Страница 44 из 49
– Где он идет?
– В «Маджестике». «Отреставрированный, роскошно обставленный и оборудованный прибором для циркуляции свежего воздуха, обеспечивающий прохладный комфорт».
– Звучит хорошо, с какого боку ни глянь, – сказала госпожа Рупа Мера с осторожным оптимизмом, как будто они обсуждали будущую пару для Латы.
– Погодите! – спохватился Пран. – Тут такая большая реклама, что я не заметил еще одну афишку: картина «Дидар», которая идет в… поглядим-ка… в таком же комфортабельном кинотеатре с прибором циркуляции свежего воздуха. И вот что тут пишут о ней: «Воистину звездный фильм. Нашпигованный соблазнительными песнями и романтикой, чтобы согреть ваши души! Наргис, Ашок Кумар…»
Он сделал паузу, ожидая восклицания тещи.
– Вечно ты меня дразнишь, Пран, – сказала радостно госпожа Рупа Мера, позабыв про все свои слезы.
– «…Нимми, Далип Кумар (потрясающее везение, ма)… Якуб, малыш Табассум (и тут мы сорвали джекпот). Чудодейственно музыкальные песни, которые поются на всех улицах каждого города. Признанная. Вызвавшая бурю оваций. Обожаемая всеми. Единственная картина для всей семьи. Водопад мелодий. „Дидар“ от компании „Фильмкар“. Звездная жемчужина среди кинокартин! Более великого кино вы не увидите еще долгие годы». Ну, что скажете? – Он заглянул в заинтересованные лица всех трех домочадиц. – Гром среди ясного неба! – одобрительно сказал Пран. – Дважды за утро.
В тот же день пополудни все четверо отправились «согревать свои души» в кинотеатр «Манорма». Они купили лучшие места на балконе, высоко над «народными массами», и шоколадку «Кэдбери», большую часть которой съели Лата и Савита. Госпожа Рупа, несмотря на диабет, позволила себе квадратик, а Пран больше и не захотел. Пран и Лата за весь сеанс не проронили ни слезинки, Савита всхлипывала, а госпожа Рупа Мера лила горькие слезы. Конечно, и фильм оказался очень печальным, и песни тоже были очень грустными, и неясно было, что сильнее растрогало ее – то ли горемычная судьба слепого певца, то ли нежная история любви. Все прекрасно провели бы время, если бы не зритель, сидевший позади через ряд или два от них, который разражался неистовыми рыданиями каждый раз, когда слепой Далип Кумар появлялся на экране, а пару раз даже принимался барабанить тростью по полу, выражая тем самым свое недовольство не то происками судьбы, не то режиссером. Наконец Пран не выдержал, обернулся и сказал:
– Господин, не могли бы вы прекратить стучать этой своей… – Пран вдруг осекся, узнав в нарушителе спокойствия отца госпожи Рупы Меры. – О боже, – сказал он Савите. – Это твой дед! Извините, прошу, не обращайте внимания на мои слова. Ма тоже тут, то есть госпожа Рупа Мера. Простите великодушно. И Савита с Латой тоже пришли. Надеемся встретиться с вами после сеанса.
Теперь уж остальные зрители зашикали на Прана, и он снова повернулся к экрану. Все семейство пришло в ужас. Однако происшествие никак не подействовало на доктора Кишена Чанда Сета, который с утроенной силой прорыдал оставшиеся полчаса кинокартины.
«Как так вышло, что мы не встретились с ним в антракте? – спрашивал себя Пран. – Да и он нас не заметил? Мы же прямо перед ним сидели»? Откуда Прану было знать, что доктор Кишен Чанд Сет становился слепым и глухим к любым внешним раздражителям, едва начинался фильм. А что касается антракта – это было и осталось чудом, особенно учитывая то, что доктор пришел вместе со своей женой Парвати.
Когда фильм закончился и толпа вынесла их из зала, все встретились в холле. По щекам доктора Кишена Чанда Сета все еще текли слезы. Остальные вытирали глаза носовыми платками.
Парвати и госпожа Рупа Мера предприняли пару отважных, но беспомощных попыток изобразить приязненные родственные отношения. Парвати была крепкой, костистой, довольно жесткой женщиной тридцати пяти лет. У нее была бронзовая, дубленная солнцем кожа, а ее отношение к миру стало продолжением ее отношения к самым слабым пациентам: она как будто внезапно решила, что больше не станет ни за кем выносить судно. На ней было надето креп-жоржетовое сари с рисунком, напоминавшим розовые сосновые шишки. Зато губная помада у нее была оранжевая, а не розовая.
Госпожа Рупа Мера, поежившись от этого потрясающего зрелища, попыталась объяснить свое вынужденное отсутствие на дне рождения Парвати.
– Но как мило, что мы с вами встретились здесь, – прибавила она.
– Да? Неужели? – сказала Парвати. – Я говорила Киши, что однажды как-нибудь…
Но продолжение ускользнуло от госпожи Рупа Меры, которая никогда не слышала, чтоб о ее семидесятилетнем отце отзывались в таких невыносимо пошлых выражениях. «Мой муж» было бы и так достаточно плохо, но «Киши»? Она посмотрела на него, но он по-прежнему казался заточенным в целлулоидный шар.
Через минуту-другую доктор Кишен Чанд Сет очнулся от сентиментальных чар и объявил:
– Нам пора домой.
– Пожалуйста, зайдите к нам на чай перед тем, как идти домой, – пригласил Пран.
– Нет-нет, это невозможно, сегодня невозможно. Как-нибудь в другой раз. Да. Скажи своему отцу, что мы ждем его к нам на бридж завтра вечером. Ровно в семь тридцать. Время хирургов дороже, чем время политиков.
– О! – На этот раз Пран улыбнулся. – С радостью передам. Как хорошо, что недоразумение между вами разрешилось.
Тут доктор Кишен Чанд Сет спохватился, осознав, что ничего подобного, конечно же, не произошло. Его поглотили впечатления от фильма, затуманив рассудок – по сюжету в «Дидаре» лучшие друзья обмениваются жестокими словами, – и он напрочь забыл о размолвке с Махешем Капуром. Он с раздражением поглядел на Прана. Парвати приняла мгновенное решение.
– Да, все разрешилось в голове у моего мужа. Пожалуйста, скажите своему отцу, что мы ждем его с нетерпением. – Она посмотрела на мужа, ожидая подтверждения.
Тот гадливо хрюкнул, но решил: пусть все идет своим чередом. Внезапно его внимание переключилось на другое.
– Когда? – требовательно спросил он, указывая набалдашником трости на Савитин живот.
– В августе-сентябре, так нам сказали, – ответил Пран, слегка неуверенно, как будто боясь, что доктор Кишен Чанд Сет захочет все перерешать.
Но доктор Кишен Чанд Сет повернулся к Лате.
– Почему ты до сих пор не замужем? Тебе что, не нравится мой радиолог? – спросил он.
Лата смотрела на него, пытаясь не выдать своего изумления. Щеки у нее пылали.
– Ты еще не представил ее своему радиологу, – поспешно вмешалась госпожа Рупа Мера. – Да и не время теперь – экзамены на носу.
– Какой радиолог? – спросила Лата. – А, первое апреля продолжается. Да?
– Такой радиолог. Позвони мне завтра, – велел доктор Кишен Чанд Сет своей дочери. – И ты мне напомни, Парвати. А теперь нам пора. На будущей неделе я должен снова посмотреть этот фильм. Такой печальный! – прибавил он с явным одобрением.
По пути к своему серому «бьюику» доктор Кишен Чанд Сет заметил неправильно припаркованный автомобиль. Он крикнул постового, регулировавшего движение на оживленном перекрестке. Полицейский, узнав ужасающего доктора Сета, которого знали все служители порядка и беспорядка в Брахмпуре, предоставил движению регулироваться самому и со всей прытью подбежал и записал номер машины. Нищий заковылял рядом с доктором, прося подаяния. Доктор Кишен Чанд Сет в ярости посмотрел на него и с силой треснул беднягу тростью по ноге. Они с Парвати сели в машину, а угодливый постовой расчистил для них путь.
– Без разговоров, пожалуйста, – предупредил наблюдатель.
– Я просто попросил взаймы линейку, сэр.
– Если вам что-то нужно, просите через меня.
– Да, господин.
Юноша сел на место и снова уткнулся в экзаменационный листок, лежавший на столе перед ним.
Муха с жужжанием билась в оконное стекло аудитории, где проходил экзамен. А за окном красная крона огненного дерева виднелась под каменными ступенями. Вентиляторы медленно вращались. Ряды склоненных голов, ряды рук, капля за каплей чернил, слова, слова и опять слова. Кто-то встал, чтобы напиться воды из глиняного кувшина у двери. Кто-то откинулся на спинку стула и вздохнул.