Шесть

Толкаю тяжёлую дверь, зная, что за ней кроется небольшой коридор и выход на улицу, и неожиданно рядом со мной грохочет небольшой взрыв огня, от которого я стараюсь уклониться, закрывая лицо левой рукой. Огонь касается предплечья, прожигая одежду и касаясь кожи. Стискиваю зубы, сбивая пламя, и пытаюсь пройти вперед, но перед глазами всё начинает плыть, и я передвигаю ногами уже неосознанно, просто зная, что так нужно делать, чтобы добраться до выхода. Головокружение накатывает новой волной, чуть ли не сбивая с ног, однако я всё же добираюсь до выхода, буквально вываливаясь на улицу.

Снаружи становится ещё хуже: к сильному головокружению добавляются разноцветные круги перед глазами, выплясывающие никому не известный танец, и противная слабость, из-за которой невозможно подняться на ноги. С каждой секундой становится всё хуже и хуже, пока я окончательно не ослабеваю, полностью распластавшись по земле, и не теряю сознание.

Прихожу в себя в больнице, с перевязанным предплечьем. Сначала не могу понять, по каким причинам я здесь оказался, но спустя какое-то время восстанавливаю последовательность событий. Да уж, хорошо сходил за необходимыми покупками, нечего сказать! И почему именно сегодня случился пожар и именно в том месте? Что за странные совпадения? Как будто всё против меня, чёрт подери!

Встаю с больничной койки и направляюсь к выходу из палаты. Плевать, что нужно кого-то дождаться, чтобы проверили моё состояние и вынесли вердикт: ходить могу – значит, со мной все хорошо. Однако не успеваю сделать и пары шагов в коридоре, как меня останавливает врач.

– Могу я узнать, куда направляетесь? – строго спрашивает он. – Фернандес, верно?

– Я хорошо себя чувствую, так что я, пожалуй, пойду домой…

– Пока Вас не осмотрят и не дадут разрешение, никуда не уйдёте, – перебивает мужчина, а его взгляд выражает только спокойствие.

Чёрт с ним! Мне ничего не остаётся, кроме как сделать так, как он просит. Поэтому после надлежащего осмотра и чтения лекции о том, что мне сейчас можно и нужно делать, а что нельзя, меня отпускают домой. Очень рад, что не остался здесь ещё на несколько дней, потому что я терпеть не могу больницы и всё, что с ними связано.

Дома я начинаю чувствовать необъяснимый жар, как будто бы нахожусь в какой-то пустыне, где нещадно палит солнце. Это не тот же самый жар, испытываемый при простуде, это что-то другое, словно внутри разгорается пламя. Оно формируется в самом сердце и уже от него медленно растекается по рукам, ногам, туловищу, шее. Это очень странные ощущения. Чёрт, а если я умираю? Ну нет же! Наверное, это какие-нибудь последствия пожара. Не знаю, может, перегрелся или что-то в этом роде. Я не чувствую слабости, головокружения, мне просто жарко – думаю, беспокоиться не о чем. Это пройдёт, я уверен.

Наступает вечер, а жар так и не спадает, более того, он становится сильнее. Кажется, ещё чуть-чуть, и внутренний огонь сожжёт меня заживо. Из-за него по лбу стекают маленькие капельки пота, как будто я пробежал целый марафон. Находясь в ванной комнате, критически осматриваю себя в зеркало, но не нахожу никаких признаков болезни или чего-то похожего: обычное лицо, наверное, даже лучше, чем то, что я видел за последний месяц.

Неожиданно выключается свет, и я, нахмурившись, нащупываю лежащий рядом телефон и включаю фонарик. Проверяю выключатели во всей квартире и прихожу к выводу, что электричества нет. Раздражённо проклиная все на свете, подхожу к шкафу, где храню свечи – фонарик, конечно, хороший, но намного удобнее зажечь несколько свечей и поставить их, чем ходить с телефоном в руках.

Беру в руку длинную свечу и принимаюсь за поиски зажигалки или спичек. Как на зло, ничто из этого на глаза не попадается, хотя я точно уверен, где они лежат. Словно их кто-то украл, пока меня не было дома. Раздражение нарастает, а жар будто бы усиливается, совершенно не облегчая ситуацию.

– Чёртовы спички! Где они? – выкрикиваю я, сжимая в руках свечку, которая в это же мгновенье неожиданно загорается. – Это что ещё за чертовщина?

Чувствую, как жар немного спадает, но всё же остаётся весьма ощутимым. Я подозрительно смотрю на пламя и ставлю свечку на стол. Достаю еще несколько точно таких же и размещаю их рядом, откладывая телефон. Жду минуту, другую, но ничего не происходит, ни одна из свечей не зажигается. Собственно, оно и понятно, я ведь ничего не делаю. Но тогда непонятно, как зажглась первая.

– И в чём подвох? – задаю в пустоту вопрос, не понимая, что именно произошло несколько мгновений назад. Возможно, это случилось из-за моих слов о спичках? – Чёртовы спички, где они? – спокойно повторяю я, но ничего не происходит. Что ж, попробовать стоило. Хотя, я же держал свечу в руке, а сейчас они все стоят на столе. Наверное, поэтому и не сработало. Беру в руки одну из них и так же спокойно повторяю: – Чёртовы спички. Где они?

И снова ничего не происходит, и от этого я начинаю злиться. Раздражённо замахиваюсь свечой, чтобы кинуть ее куда подальше, как они тут же все загораются. В этот момент жар становится ещё слабее, я уже практически его не ощущаю. Смотрю на зажжённые свечи и усмехаюсь, складывая в голове простой пазл. Ну конечно… И почему я не понял это раньше?

Достаю ещё одну свечу и ставлю её не на стол, а на кухонную тумбу – для чистоты эксперимента, так сказать. Фокусирую взгляд на фитиле и представляю, как он зажигается. Внутри меня нарастает огненная волна, и я пытаюсь направить её на свечу. Секунда, две, три… и фитиль загорается, а внутренний огонь затухает. Удовлетворенно улыбаюсь, смотря на ровное пламя.

Переношу свечку к остальным, на стол, и в задумчивости смотрю на них, пытаясь придумать, что мне сделать. Осторожно подношу ладонь к одной из них и накрываю ей пламя. Никакой боли не чувствую, ничего того, что было бы неприятно, наоборот, это какое-то мягкое ощущение, словно касание до чего-то… невесомого. Остатки внутреннего пламени сливаются с внешним и становятся единым целым. Смотрю на ладонь и не вижу на ней никаких следов от огня. Затем медленно разбинтовываю левое предплечье и замечаю, что все ожоги исчезли.

– И кто бы мог подумать! – восклицаю я, начиная смеяться.

И что же это получается: теперь я управляю огнем? Чёрт возьми, да я всемогущ! Ну, по крайней мере, в вещах, касающихся огня. Только как так получилось, что у меня появилась сверхспособность? Из-за пожара? И что, теперь каждый, кто имеет дело с пожаром, получает такие силы? С трудом верится. Впрочем, это уже не так важно, важно лишь то, что я умею управлять огнём, а это многое значит.

Похоже, вместе с этой способностью я получил… регенерацию. Ожоги так быстро не заживают, да и прямое соприкосновение с пламенем наверняка повредило бы кожу. Если я действительно обладаю регенерацией, то дела обстоят ещё лучше: я смогу делать всё, что захочу, и ничто не станет тому преградой. Могу заставить людей страдать, а могу им помочь – в зависимости от их ко мне отношения. И эта перспектива мне очень нравится!

***

Прибыв в аэропорт Ушуайи, я первым делом направляюсь к автоматам с кофе: мне предстоит долгий путь до Канберры, длинною в более, чем сорок часов, я просто не смогу выдержать это, не выпив кофе. Казалось бы, можно ведь сделать прямой рейс от Ушуайи до какого-нибудь города в Австралии, но нет, лучше же сделать несколько пересадок! Если бы не моё желание посетить эту странную в хорошем смысле страну, я бы ни за что туда не полетел – слишком уж сложный путь!

Не дохожу до автоматов с кофе буквально несколько метров, как в меня с силой влетает какая-то девушка. Ловко удерживаю её за плечо, не давая упасть. Она поднимает на меня взгляд, выражающий нечто между удивлением и неодобрением, но никак не извинением.

– Смотреть нужно, куда идёшь, – холодным тоном произносит она, выдёргивая плечо, и поднимает упавший паспорт.

– Могу то же самое сказать тебе, – отвечаю я, невольно поражаясь такой наглости: она в меня влетела, так ещё и меня же сделала виноватым! – Я Марко Фернандес, – резко меняю тему, протягивая ей руку для рукопожатия. Её голубые глаза не выражают ничего, кроме холода и, кажется, презрения. – Понимаю, не с того начали наше знакомство, – обворожительно улыбаюсь, пытаясь растопить её лед, однако тщетно. Но это пока что.