Страница 22 из 39
Спросила и почти сразу же поняла, что плохая из меня актриса. Я-то по наивности уже было решила, что удалось закинуть удочку осторожно, но… Один взгляд синих глаз — и я поняла: это фиаско. Грандиозный провал с треском.
— Такие вопросы решаются вместе, — чуть помедлив, ответил он тем, что я и так прекрасно знала и разделяла. — Но если «чисто теоретически»… — хитро улыбнулся он и подмигнул мне, — то я склонен считать, что уже ее встретил.
Мое лицо вдруг запылало. Глупое сердце вмиг пустилось в галоп… «Да с чего ты взяла, что он о тебе?!» — взбесился внутренний голос, с каким-то резким и чересчур уж явным скепсисом. Дабы скрыть свое внезапное волнение, брякнула, отвернувшись к окну и как бы ровно, безразлично:
— Познакомился с кем-то, пока гостил у друга?
Сказала, а сама напряглась, почище натянутой струны.
Хотелось ляпнуть: «И на что же тебе тогда я?» Останавливала гордость. Не очень-то хотелось бы унижаться перед чужим мужчиной…
А таким ли уж чужим? Учитывая тот факт, что почти все мои мысли незаметно стали крутиться вокруг его персоны и призрачных «нас».
Будто свет вдруг сошелся клином на нем одном.
Нет, Лида. Забудь, пока не поздно, ибо ничего из этого не выйдет. Любовь ведь как ветрянка — чем ты старше, тем сложнее ее перенести. Так что пожалей свою дурную голову. И сердце заодно. Хватит с тебя и Кости, оставь эти мысли сейчас. А лучше немедленно, — не хватало еще на ужине с кислой миной сидеть.
— Именно так, — склонился меж тем Штефан, стискивая меня в объятиях.
Задала вопрос, а в голове в долю секунды пронесся ураган мыслей, — аж сама удивилась. К реальности вернул влажный шепот на ушко:
— Ты такая сексуальная, когда злишься и ревнуешь… Глупенькая. Моя маленькая глупая принцесса.
Он зарылся носом в волосы на моей макушке, звучно вдыхая их запах, а я не стала возражать. К черту прическу, пусть хоть трижды испортится. И слова его тоже к черту. Вчера он говорил это Софи, а сегодня пересказывает мне. И для него они — слова — наверняка значат не больше, чем…
Черт!.. О чем я думаю?! Мне бы силы найти, сглотнуть душащий ком и… натянуть пластмассовую улыбку. Все в порядке, ведь правда? Так бывает. Просто в жизни так бывает… И точка.
Но господи! Как же хотелось обнять его в ответ и помолчать в унисон о несбыточном, под стук его сердца… Только впервые за наше знакомство нечто неосязаемое не позволяло поддаться порыву эмоций. Непрошенные слезы стояли на пороге, и каждый бесконечно долгий миг мне казалось: вот-вот я не выдержу. Позорно разрыдаюсь на плече у чужого мужчины.
Что со мной происходит?..
— Приехали. — Его полушепот над ухом подействовал как вытрезвитель на пьяницу.
Лицо полыхало. Я постаралась натянуть маску беспечности.
25
Так уж сложилось, что родилась я вне брака. Более того: отец, мамина университетская любовь, узнал о ребенке, лишь когда мне было шесть лет. И заслуга в том была целиком и полностью матери, и только ее. Переспать в мае, под конец учебного года, на дискотеке! Со старшекурсником, практически выпускником! Да еще по пьяни!
Но удивительно было другое: мама, горячая голова, на дискотеку тогда отправилась впервые. Наивной девственницей, провинциалкой. Хотела пуститься во все тяжкие, отомстив тем самым папе, который накануне, в ответ на ее неуклюжее признание за стенами альма-матер, заявил, будто его сердце принадлежит другой. Вот так-то. И мама решила: пусть видит, что потерял.
Пьяный угар, громкая музыка, темнота туалета. Без защиты. И две полоски, которые заявят о себе позже, но все равно так не вовремя.
«Никогда не забеременею так», — решила я для себя, впервые слушая рассказ мамы и внутренне содрогаясь.
Позднее их свел случай. И то ли отношения с первой любовью не заладились, то ли мама изменилась за время разлуки, но отец посмотрел на нее совсем другими глазами. А уж когда узнал обо мне… Проходу ей не давал. Ухаживал красиво, дарил всякие безделушки, заботился… И не проходило и дня, чтобы не признался в любви. Мама смеялась: «Как о тебе узнал, будто выключателем в мозгу щелкнули».
Ну, а до той поры, до знакомства с отцом и женитьбы родителей, я жила в деревне. С бабушкой и дедом — людьми строгой закалки, и к прочему ветеранами Великой Отечественной, — куда меня сплавила мать, предпочтя продолжить обучение и заняться карьерой.
Дед был контуженным, и малость не в себе. По крайней мере, об этом шептались односельчанки в цветастых платках, выгоняя вечерком попастись гусей и надеясь, видимо, что играющая неподалеку маленькая Лида не вслушивается в старушечьи разговоры. А меня терзало любопытство. То самое, что сгубило не одну кошку. Понимала ли я тогда смысл слов? Вряд ли. Но стоять по полдня коленками на кукурузе за малейшую провинность — очень больно, уж поверьте мне на слово. Крайне не рекомендую.
Наверное, я пошла в мать своей замкнутостью. А может, уже тогда во мне говорила гордость и нежелание ударить в грязь лицом перед похваляющимися и гордящимися своими родителями сверстниками, — не знаю. Но одно оставалось неизменно: на людях я держалась этаким беспечным тепличным цветком, у которого все хорошо. Так что актриса из меня, может, и никудышная, но обязанность играть роль, можно сказать, мне привили с молоком матери. Вернее, буренки Машки.
Я вышла из машины, подав руку открывшему дверцу Штефану. Одернула шубу. Окинула взглядом жилой дом в десять этажей. За спиной послышались звуки отъезжающего такси; мне на спину приятной тяжестью легла мужская ладонь, и мы двинулись ко входу в подъезд.
Пока ехали в лифте, Штефан объяснял, как правильно обращаться к его родителям. К его матери я могу обращаться как к Елене Николаевне, без всяких заморочек, поскольку говорить будем на русском. Но к отцу уместно только обращение «хэр Густав». Сестру зовут Анна. Вроде, несложно. Разве что, есть вероятность ошибиться с непривычки и от волнения.
Ну да ладно, разберемся по ходу парохода. Благо, за собственными мыслями эмоции уже улеглись.
Дверь нужной квартиры, что располагалась на самом верхнем этаже, нам открыли быстро. Видимо, ждали.
— Надеюсь, у тебя была веская причина задержаться, Мистер Зануда, — сморщила веснушчатый носик девушка и осеклась, заметив меня.
На вид ей было не больше двадцати трех. Чуть узковатое лицо с утонченными чертами и остреньким подбородком. Большие, не слишком глубоко посаженные знакомо синие глаза, такой же высокий рост. Приятная фигура, которую не портила даже нелепая голубая пижама с принтом в виде единорожков. Волосы, правда, отливали медовой рыжиной, в то время как мой немец был брюнетом. Но на фоне прочего этого было ничтожно мало, дабы усомниться в родстве Штефана и… Анны, полагаю.
— А это… кто? И где Софи? — уставилась она на брата, комично приоткрыв пухлый ротик. Спесь как рукой сняло. Но своего прикида она, кажется, не стеснялась ни разу: как стояла, перегородив вход, так даже и не думала сдвинуться с места.
А я про себя подметила, что между собой они, скорее всего, всегда говорят по-русски. Так что общение со мной не будет напрягать Циммерманов в плане переключений между языками. На худой конец, есть же еще английский. Волноваться точно не о чем.
Объяснил бы еще кто это взбунтовавшемуся в груди сердцу. Да и мысли как назло крутились вокруг забавных единорожков. Ну разве не милота? Тоже такую хочу! Ну и что, что мне почти тридцатник? Дома ведь никто не увидит. Все, решено! Как вернусь — закажу через интернет что-то в таком же духе.
Уф… Еще немного — и мифические лошадки сделают калейдоскоп…
Стало вдруг нестерпимо душно.
— Моя девушка, — прозвучало как гром среди ясного неба, обрывая сумбурный поток сознания. Я даже в обморок передумала падать, хотя как раз тут-то и надо бы.
Кошмар! Он правда сказал это?! Вслух?!
Ноги моментально стали ватными! В ушах заложило от грохота сердца. Как я только не шмякнулась в этот момент — ума не приложу! Мы с Аней разом уставились на Штефана.