Любовь приходит когда ты не ждешь (Сборник)

111 Он умеет готовить только кашу

Он ничего не сделал. Можно сказать, что он в некотором роде джентльмен, ему не чужда совесть. Но и она не могла оставить это просто так. Разъяренная девушка вернулась обратно и села рядом с Альбертом. Волна гнева ударила в виски, кровь прилила к бледному личику девушки, от чего она стала еще очаровательней.

— Раз он тебя так злит, зачем ты ему помогла? — ласково спросил Альберт, ставший невольным зрителем данной сцены.

Альберт хотел избавиться от него, но Эмма, неоднократно доказывавшая словами и поступками свое здравомыслие, дала ему понять, что он не должен вмешиваться в ее дела...кроме тех ситуация, когда она сама не справляется. Именно на этом основывается его уважение к Эмме.

— Просто он…да забей, я очень голодна, связываться с ним — впустую тратить силы.

Резко выхватив шампур из рук Альберта, она накинулась на еду, обжёгши рот горячим мясом.

— Горячо! — закричала Эмма, — как же все бесит! — от всех навалившихся на нее трудностей, Эмма вот-вот выйдет из себя. Она сейчас похожа на маленькую обиженную соседскую девчонку, смотришь на нее и не знаешь смеяться тебе или плакать.

Альберт забрал из ее рук шампур, срезал кусок мяса, нанизал его на нож, а затем подул и протянул к ее рту:

— Ешь, — сказал он.

Эмма было очень голодна, поэтому, ни секунды не раздумывая, откусила кусок, в тот момент ее лицо исказила гримаса отвращения.

— Противно, — нахмурив брови, произнесла она.

Пресно, без соли, совершенно невкусно.

— Совсем невкусно?

Альберт поднял брови и откусил кусок мяса, его лицо тотчас приобрело тот же вид, что и лицо Эммы пару мгновений назад.

Мясо очень сухое, пахнет гарью, а внутри оно сырое, все в красных прожилках.

Краска жгучего стыда залила его прекрасное лицо.

— Альберт, ты что только кашу умеешь варить?

Когда они вместе жили, в том числе, во второй день в горах, он варил ей кашу. Кашу и ничего кроме каши. Похоже, он никогда в жизни ничего другого не готовил

Правда сразу же вскрылась.

— Не хочешь есть, не ешь, — Альберт сверкнул глазами.

Его молчание для нее тотчас же все прояснило, оказывается он не умеет готовить ничего кроме каши.

— Ну…на самом деле, ты так много работаешь…это уже здорово, что ты умеешь хотя бы кашу варить, — отмахнулась Эмма.

Она тихонько взяла из рук Альберта шампур и откусила кусок мяса. Мясо совсем не прожарено, но она очень голодна, ей нужно насытиться, поэтому она вынуждена стерпеть вкус сырого мяса и долго прожевывать каждый кусок.

— Хоть я и очень голодная, я вынуждена сказать…твою мать…это отвратительно.

Она готова поклясться, что даже яд не такой мерзкий.

—Буэ…

После того, как Эмма заставила себя съесть несколько кусочков мяса, ее стошнило. Альберт стал темнее тучи, но в то же время, ему было жаль девушку.

— Если это так невкусно — не ешь, — сказал Альберт, забрав у девушки шампур, он дал ей пистолет, — возьми, я пойду поищу что-нибудь для тебя.

Договорив, он кинул предупреждающий взгляд на мужчину в маске, а затем ушел.

— Эй, ты куда? — крикнула девушка. Видя, как уходит Альберт, она перестала чувствовать себя в безопасности.

Он шел, не оборачиваясь.

— Альберт, неужели ты можешь уйти, бросив меня одну?

Неужели она настолько задела его самолюбие, тем что выплюнула его еду, что он может бросить ее одну?

Альберт застыл, ее последняя фраза пронеслась эхом в его голове. Он слышал в ней некоторую беспомощность и жалость, которые не могли не тронуть все самое чуткое, что есть в нем, заставив его сердце дрогнуть.

— Глупышка, о чем ты вообще таком думаешь? — его черные, как ночь, глаза загорелись, а на лице разлилась теплая улыбка. Теплая улыбка — явный знак любви. Пацанки вроде Эммы никогда не поймут скрытых знаков.

— Так-то лучше, в любом случае, если бросишь меня, я пожалуюсь бабушке, — поджав губы, сказала она.

Должно быть в прошлой жизни Эмма была сухарем, иначе почему она такая бесчувственная и занудная.

От ее слов улыбка с его лица вмиг исчезла, и он тут же помрачнел. Увидев, как выражение его лица поменялось, она тут же заволновалась:

— Альберт, ты…ты же не бросишь меня? Ты же не можешь так со мной поступить? — дрожащим голосом спросила она. Ей с небес послали спасательный круг, если он лопнет, она пропала.

От мысли об этом, ее охватила паника.

Она мигом поднялась с земли, подбежала к Альберту, и, схватив его за рукав, жалобно произнесла:

— Я просто пошутила, на самом деле мясо совсем не мерзкое, просто…просто сыроватое и пахнет гарью, а так очень даже вкусно…похоже на стейк с кровью средней прожарки, иностранцы такое очень любят, правда вкусно. А я…я всего лишь деревенщина, не привыкла еще к такой пище.

Видит Бог, она потратила столько клеток мозга, чтобы отмазаться перед ним. Но за столько времени Альберт уже успел привыкнуть к ее вранью и просто оттолкнул девушку.

Ее лицо испачкано грязью, волосы взлохмачены, одежда вся в пятнах. Она больше похожа на непослушного ребенка, вылезшего из грязной лужи, глядя на нее хочется, и злиться, и смеяться. Более того…от ее умоляющего, беззащитного взгляда у него разрывалось сердце. Он бросил взор своих бездонных глаз на Эмму, и тотчас равнодушие сменилось жалостью.

— Альберт, не злись, я просто пошутила, — она не могла не заметить резкой перемены настроения Альберта.

Для нее Альберт был спасительной соломинкой, огромное желание жить больше не позволит ей уколоть его. На этом свете слишком много вещей, с которыми она не может расстаться, она не хочет умирать, она не может умереть. Нужно крепко держаться за Альберта, и тогда у нее будет больше шансов выжить.

Эмма и раньше уже представала перед ним с разных сторон: иногда она высокомерна, иногда непокорна, иногда угодлива. Она непредсказуема, но все же он способен прочувствовать ее фальшь.

Сейчас она выглядит жалко, беспомощно, одиноко, будто ребенок, который боится, что его бросят. Испытав невыносимые страдания и страх, чувство безопасности заметно притухло, последний бастион ее сердца пал. Нужно было только вынудить ее снять маску и показать свою слабость.

Альберт слегка нахмурил брови, на его прекрасном лице читалась сильная боль. В мгновение он, притянул ее к себе и крепко прижал к груди.

Он крепко обнял ее за плечи, аккуратно, стараясь не касаться раны на руке, ему совсем было непротивно, несмотря на то, что она вся испачкана в грязи, в тот момент его маниакальная чистоплотность просто испарилась.

.