Страница 17 из 111
Германская Евангелическо-Лютеранская Церковь пыталась оказать сопротивление. В августе 1940 — ноябре 1941 гг. она
ХОЛОКОСТ И ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ направляла жалобы в различные государственные органы, но получила поддержку только Министерства церковных дел. 21 августа 1940 г. Керл попытался в последний раз вмешаться в развитие ситуации. Но наместник Вартегау заявил, что решения министерства «для него не существуют», и Керл был вынужден уступить. А 11 ноября 1941 г. и шеф Имперской канцелярии ответил на жалобы духовенства, что «фюрер одобрил изданный рейхснаместником в рейхсгау Вартеланд 13 сентября 1941 г. указ о религиозных объединениях и религиозных обществах».
Акции в Вартегау маскировались заявлениями о необходимости провести полное отделение Церкви от государства, но фактически устанавливался тотальный государственный контроль над церковной деятельностью, и приходы оказались ничем не защищены от наместника. Проведенные мероприятия расценивались лишь как некий промежуточный этап. Так, 9 апреля 1940 г. Розенберг в своем дневнике писал: «Разделение государства и Церкви в качестве цели является либеральной позицией. Для нас это — лишь промежуточная стадия». Далее должна была последовать фаза уничтожения религиозных организаций, что во многом и оказалось осуществлено в Вартегау в первой половине 1940-х гг. Там к моменту прихода советских войск 97 % существовавших в сентябре 1939 г. храмов и все монастыри были закрыты, из 1900 священников более 90 % арестовали, депортировали или убили, и к 1942 г. их оставалось в приходах лишь 73. То, что, несмотря на все протесты и жалобы, «эксперимент Вартегау» продолжался, ярко свидетельствует, что в случае победного для нацистов окончания войны он послужил бы образцом для церковной политики на всей территории Третьего рейха115.
Как уже отмечалось, с осени 1940 г. вновь заметно ухудшилось положение христианских конфессий в самой Германии. Под предлогом выполнения связанных с войной мероприятий богослужения после налетов можно было начинать только в 10 часов
вечера, церковные здания конфисковывали для военных нужд, праздничные церемонии ограничивали, монастырские комплексы передавали государственным организациям и т. п. Согласно изданному в январе 1941 г. секретному приказу Партийной канцелярии, гауляйтеры получили право конфисковывать всю монастырскую недвижимость без оглядки на законы и постановления. Жертвой этой акции за полгода «пали» 120 монастырей, которые в основном стали использоваться в качестве домов отдыха для членов партии. Сопротивление изгоняемых монахов было подавлено репрессиями — 418 священнослужителей отправили в концлагеря. В мае — июне 1941 г. была запрещена почти вся церковная пресса, включая теологические журналы116.
29 мая 1941 г. Борман был назначен вместо улетевшего в Англию Гесса руководителем Партийной канцелярии. В этом качестве он отвечал как за разработку, так и за окончательное редактирование и публикацию всех имперских законов и указов. Его власть в различных областях, в том числе и в государственноцерковных отношениях, значительно выросла. Согласно записи государственного секретаря Вейцзекера от 6 октября 1941 г., фюрер распорядился, чтобы все указания по церковным вопросам относительно присоединенных к Рейху территорий исходили от руководителя Партийной канцелярии. Уже через 10 дней после своего назначения — 9 июня Борман разостлал всем гауляйтерам империи свое письмо: «Отношения национал-социализма и христианства», в котором говорилось: «Национал-социалистическое и христианское мировоззрения несовместимы… В совершенно справедливой критике христианской веры утверждается, что без церковных прокламаций она бы исчезла. Поэтому национал-социализм признает силы природы как “всемогущность” или “Бога” и отвергает персонифицированного Бога. Интересам национал-социалистического государства соответствует содействие церковному партикуляризму, чтобы обеспечить руководство народом лишь со стороны партии». Лишь в случае полного устранения влияния Церкви «народ и рейх могут быть уверены в прочности своего будущего». Далее Борман писал о необходимости окончательно отказаться от мысли о создании Имперской Лютеранской Церкви, т. к. «Евангелическая Церковь также враждебно настроена к нам, как и Католическая». Поэтому церковное воздействие следовало уничтожить без остатка «в интересах всеобщего проведения национал-социалистического мистицизма во всех областях»117.
Письмо Бормана приобрело скандальную известность, и Гитлер был вынужден отозвать его. Но, без сомнения, он полностью разделял высказанные там взгляды. Как раз с середины 1941 г. в кругу своих приближенных фюрер стал говорить о том, что, окончив войну, окончательно решит и «церковную проблему». В частности, он заявил: «Величайший ущерб народу наносят священники обеих конфессий. Я не могу им теперь ответить, но все заносится в мою большую записную книжку. Придет час, и я без долгих церемоний рассчитаюсь с ними. В такие времена мне не до крючкотворства. Решающую роль играет вопрос, целесообразно это или нет. Я убежден, что через десять лет все будет выглядеть по-другому. Ибо от принципиального решения нам все равно не уйти… Но для этого необходима некая опора»118. Гитлер верил, что своим авторитетом сможет сделать то, что другим позже трудно будет осуществить. В это же время сотрудникам Министерства церковных дел стало известно о словах, сказанных фюрером Герингу, что «после войны он выйдет из церкви, и народ, ликуя, последует за ним»119.
Похоже думали Г. Гиммлер и его подчиненные. На заседании «разработчиков церкви» при РСХА 22–23 сентября 1941 г. шеф гестапо Мюллер разъяснил собравшимся, что необходимо выступить против церковных организаций сомкнутым фронтом: «Группенфюрер окончательно принял решение, что в будущем должно последовать полное подавление органами государственной полиции самого опасного из всех опасных врагов. Политическая церковь сегодня взяла на себя роль, которую в 1918 г. играли спартаковцы и марксисты. За эту позицию политической церкви однажды придется рассчитаться. А потому мы всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами сметем этот материал»120.
Один из ближайших помощников Гиммлера, шеф Главного управления имперской безопасности Р. Гейдрих, в директиве от 31 октября 1941 г. писал о необходимости введения на оккупированных территориях СССР религии «свободной от еврейского влияния» и закрытия христианских церквей, «зараженных еврейскими догматами»121. Хорошо известны и антицерковные письма самого Гиммлера своим сотрудникам, например, письмо Э. Кальтенбруннеру от 21 июля 1944 г., в котором рейхсфюрер СС писал о необходимости ввести на завоеванных российских землях вместо традиционно распространенных там конфессий новые формы религии122.
Руководителей Третьего рейха очень привлекал опыт анти-церковных гонений в СССР. В директивах Гейдриха, Олендор-фа и других видных нацистских чиновников летом — осенью 1941 г. содержались указания тщательно сберегать и вывозить в Германию для изучения материалы антирелигиозных музеев и документы Союза воинствующих безбожников. Однако все это было нужно лишь в качестве подсобного материала для первого этапа наступления на Церковь. В Третьем рейхе планировали пойти и уже пошли значительно дальше, приступив к созданию своего религиозного учения. Правда, чтобы не подрывать боевого духа немецких солдат, реализация планов по насаждению «новой религии» была приостановлена.
При этом Гитлер и другие руководители национал-социалистической партии видели в евреях связующее звено между христианством и большевизмом. Оба движения, по мнению нацистов, отличались уравнительным характером и были направлены против исключительной расы и отдельных личностей, они якобы возбуждали в массах брожение и недовольство, уничтожали все великое и выдающееся во имя жалости и равенства. «Самый тяжелый удар прогрессу человечества нанесло христианство. Большевизм — это незаконнорожденное дитя христианства. У истоков обоих этих движений стояли евреи», — заявил фюрер в июле 1941 г.123