Книга Розы

— Не могу себе представить, чтобы королева позволила кому-то собой командовать, — пожала плечами Роза.

— А я не могу представить, чтобы фройляйн Рифеншталь удовлетворилась отказом. Так что будет интересно. Возможно, даже занимательнее, чем сама коронация.

Двери плавно распахнулись, и на пороге показался комиссар Экберг, приветственно простирающий жирные руки. От свиты подхалимов и функционеров, кишащих вокруг фройляйн Рифеншталь, как мухи вокруг скатерти на пикнике, отделилась Бриджит Фэншоу и подошла к ним.

— Надеюсь, все это отвлечет их внимание…

Журналисты, собравшиеся в зале для пресс-конференций, казались необычно притихшими.

— Что-то стряслось?

Бриджит кивнула:

— Сегодня утром арестовали репортера.

— Кого? Что случилось?

Журналистов всегда карали особенно сурово. Офисное здание на Флит-стрит, принадлежащее «Дейли миррор», даже называли «башня самоубийц» — некоторые обвиненные предпочли выпрыгнуть из окна, не дожидаясь официального приговора.

— Обозреватель из «Кроникл» Эдди Дэвис, судя по всему, написал статью о планах фройляйн Рифеншталь снять фильм о России после смерти Сталина.

— А она собирается? И что в этом такого?

Но Роза уже поняла, в чем дело. Статья подпадала под определение «политическая спекуляция». При старом режиме на подобные рассуждения отводились гектары газетных полос. Англичане, любители наблюдать за птицами, превратили изучение политиков в национальное хобби, своего рода человеческую орнитологию. Они с увлечением анализировали различные мелочи, подмечали идеологические закономерности, характерные странности и перемены. Однако в Союзе обсуждение политической ситуации считалось неконструктивным. Никто не хотел, чтобы журналисты заглядывали в будущее, особенно если оно не сулило ничего хорошего.

— Статью, разумеется, не опубликовали. Редактор сразу же заметил и запретил пускать ее в печать.

— И сам донес на своего сотрудника?

BL На сей раз нет. У службы безопасности нашелся осведомитель в отделе новостей. Поскольку редактор проявил сознательность, комиссар решил не наказывать саму газету и даже поручил нам предложить «Кроникл» какой-нибудь эксклюзив. Пришлось кое-что накопать.

— И что же вы им дали? — заинтересовалась Роза. — Или лучше не спрашивать?

— О, это совершенно секретная информация! Могу рассказать, но тогда придется тебя убить. — Бриджит насмешливо хихикнула. — Ну вообще-то я соорудила «утечку» о коронационном букете королевы. В нем будут лилии и розы, представляющие Англию, стефанотис от Северной Ирландии, орхидеи от Уэльса и эдельвейс от Германии. Вроде бы так.

— А как насчет Шотландии?

— Господи, даже не знаю! Не могу вспомнить. Наверное, чертополох. Что-то колючее.

Население Шотландии считалось самым непокорным в Союзе. Поговаривали, что оттуда тянутся ниточки большинства террористических актов.

Когда они с неохотой расходились по своим рабочим местам и Розе пришлось придержать дверь, Бриджит спросила:

— Что это у тебя на руке?

Роза опустила глаза. На руке до сих пор оставалось бледное фиолетовое пятно от записанной в библиотеке строчки. Она ругнула себя за то, что не оттерла руку как следует.

— Просто хотела кое-что не забыть.

Вернувшись к своему столу и оглядевшись, Роза схватила листок бумаги, лежавший рядом с пишущей машинкой Оливера, и переписала туда фразу. Затем сложила листок до размера почтовой марки, свернула в трубочку величиной со спичку и засунула под подкладку на дне сумки. После этого поспешила в туалет и принялась яростно оттирать руку под краном.

Глава восемнадцатая

Смеркалось, и тени от платанов за окном чертили причудливые узоры на линолеумном полу, но Роза не зажигала верхний свет. Сидя в кресле, она смотрела на радиоприемник, не решаясь его включить.

В последнее время желание услышать что-нибудь извне усилилось, оно назойливо трепетало упрямым мотыльком на краю сознания, становясь почти непреодолимым. Все знали, что коротковолновые радиопередачи, исходящие из Америки, настраивают диссидентов и простых граждан на сопротивление режиму. Имея хороший радиоприемник, достаточно лишь чуть повернуть кругляшок настройки, чтобы услышать звонкий заатлантический голос, ведущий ток-шоу, политическую дискуссию или передачу на историческую тему. Это называлось «Радио свободы». В администрации Союза обычно старались не замечать существование этой станции, но в коридорах министерства, где с этим фактом приходилось считаться, «Радио свободы» именовалось не иначе как оружие пропаганды и психологической войны. За прослушивание полагалось суровое наказание. Как минимум тюрьма.

Все это не имело бы никакого значения, если бы несколько месяцев назад Селия, обновляя обстановку, не приобрела совершенно новый бакелитовый «Фольксэмпфенгер» — официальный радиоприемник Союза с заранее настроенными станциями — и не отдала Розе старый «Робертс», который иначе бы выкинула. Старомодные английские приемники не нужны никому, тем более Джеффри, воображавшему себя знатоком техники, а у Розы был совсем старый убогий транзистор. К тому же в «Робертсе» недавно поменяли батарейки, не пропадать же добру.

Первый раз коснувшись ручки настройки, Роза отдернула руку как ошпаренная. Второй раз, поздно ночью, собрав все свое мужество, она немного повернула ручку и тут же поймала шепот ток-шоу, то исчезающий, то появляющийся снова. Сквозь шум помех продирались едва слышные голоса, и наконец, едва разбирая слова, Роза поняла, что формат передачи похож на «Выдающихся мужчин», но содержание разительно отличалось. Во-первых, среди гостей оказались не только мужчины, но и женщины, а во-вторых, женщины говорили совершенно не стесняясь. Одна из них в раздражении бросила другому гостю, мужчине: «Боюсь, профессор, вы не имеете ни малейшего представления, о чем говорите!»

И это — как ни в чем не бывало.

Сейчас, придвинувшись к приемнику, Роза осторожно потянулась к ручке настройки и осторожно повернула ее в нужное положение, стараясь сделать звук как можно тише. Послышался шепот, напоминающий слабый шорох ветра, сквозь который можно было различить два голоса, мужской и женский, ведущие странный разговор:

— …проблема Британии.

— О, проблема Британии! Пусть Британия сама решает свои проблемы. Разве у нас недостаточно своих?

— Я считаю это крайне отсталой точкой зрения, тем более что наш новый президент Эйзенхауэр настроен решительно против изоляционизма. Разве он не говорил, что все свободные народы должны объединиться? Разве возможно частичное единство?

Роза так сосредоточенно слушала, что едва не пропустила шорох в квартире соседей. Возможно, они просто передвинули стул, или кто-то прошел по комнате, или скрипнула половица, но она мгновенно выключила радио.

Нельзя недооценивать Эльзу Боттомли.

Эта приземистая гели с крашенными под цвет старой мебели темно-каштановыми волосами и целой коллекцией бесформенных шерстяных юбок, жила за стенкой. Ее муж работал на континенте, пучеглазый сын служил в армии Союза, появляясь дома лишь иногда, сама же она трудилась в Министерстве транспорта. По всей видимости, именно из-за работы, связанной с расписаниями и требующей абсолютной точности, Эльза неизменно подмечала мельчайшие детали в распорядке дня Розы. «Надеюсь, вы не опоздаете на работу?» — замечала она, проходя мимо по коридору. Или вечером, окидывая взглядом платье и туфли Розы: «Опять идете куда-то, мисс Рэнсом? У меня не хватило бы сил на такую бурную жизнь. И как вам только удается!»

От ушей Эльзы Боттомли не ускользнул бы и писк летучей мыши. Она знала, когда Роза просыпается и когда ложится спать, и почти наверняка знала все подробности ее личной жизни. И такие таланты пропадали втуне в Министерстве транспорта! Ей бы сидеть в штаб-квартире секретной связи Союза в наушниках, фиксируя каждый откровенный разговор, каждый недовольный вздох.

Должно быть, она не отрывает уха от стены.