Небесный берег

Герсий слушал Ирмтона вполуха. Сегодня его сопровождал охранник, с которым Герсий легко мог бы справиться, судя по растерянному виду – новенький. Это был единственный шанс сбежать.

Герсий кивнул.

Ирмтон прищурился и сжал его плечо:

– Ты меня услышал?

– Да, сэр, – незамедлительно ответил Герсий.

Решетка перед ним поднялась с протяжным скрипом. Герсий Мидос вышел на арену. Толпа взревела как по команде.

С другой стороны стражники тоже подняли железные балки, выпустив на арену Эсмонда Ванджелиса. Зрители хлопали.

Закончить бой побыстрее. Взять под контроль того молодого стражника. Не дать ему надеть на себя ошейник. Уйти побыстрее от Ирмтона Пини. Найти Эверлинга, Эванжелину, Джодеру и Джейлея. Сбежать. План казался простым, главное – успеть все вовремя. Главное, чтобы Ирмтон ничего не заподозрил.

Герсий вышел на арену. Навстречу ему шел Эсмонд.

Он нахмурился, коснулся пальцами шеи – так непривычно было не чувствовать тонкого металла на коже. Герсий пытался сфокусироваться на своих эмоциях и эмоциях противника, но шум толпы сбивал. Множество голосов раздавались в голове, и каждый хотел быть услышанным. Он ненавидел эти секунды, эти минуты, эти часы, когда ошейник снимали.

Магия разума – самая сильная магия, она может подчинять любого. Сильные маги могли за раз подчинить до тридцати человек. Когда у Герсия получилось завладеть сознанием двадцати с лишним человек, голова начала раскалываться, будто по ней били молотком. Перед глазами все поплыло, пульс и сердцебиение замедлились. Он думал, что погибнет, но в итоге просто потерял сознание. Герсию было восемнадцать, и после того случая Ирмтон Пини больше не позволял ему тренироваться со всеми.

Некоторые шептались, что когда-то у какого-то неизвестного мага разума получилось контролировать примерно пятьдесят человек, но Герсий был уверен, что то были всего лишь слухи.

Иногда Герсий думал, что, позволь ему кто-то ходить без ошейника, он бы привык к постоянным крикам в голове, к бесконечному потоку чужих эмоций, к зову о помощи. Все молили о помощи, пусть не всегда осознавали это.

Выйдя на арену, он почувствовал сначала собственную растерянность, потом чужие ярость и жажду крови, восторг и возбуждение, нечеловеческую жестокую радость и предвкушение. Все это слилось в одно. Нарушенное дыхание и сердцебиение в начале битвы были для Герсия нормой, но каждый раз это приносило нескончаемую усталость и желание забиться в угол.

Пауза затянулась. Ни Герсий, ни Эсмонд не спешили начинать, и рев зрителей из восторженного превратился в разочарованный.

– Не хочу делать тебе больно, – сказал Эсмонд. – Но придется. Нам ведь дали одни и те же установки?

Герсий не сразу услышал его слова, и потребовалось какое-то время, чтобы понять их смысл. Он согласно кивнул: им дали одни и те же установки. На кончиках пальцев у Эсмонда появились маленькие яркие искорки, похожие на светлячков. Он сжал руки в кулаки, пряча крохотные огоньки, и кинулся на Герсия.

Увернуться получилось в самый последний момент. Рука Эсмонда проскользнула в миллиметре от лица. И в ту же секунду Герсий успокоился. Сохранив равновесие, он отступил в сторону и сам ударил Эсмонда достаточно сильно, чтобы сбить его с толку, но недостаточно, чтобы противник упал. Он посмотрел на Ирмтона: судя по его виду, тот был доволен самым началом боя, несмотря на внеплановую паузу.

Герсий заставил себя сосредоточиться на эмоциях Эсмонда Ванджелиса, лишь бы не замечать разрывающие изнутри чувства зрителей. Эсмонд действительно не хотел делать Герсию больно. Он вообще никому не хотел делать больно. И в этом Эсмонд напомнил Герсию добрую Эванжелину. Им обоим было здесь не место.

У Эсмонда сердце билось так, что казалось, оно либо выпрыгнет из груди, либо разорвется на части прямо внутри. Герсий, конечно, понимал, что оба варианта невозможны, но именно так он ощущал состояние Эсмонда. Это не было страхом, не было паническим ужасом. Скорее, четким осознанием неизбежного и острым желанием все изменить.

Толпа на несколько долгих секунд притихла, а потом снова закричала, требуя зрелищ. Герсий не вслушивался в то, что они кричали; ему вполне хватало их эмоций. Эсмонд хотел нанести еще удар, оказался напротив Герсия, посмотрел в глаза. Но Герсий не мог больше медлить. Если он измотает себя в этой бойне, то сил вытащить их с арены не будет, а это значило, что Эверлингу придется сражаться с Эванжелиной, это значило, что Эванжелина проиграет, не сумев выстоять против того, кто ее оберегал с момента, как она попала на арену. Это значило, что брат должен будет навредить сестре, а сестра – брату. Герсий не мог этого допустить.

Эсмонд, столкнувшись глазами с Герсием, попал под его влияние. Зрачки у обоих сузились.

Герсий думал недолго: он мысленно приказал Эсмонду нанести себе ожоги на ноги.

– Я тоже не хочу делать тебе больно, но должен. Прости.

Эсмонд ему не ответил, но закричал, когда яркие огни на кончиках пальцев коснулись бедер. Ткань на брюках сгорела, на коже проступили волдыри. Он закричал так громко, что Герсий испугался оглохнуть. А лучше сразу потерять сознание, потому что слышать крики тех, кого он ранил, всегда было невыносимо.

Бой закончился. Сознание Эсмонда снова принадлежало Эсмонду.

Герсий, не дожидаясь взбешенного Ирмтона, сам направился к выходу. Толпа аристократов разочарованно гудела, и их разочарование проникало ему под кожу, впивалось когтями во внутренности. Герсий гнал чужие чувства, но они пожирали без остановки.

Ирмтон Пини залепил ему пощечину.

– У меня складывается смутное ощущение, будто тебе нравится подставлять зад всем, кто готов тебя трахать. Так, может, я сразу отдам тебя в бордель? Буду забирать исключительно на бои, – сквозь сжатые зубы прошипел Ирмтон.

Герсий не отвечал и смотрел вниз. Щека неприятно горела после удара, напрашиваться на новый не хотелось, поэтому он сжимал челюсти.

Сзади подошел охранник. Сейчас у него должна быть доля секунды, прежде чем…

Герсий поймал взгляд охранника. Он был благодарен за то, что научился быстро использовать силу, позволяющую брать контроль над людьми. Именно этого требовал от него Ирмтон Пини на тренировках. Охранник быстро выдохнул, взгляд у него стал чуть более равнодушным.

Он привычным движением надел ошейник. В тот момент, когда замок должен был щелкнуть, Герсий закашлялся.

– Скройся с моих глаз! – рявкнул Ирмтон. – Я разберусь с тобой позже.

Герсий в сопровождении охранника направился по коридору, надеясь, что незастегнутый ошейник не рухнет на глазах у Ирмтона. Пришлось идти медленнее, чем обычно. Спина напряглась, Герсий изо всех сил старался не делать лишних движений, и ему казалось, что идет он слишком неестественно. Но Ирмтон ничего не крикнул вслед. Герсий выдохнул, оказавшись около резных дверей, за которыми его должны были ждать Эверлинг, Эванжелина и Джейлей с Джодерой.

Охранник машинально открыл дверь. Герсий взял под контроль двоих, стоявших на входе.

Четыре пары глаз удивленно уставились на него.

– Уже? – удивленно спросила Джодера.

– Бой закончен? – растеряно уточнил Джейлей. – Если да, то, надеюсь, в твою пользу.

Эверлинг и Эванжелина молча смотрели на него. В зал зашла девушка, но, столкнувшись глазами с Герсием, сразу же вышла. Эверлинг проводил ее настороженным взглядом и повернулся к Герсию.

– Какого демона? – спросил Эверлинг, заметив рассеянный взгляд охранника.

– Мы уходим, – выпалил Герсий. – Немедленно.

– Что? – подскочила Джодера.

– Ты рехнулся? – прикрикнул Эверлинг.

– Прямо сейчас? – не понял Джейлей.

– Куда? – удивленно спросила Эванжелина.

– Потом объясню. Бегом!

Герсий указал на дверь и решительно направился к ней. Охранник последовал за ним, не произнеся ни слова. Все проследили за ними, но не спешили, не понимая, шутка это, на которую Герсия заставил пойти Ирмтон, или реальность и он решил претворить в жизнь план побега. Первым от общего оцепенения отошел Эверлинг.