БЕЛЫЕ И ЧЕРНЫЕ

Вскоре в зале воцарилась обычная обстановка сеансов. Соседи консультировались друг с другом, оценивая качество намеченного хода, к ним присоединялись и зрители. Завязались споры, слышались взаимные колкости, рассуждения о сделанном ходе, о позициях. Мастерство Алехина удивляло противников, они никогда не видели ничего подобного. Особенно активно обсуждал ход сеанса маленький рыжий немец с авиационными петличками.

- Что ни говорите, а здесь кроется какой-то обман, - уверенно заявлял соседям летчик. - С тридцатью вслепую! Этого же не делал ни один шахматист.

- А вот Алехин сделал, - подзадоривал летчика сосед.

- Фокус, определенно фокус, как в цирке, - не сдавался немец. - Где-нибудь у него спрятан механизм.

- Вот здесь, - показывал сосед себе на голову. - И неплохой механизм.

Летчик вдруг заволновался и вылез из-за стола.

- Я его сейчас проверю, - хитро подмигнув, заявил он. - Я запишу позицию и попрошу Алехина ее повторить.

Вынув из кармана блокнот, он переписал расположение фигур и направился в соседнюю комнату. Здесь он внимательно смотрел на Алехина со всех сторон, пытаясь заглянуть ему под полу пиджака, в карманы. Наконец он обратился к чемпиону мира.

- Вы меня простите, герр Алехин, - сказал немец. - Я девятнадцатая доска. Не могли бы вы сказать, каково мое положение.

- Неважное, хотя внешне все выглядит благополучно, - улыбнулся Алехин.

- А можете вы сказать расположение моих фигур?

- Пожалуйста, - согласился Алехин, и быстро стал перечислять: - Белые: король жэ-один, ферзь е-пять, кони цэ-три и же-четыре, пешки а-два, бэ-два…

- Хватит, хватит! - поспешил остановить чемпиона летчик, едва успевавший следить по бумажке за речью Алехина. - И вы можете это сделать на всех тридцати досках?

- Да, - ответил Алехин.

- Это феноменально! - невольно восхитился немец. - Скажите, господин Алехин, откуда у вас такое искусство игры?

- С потолка, - буркнул Алехин, которому этот рыжий мешал думать.

- То есть… как это? - растерялся немец.

- Очень просто. Однажды я прибил над своей кроватью на потолок шахматную доску. Каждое утро и каждый вечер я разбирал на ней партии безо всяких фигур. Вот и научился.

Немец растерянно глядел в глаза Алехина, не понимая, шутит он или говорит серьезно. Наконец, поблагодарив Алехина, он отправился к своей доске. Тотчас к нему подошел Каличка.

- Вы играете на девятнадцатой доске? - спросил чех.

- Я, - ответил летчик.

- Я уже был у вас, вы уходили, - произнес Каличка. - Алехин играет ферзем на же-семь и объявляет вам мат в три хода.

Немец схватился за голову под дружный смех соседей и зрителей.

- Проверил! - заливались офицеры. - Вот тебе и механизм! Мат в три хода!

- Пятая доска прекратила сопротивление, - сказал Каличка Алехину, войдя к нему в комнату.

- Вы видели, какой интересный эндшпиль был в этой партии, - радостно сообщил чеху чемпион мира. - Точно такое же окончание я выиграл у Романовского в Петербурге тридцать лет назад. Только там черная пешка стояла на а-шесть. Любопытный эндшпиль, жаль, что немец защищался не лучшим образом.

- Вам что-нибудь нужно? - спросил чех.

- Да, Каличка, будьте любезны, кофе. Потом, еще одна просьба. Достаньте мне несколько сигарет. Я опять забыл портсигар. Проклятая память!

Вновь потекли часы игры, не прерываемые особыми происшествиями. Часов через пять Алехин выиграл десятка два партий, в трех игра закончилась вничью. Оставалось всего несколько досок. Вокруг них столпились любопытные и те, кто уже кончил игру. Эти подсказывали больше всех: не сумев победить в собственной партии, они прилагали усилия, чтобы показать свою силу в партиях соседей.

Вдруг в одном углу в одной из партий возникло бурное оживление. После длительного совещания с окружающими офицер, игравший на этой доске, заявил Каличке:

- Передайте господину Алехину: я играю ферзем на е-четыре. Ему шах и мат в четыре хода.

Каличка ушел в соседнюю комнату и тут же вернулся.

- Вы немножко опаздываете, - улыбаясь, заявил он самоуверенному немцу. - Чемпион мира в свою очередь объявляет вам мат в два хода.

И, передвинув белую ладью, Каличка защитился от шаха черного ферзя. В свою очередь от вскрытого шаха белым слоном защищал только один ход, да и то ненадолго.

Количество досок уменьшалось с катастрофической для немцев быстротой. Алехину теперь легко было играть небольшое количество партий, и он отвечал на ходы немцев значительно быстрее. Вскоре осталась всего одна доска, на которой играл генерал. Он, по- Видимому, понимал шахматы лучше других, кроме того, ему помогало больше всего советчиков. Делая ход, он поучал окружающих, высказывал глубокомысленные, на его взгляд, суждения о шахматах. Но вскоре и его позиция стала безнадежной, и он сказал Каличке, что сдает партию.

В зале появился усталый, но довольный Алехин. Он подошел к Каличке, все еще стоявшему около доски генерала. Немец воспользовался случаем, чтобы как-то оправдать перед низшими чинами свой проигрыш.

- Я грубо ошибся, - сказал генерал Алехину. - Сыграй я…- генерал посмотрел на бланк, где он записывал ходы, - сыграй я ферзем на дэ-пять вместо эф-пять, вам было бы плохо.

- Вы так считаете? - спросил Алехин.

- Это элементарно! - продолжал генерал. - А тут что ж, - показал он на свою позицию, в которой сдался. - Моя позиция безнадежна. Летит ферзь, я сдался во время.

Алехин присел на стул напротив генерала.

- Хорошо, - решительно произнес он. - Вы говорите, безнадежна. Играйте.

И он перевернул на сто восемьдесят градусов доску. Теперь ему достались черные фигуры. В положении, где немец сдался, Алехин сделал хитрый ход конем. Выяснилось, что ферзя брать нельзя, в этом случае белые получили бы мат. Генерал схватился руками за голову. Ничего себе положение! Такой срам - сдался в позиции, где еще можно было сопротивляться. Он долго думал, выискивая способ победить, доказать этим свою правоту и неправоту Алехина. Но что он мог сделать против такого шахматиста. Прошло три хода, четыре, и теперь уже позиция белых стала незащитимой. Алехин, взявшись за безнадежное дело, одержал верх.

- Сдаюсь, - пролепетал генерал. - Неизбежен мат в два хода.

- Играйте, - приказал Алехин, вновь перевернув доску и взяв себе белые фигуры. Умелым ответом он ликвидировал угрозы неприятеля - мата не получалось, - и затем в несколько ходов сам заматовал черного короля. Офицеры, стиснув зубы, чтобы не рассмеяться, следили за посрамлением самоуверенного начальника.

Было уже темно, когда Алехин и Каличка вышли на улицу. Молча они прошли несколько кварталов, затем чех сказал:

- Мне сюда, господин Алехин, - показал он направо. - Здорово вы играли!

- Вот и не получился разгром-то! - улыбнулся Алехин. - А вы боялись.

- Когда вы едете и куда? - поинтересовался чех.

- Пока в Мадрид, - сообщил Алехин. - Только туда можно сейчас получить визу. А оттуда махну в Южную Америку. Там сейчас много шахматистов, настоящая жизнь.

- Желаю вам самого лучшего счастья и особенно здоровья, - промолвил Каличка. - Только моя личная к вам просьба: не играйте больше таких сеансов.

- Хорошо, дорогой друг, - с улыбкой произнес Алехин. - Но вы понимаете: были чрезвычайные обстоятельства. Потерял очки. Что теперь будет говорить начальству Шехтель?

Печально начинался шестой десяток жизни шахматного чемпиона. В Праге, городе, который нацисты сделали местом постоянного жительства Алехина, он страдал от голода, тягот оккупационного режима. К тому же эта нелепая скарлатина! Слабый, еще не оправившийся от болезни Алехин был вынужден сразу давать сеансы, иначе он не получил бы продовольственных карточек.

А в Мадриде новые проблемы: здесь мало интересовались шахматами, и прожить шахматисту-профессионалу было крайне затруднительно. Друзья-шахматисты, правда, старались как-то поддержать чемпиона мира. Они организовывали турниры в разных городах страны: здесь Алехин мог заработать немного денег и прожить неделю-другую на иждивении великодушного владельца отеля. Изредка давал он сеансы, читал лекции, но отыскивать такие возможности с каждым днем становилось все труднее.