Страница 92 из 95
71. Узы крови
Владе, принесенной в жертву вместе с ребенком, Кирилл перерезал горло сам. Именно эта особенность, а не излишняя кровожадность, заставляла родителей лично браться за нож. Они палачи собственным детям. В других руках оружие: клинок, нож, атам, сабля или осколок стекла – для маленьких демонов не страшнее пластиковой вилки. А подданные из особо приближенных подражали, не понимая ни сути, ни практической необходимости этого действия, что не отменяло общей дикости обычая приносить в жертву детей.
Кирилл перешагнул через тело Прекрасной, утратившей право носить этот титул, схватил Тамарию за волосы и потащил за собой. И делал он это с улыбкой. Хвостом он задел мою руку, словно в жутковатой пародии на ласку.
– Клятву! – потребовал Седой от демоницы.
Она вырывалась, шипела, рычала, пыталась превратиться, стать такой же прекрасной, как была мать, вернее, тетя. И в какой-то момент ей это удалось. Жаль, что Кирилл плевать хотел и на капельки росы на коже, вряд ли я смогла бы так безнаказанно их коснуться, и на потемневшие волосы, которые вдруг утратили всю шелковистость, поднялись и обвились вокруг его пальцев, как водоросли, пытаясь проникнуть, прорасти под его чешую в незащищенную плоть.
Он швырнул девушку лицом в стол, который сдвинулся от удара. Я откатилась, задев рукой что-то мягкое, почувствовала на пальцах влагу, скосила глаза, и тут же вскочила на ноги, шарахнувшись в сторону. Трупы парней, что обеспечивали меня через день ванной, все еще лежали здесь, каждый в своей огромной луже крови. Под подбородком у ближайшего зияла мясистой краснотой рана, второй рот, ощерившийся белыми вкраплениями хрящей, жил. Я затрясла ладонью и судорожно вытерла пальцы о штаны.
Седой не дал Прекрасной прийти в себя и ударил рукой по лицу, среди нечисти такое вполне могло бы сойти за ласку. Ее голова мотнулась.
– Девчонка, – многообещающе протянул Кирилл, – а ведь Катька была права. Ты слаба! На твое счастье, об этом пока не знают. – Еще один удар. – Клятву!
Ее бархатные, даже в превращении оставшиеся серыми глаза распахнулись, губа задралась. Девушка оттолкнулась от столешницы, развернулась, приседая по-звериному. Клыки оскалены, когти выпущены, за свободу она будет драться.
Ошарашенная предательством матери, ее смертью, требованиями Седого, она все равно не собиралась сдаваться, какие бы слабости ни приписывали ей противники. Это не могло не восхищать, на свой извращенный манер. Она демон, но даже демоны иногда испытывают эмоции, хотя, как правило, очень дорого за них расплачиваются.
Седого это даже позабавило. Он неторопливо шагнул к телу Прекрасной, усмехнулся и рывком вытащил из тонкой женской спины зеркальный клинок. Звук, с каким лезвие выходит из тела, ничем не лучше того, с которым входит.
– Даже осколок зеркала ушедших в чужой руке не убивает таких, как мы
– Кирилл повернулся к девушке. – Я зря взял его в руки – буду расплачиваться за химеру. Насмешка, как раз в стиле низших, – он перехватил клинок, – убить нельзя. Заставить визжать от боли – легко.
Тамария бросилась первой, сказалось нетерпение молодости. Седой принял ее четким выверенным движением. Девушка дернулась, рывок смазался, она отшатнулась, зеркальный клинок оставил глубокий порез на скуле. Демон не бил, он показывал ей силу. Тамария зашипела. Кирилл засмеялся. Я смотрела на них, и мне хотелось плакать. Нет ничего более удручающего, чем наблюдать схватку, заранее зная результат. И нет ничего более бесплодного, чем схватка за власть. Борьба за золотую клетку.
Это была не схватка, это было избиение младенца. Уже одно то, что я могла видеть их движения, говорило о многом. Он легко сбивал ее рывки, гасил скорость, не позволяя навязать собственный рисунок боя. Уж не знаю, в чем дело, в молодости, или ей на самом деле не доставало силы, но по сравнению с демоном девушка смотрелась ребенком.
Девушка кинулась снова, прочертив черными когтями четыре рваные полосы на его плече. На этот раз он не стал ее жалеть, зеркальное лезвие вошло ей под ключицу. Демон чуть сместился, и Тамария опять налетела на стол, заставив его покачнуться.
От раны на груди разбежалась паутина сосудов. Девушка вскрикнула, дыхание сбилось и стало прерывисто частым. Взгляд оставался все таким же отчаянно дерзким. Она не сдастся из-за боли. Никогда. Седому всегда нравилось упрямство.
Демон улыбнулся, обхватил рукой тонкую лодыжку, затянутую в хлопковую ткань. Таисия никак не отреагировала, маленькое тело по-прежнему было неподвижно, девочка спала и не подозревала, что яд в ее организме уже начал подталкивать ее к краю. Серо-стальной коготь вспорол ткань колготок, оставляя на светлой коже длинную царапину.
– Клянись, – Седой резко выбросил вторую руку, схватил Тамарию за шею и пригнул к столу, рукоять зеркального ножа громко стукнулась о его поверхность, девушка едва сдержала крик, – или займешь место сестры, а я продолжу развлекаться уже с ней. Так или иначе, повелительница Южных пределов выйдет отсюда покоренная севером. Или не выйдет совсем. Решай.
Тамария шевельнулась, прозрачные капельки на ее смуглой коже завели завораживающий танец, собираясь на правой скуле и стягивая края пореза. Под ключицей, ловя отблески тусклых светильников, капельки свивались в подвижные ленточки, словно лучики солнца, центром которого оставался зеркальный клинок. Мне с трудом удалось отвести глаза от их совершенного блеска. Было что-то нехорошее в том, чтобы коснуться его рукояти, нужно быть психом, как сказала Екатерина.
– Тайка умрет? – В голосе девушки был страх, надежда и требование.
– Нет.
– Говорят, Видящий почти умер.
– Говорят, – согласился Седой, – ничего не изменилось, ни один яд не может убить демона.
– Но…
Кирилл повернулся к ней и резким движением вырвал нож. Та же самая рана, то же самое оружие и какой разный результат. Екатерина мертва, а ее племянница, настоящая племянница, гортанно вскрикнула и прикрыла рану ладонью, сквозь пальцы заблестели сияющие капельки.
Момент, когда она перестала бросаться и заговорила, стал капитуляцией.
– Этот яд не убьет демона, но будет пытаться. Бесконечно. Она будет умирать всегда, пока я не остановлю это. Подарив противоядие и жизнь или смерть от твоей руки. – Он протянул ей клинок, и на этот раз она не колебалась, рука с готовностью метнулась к обмотанной изолентой рукояти.
Красноречивее любых слов.
В последний момент Кирилл неуловимым движением убрал нож, и пальцы Прекрасной схватили пустоту.
– Клятва!
Тамария устало закрыла глаза. А когда открыла, в них закручивалась белесая магическая дымка. Особенность, присущая всем демонам, стоило призвать магию, как глаза светлели. У Видящего полностью затягивались пленкой, как у больных катарактой. У Седого, и так прозрачные, выцветали настолько, что сливались по цвету с глазным яблоком. У Прекрасной свивался водоворот из беловатых щупалец тумана на темной глади воды. В ее глазах поселилось само безвременье.