен, дом 34». Эванжелина этого адреса не знала и уже хотела сообщить Алане, что вероятно та что-то перепутала, как Алана ответила на незаданный вопрос сама:

– Там живет твой отец. Он купил этот дом после того, как сдал твою мать в лечебницу в Лиахе.

– Что?.. – не поверила своим ушам Эванжелина. Еще раз перечитав адрес, она вспомнила, что такая улица ей уже встречалась в Партуме. – Вы хотите сказать, что… Что я могла бы…

– Я ничего не хочу сказать. Впервые за последние годы я решила что-то сделать просто так, а не взамен на услугу или оплату, – прервала Алана, и голос звучал привычно звонко и жестко.

Табия увлеченно прикусила губу, стоя между матерью и новообретенной подругой, наблюдала за обеими и видела то, чего не видел больше никто: подругу обрела не только она, Табия, но и ее мать тоже. Пусть она еще отрицала это, но Табия была уверена, что мать будет скучать по Эванжелине.

– Спасибо?.. – Это больше походило на недоуменный вопрос, чем на искреннюю благодарность.

Эванжелина знала, что никогда не сможет вновь увидеть отца, потому что это слишком опасно, и мать, потому что та в городе, до которого им слишком далеко идти. И все же она поспешно убрала записку в небольшой карман платья.

Алана подняла на руки Табию.

– Идем, вам уже пора. Адрес Элберзов я отдала Эверлингу. Кажется, он у вас главный.

Эванжелина растерянно пожала плечами:

– Не уверена, что среди нас есть главный.

– Это ты так думаешь, – усмехнулась в ответ Алана.

Она вместе с дочерью на руках вышла на улицу, щурясь от яркого солнца. Эванжелина не отставала ни на шаг. Мысли в голове лихорадочно перемешались. Она вдруг вспомнила, как сжигала клейма Эверлингу, Герсию, Джодере и Джейлею, как сжигала клеймо самой себе. Плечо засаднило, но Эванжелина была уверена, что это лишь воображение. Фантомные боли иногда вспыхивали по всему телу, и она невольно вспоминала разные битвы, выигранные на арене.

Сзади Маркэль громко засмеялся. Вместе с ним засмеялись Джейлей и Джодера. И все трое весело пронеслись мимо них, обогнали и оказались на улице.

Этель невидимой тенью подкралась к Эванжелине сзади и сказала:

– Я буду скучать по тебе, птичка.

– Я не птичка, – глухо ответила Эванжелина, а потом, к собственному удивлению, добавила: – Но я тоже буду скучать.

Этель сощурила глаза.

– А кто ты, если не птичка? Вы все – птицы, которые выбрались из своей клетки, но еще не до конца сбросили цепи, в которые вас заковали против воли.