Страница 28 из 91
— И вам… — хлопает глазами Катя, тяжело дыша. Грудь девушки под плотно прилегающим мундиром ходит ходуном. Секунду князь-защитница смотрит на мое довольное лицо, смущенно отводит взгляд и тут же спохватывается. — Романов, ме…
— Меч, — киваю с улыбкой. — Я помню ваше требование.
Она больше ничего не говорит, и мы расстаемся. Я отхожу к вкусняцким закускам, там же щебечет с аристократками и Радмила. По пути оттягиваю ворот рубашки, а то душновато после стремительного танца.
По дороге к заветным рулетикам меня перехватывает бравый молодец.
— Потрясный танец, — искренне восхищается он.
— Спасибо, — я выхватываю стакан с подноса проходящего мимо официанта. Отпиваю коктейль через соломинку.
— Артем Баженов, — представляется парень.
— Михаил Романов.
— Легендарное имя. Прямо из учебника по истории, — усмехается Баженов. — А еще из былин. Помню, в детстве бабушка рассказывала мне на ночь сказки о Романове Медведе.
— Красном Медведе.
— Что? — не понимает парень.
— Тебе бабушка рассказывала о Михаиле Романове Красном Медведе, — терпеливо объясняю, шерудя соломинкой кубики льда в стакане. — Из каждой битвы первый царь выходил с ног до головы облитый кровью врагов. Отсюда прозвище.
— А, точно-точно, — кивает Баженов, и лицо его теряет намек на улыбку. — Ты парень новенький, на приемы раньше не ходил, поэтому не переживай: Василий тебя не тронет.
— А разве есть за что? — делаю непонимающие глаза.
— Ты только что танцевал с его женщиной, — охотно, по-дружески объясняет молодец. — Если хочешь, я могу тебе подсказать пару свободных барышень. С ними у тебя точно не возникнет проблем, — щелчком пальцев он подзывает официанта и берет бокал с красным вином.
— Ага, понятно, — ухмыляюсь. — А сам Василий, значит, не набрался храбрости лично мне это сказать? Обязательно было присылать свою шавку?
Баженов застывает с недонесенным до рта бокалом.
— Кха-кха… — прокашливается он и хмурится. — Ты совсем из лесу что ли? Ты, деревенщина, сейчас себе подписываешь смертный приговор. Василий — сильнейший князь Сочи. Он тебя разотрет в пыль одним взглядом.
— Закройся, холоп, — лениво произношу. — Обычно я люблю болтать о том, кто кого сломает поперек хребта, но с достойными противниками перед беспощадной битвой, а не с жалкими ничтожествами на побегушках. Беги к своему барину, челядинец, беги и передавай: смотреть, может, сколько угодно, но похоть пусть поубавит, иначе нарвется на скалу не по силам. Запомнил, таракан? Поскакал докладывать!
Баженов вытаращил глаза, словно не веря услышанном. Он переваривает мой монолог, наверное, секунд тридцать, пока я терпеливо цежу коктейль.
— Впервые вижу настолько свихнутого, — оторопело произносит Баженов и уносится прочь, скрывшись между гостями. Только пятки сверкают.
Я пожимаю плечами и продолжаю путь к столу с закусками. Только не судьба сегодня легендарному царю развлечь себя изысканными яствами. Чертовы интриганы не оставляют в покое! На полпути к угощениям прямо на меня набегает какая-то пышногрудая барышня с бокалом в руках. Она обливает себя вином и кричит, что я нахал, похабник, негодяй, что я облапал ее достоинства, а еще успел наговорить гадостей про ее род, матушку и бабушку, а также поприставать к ней самой и потребовать «постельной компенсации» и даже почти взять силой — и всё это за каких-то полминуты! Силен же древний царь! Не то что нынешнее племя!
Во время этого визжания, притворного плача и откровенно плохой актерской игры я с потаенной грустью смотрю на закуски. Не до вас родимых, простите. Сейчас прибежит липовый заступник, и с ним придется разбираться, а там и балу конец.
Толпа уже окружила и с интересом смотрит на разыгрывающую сценку барышню. И в первых рядах довольный Воскресенский, скрестивший руки на груди. Хитрый чертяга не только на Моржова обозлился, но и меня мечтает убрать. Хренов барыга смертью.
— Вы мерзкий грязный тип, Романов! — возникает передо мной молодец старше лет на пять моего нынешнего тела. На поясе висит славянский одноручник. — За обиду Прасковьи Ивановны я требую от вас извинений! Но не словесных — здесь никакими словами не искупить ущерб чести юной девы! Извиняться вы будете собственной кровью! Я, Баранчиков Федор, вызываю вас!
— Лады, — зевнув, пожимаю плечами. — Деремся на…- бросаю взгляд на меч парня: широкий клинок, на ножнах сияют серебряные насечки. Дорогая побрякушка, наверняка, укрепленная магией. — На клинках, пускай. А где и когда?
— Сейчас же, — Баранчикову не терпится очистить имя разобиженной Прасковьи Ивановны. — Здесь. Если Виктор Емельянович не против.
Тресни Навь! Первый мой бал и сразу же дуэль! Это время не такое уж и тухлое! Мне нравится!
Я вежливо киваю, чтобы не дай бог не спугнуть этого смертника:
— Меня устраивает, сударь.