Страница 4 из 14
То был ее собственный маленький мирок. И она гордилась тем, что по линии КБНЗ-ЦБУ провела в него телефон.
Но когда пришел холод, телефон захрипел и умер.
Она положила трубку, вздохнула и с тоской взглянула в окно, за которым царила кромешная белизна.
Вьюга была в самом разгаре.
До парома идти около часа. А вернуться домой надо сегодня, потому что завтра начинается школа. И вообще, на носу опрос, а за ним сочинение по «Герою нашего времени».
Она оделась, вышла на улицу и зашагала вдоль обочины.
Была еще надежда, что кто-то из возвращающихся в Н-ск подберет ее по дороге. Так бывало раньше – стоило ей пройти половину пути, как кто-нибудь окликал ее: «Людмил-Естафна, давайте подвезу!». И подвозили. Ее знала половина города.
Но в такую метель учительницу могут и не заметить. Да и машин меньше. Кто-то переждет ночь на даче и вернется в город завтра, когда снегопад закончится. И если так, то ей придется добираться до парома пешком.
Людмила Евстафьевна была невысокой, но крепкой женщиной, чье тело состояло не только из жира, но и хороших мускулов. Она всегда считала себя выносливой, способной и за огородом присмотреть, и вернуться в город, и тем же вечером проверить двадцать пять диктантов.
В пути она считала время.
До парома сорок минут пешком, там еще минут пятнадцать ждать, пока он отойдет. Десять до остановки автобуса. Потом на автобусе до дома. Итого…
Она шла, и видела, как справа от нее садится солнце. Последние его лучи окрасили красным половину ее лица.
Когда солнце скрылось, небо оставалось светлым. Таким оно и будет еще по меньшей мере час или два, потому что на дворе май. В Сочи, где двадцать лет назад жила тогда еще юная Людмила, сумерки наступали быстро. В Н-ске, куда она попала по распределению, все было иначе. Тут у нее есть время добраться до парома, прежде чем на дорогу выйдут волки. Волков она никогда не видела, но знала, что они где-то там, в лесу.
Итого… Нет… А если паром только отъехал, значит полчаса ждать. Итак, сорок минут, плюс полчаса, плюс десять…
Она ужасно боялась волков. В 1956-м, совсем еще маленькой, они с бабушкой ездили в Москву, и когда пошли там в зоопарк, она увидела огромного-преогромного волка. Он был в холке выше нее, и не серый, а какой-то седой. Волк был похож на Акелу, но только очень страшный. И он без стеснения пялился сквозь решетку на маленькую Люду.
Люду-Люду Людусю волчик ам.
То, что вышло на дорогу, не было волком.
Нет, оно не вышло, а выползло. Вытекло. Маленькое, черное.
Как капля чернил, текущая по белому листу.
И «Людуся» закричала.
Сидорович сидел за дубовым столом и при свете настольной лампы рассматривал фотографии девушек. Одной из них предстояло стать вокалисткой третьего состава группы «Барбетки».
Первый состав работал по крупным городам, а покровительствовали им настоящие киты шоу-бизнеса, за которым стояли «солнцевские». С такими Сидорович тягаться не мог.
Второй состав работал по зажиточным местам – Тюмень, Куйбышев, то есть Самара. За ним тоже стояли серьезные люди.
Хотя слава «Барбеток» отгремела в далеком (по меркам шоу-бизнеса) девяносто первом, в Н-ске их еще любили. И Сидорович выбил себе право покатать по региону местных девушек, похожих на оригинальных.
Он начинал с наушников и магнитофонов Panasoanic, Samsing, SQNY, и всего за два года дошел до живых людей. Пришел к успеху.
К фотографиям прилагалась кассета Nina, на которой девушки пытались петь. Он их всех прослушал еще час назад.
Сидорович не сразу понял, что ему мешает. И вслушался.
Бум.
Звук был таким, будто в окно ударил мягкий снежный ком. Через несколько секунд звук повторился.
Бизнесмен посмотрел в окно и в надвигающихся сумерках увидел лишь высокий забор собственной фазенды. Никого там не было, да и быть не могло. Тут на десятки километров вокруг не водилось детворы. Волки – да. Дети – нет.
Снег за окном казался голубым.
Постучался Рузбек. Сидорович разрешил войти.
Едва Рузбек зашел, звук повторился.
– Это там, – сказал Рузбек. – Я за стволом.
И охранник пошел за наганом.
Сам Сидорович предпочитал ТТ, который подарил ему знакомый майор. Хотя на самом деле не любил оружия и почти не умел им пользоваться. Но когда снаружи ударило еще раз, бизнесмен уже надевал шубу и сапоги.
Еще удар.
Сидорович вышел на крыльцо. Отсюда удары слышались уже совсем отчетливо. Они стали громче. Казалось, кто-то всем телом бросается на металлические ворота. Звук шел оттуда.
Бум.
Мужчина проверил магазин пистолета и пошел к воротам.
«Да что ж это я так психую?! Наверное, кто-то там замерз, вот и ломится в чужой дом», – подумал Сидорович, но крепче сжал пистолет.
– Чего надо?! – крикнул он. Сидоровичу не понравился собственный голос, вялый как у НИИшника.
Ответа не было.
Бум.
– Медведь, хозяин, – сказал Рузбек, – как пить дать, медведь.
Хорошо, что Рузбек рядом. Верный, надежный друг и товарищ. В нашем деле таких мало. Интересно, почему.
Бизнесмен давно собирался поставить камеру внешнего наблюдения, но руки все не доходили. Дом, то есть фазенду, достроили всего полгода назад. Даже внутреннюю отделку не везде закончили. В сауне вот вода не идет. А столько денег на нее вбухано.
Сидорович сделал несколько шагов к воротам, когда его окликнул охранник.
– Хозяин, давайте я.
– Стой тут.
Да что я, интеллигент, что ли? Медведя испугался? Весь город и так мой, а я боюсь. И кого? Алкаша или зверя.
На черных железных воротах блестел глазок. Сидорович подошел, всмотрелся. Но на той стороне не было никого. Только дорога да пелена метели, а за ней угадывались очертания леса.
Бум.
По воротам ударило так, что холодный металл треснул бизнесмена по лбу. От неожиданности тот отпрянул, ноги застряли в свежем сугробе и Сидорович опрокинулся на спину.
– Я сейчас! – сказал Рузбек, и Сидорович услышал, как сапоги охранника захрустели по снегу.
Сидоровичу вдруг стало смешно от нелепой ситуации. Он, хозяин этого города, лежит на снегу, ударившись башкой о собственные ворота. Страх пропал. Бизнесмен смотрел, как снежинки падают ему на лицо, а чуть левее светит над калиткой фонарь.
И небо такое белое и ровное.
Свет фонаря перегородил черный силуэт.
Но это был не Рузбек.
Полищук совсем замерз. Он был в резиновых сапогах и, несмотря на два слоя шерстяных носков, пальцев на ногах уже не чувствовал. Верно говорят, что пока ноги в тепле – холод не страшен. Но стоит обуви прохудиться, или, не приведи Господь, промокнуть, то все – пиши пропало.
В отличие от большинства, приехавшего в Н-ск после 80-го за северными льготами, Полищук тут родился. Он помнил суровые годы, холодный май 79-го, а до того – 64-го. Тогда снега высыпало видимо-невидимо. И когда где-нибудь в Сочи или Баку уже загорали на пляже, он еще надевал вязаные носки, сапоги, а поверх них валенки. Потому что на Севере ноги надо беречь.
А ведь утром стояла жара, от заводи шел душный запах прелой травы. Мох у дороги порыжел на солнце. Но внезапная метель пришла с такой силой, что мокрый рюкзак примерз к куртке.
Нет, брехня это, что алкоголь согревает! Полищук по телевизору услышал от американского, заметьте, врача, что при этом кровь приливает к коже, и потому только кажется, что ты греешься, а на самом деле ты замерзаешь. Полищук не верил местным врачам, но доверял американским, особенно тем, кого показывают по телевизору.
А, ну еще Чумаку, он мужик умный, вон очки носит.
Скоро впереди сквозь метель должна показаться башня электрической подстанции. А еще чуть дальше стоял паром. Он числился на балансе КБНЗ-ЦБУ и потому ездил через речку, даже если на борту был только один пассажир.