Чернила

Люди смотрели на него и видели монстра под его кожей. Они видели, как он отчаянно держался за нитку, и одно неловкое движение могло что-то порвать.

И это плохо кончится для всех.

Хозяин магазина вернулся за стойку с охапкой того, что было нужно Букеру.

— Думаю, это все, сэр.

— Уверен, все в порядке.

Кто-то заглянул в окно магазина, прижав ладони к стеклу. Еще один человек, который думал, что это было шоу, и можно было пялиться. Юноша улыбнулся Букеру, отклонился и помахал кому-то еще.

Ему стоило поспешить с покупкой. Он повернулся и понял, что руки мужчины дрожали. Он пытался посчитать стоимость, но все время нажимал не на ту клавишу.

— Сэр, — Букер уперся локтем в стойку, — вам нужно поспешить с этим.

Тот не моргнул. Его ладони тут же замерли и быстро посчитал, что Букер был должен.

Букер мог отсчитать точное время, когда мужчина задаст следующий вопрос. Хозяин окинул его взглядом, задержался на татуировках на лице и кашлянул.

— И как вы собираетесь за это платить?

Почему татуировки заставляли людей думать, что у него нет денег? Их толком и не было, но Фрэнк хорошо платил, лучше прошлого инспектора манежа. И Букер платил за покупки не своими деньгами. Их выделил Фрэнк.

Букер вытащил из кармана стопку долларов.

— Сколько?

— Двадцать четыре и семьдесят пять.

Высокая цена. Он замер и хмуро посмотрел на мужчину. Тот задрожал, хоть сунул руки в карманы, чтобы Букер не видел это так просто.

Он опустил двадцатку на стойку.

— Этого хватит.

— Сэр, ваши покупки стоят не столько.

Он считал Букера тупым? Он выглядел как фрик, выступал в цирке, но он знал, сколько стоили гвозди, гайки и молоток.

Он вздохнул, склонился к стойке и покачал головой.

— Слушай, я не знаю, кто вы, хозяин вы тут или просто рабочий. Но я знаю, что те гвозди стоят лишь пару центов за штуку. Молоток — не двадцать долларов. Все это… сколько? Десять, в лучшем случае?

Мужчина открыл рот, словно хотел спорить, но Букер не собирался его слушать. Он злился, а людям не нравилось, что было, когда он злился. Он поднял руку, заглушая его.

— Мне плевать на ваши оправдания. Я заплатил вам вдвое больше за сцену у магазина. Уверен, там все еще есть люди, которые хотят купить все, чего я коснулся, особенно, если вы скажете, что фрик их проклял. Так что почему не так мне ту сумку, чтобы я ушел?

Его ирландский акцент окутал слова, дал им опасное звучание, и мужчина заспешил.

Он сунул Букеру сумку и указал на дверь.

— Больше не хочу видеть тут вас или ваш вид.

— Ага, — Букер сунул сумку под руку, — но, наверное, придется.

Он вышел из магазина на улице, где собралась небольшая толпа. Они расступались, пока он шел к ним.

Хорошо. Так и должно быть. Им нужно было бояться других. Их страх позволял ему жить так, как он хотел. Они не могли помешать ему быть, кем он хотел.

Но черт. Порой ему было одиноко. Он не хотел идти в толпе. Это грозило бедой. Он прошел на улицу, где не было машин в этот миг.

Юноша, глядевший в окно, вскочил с обочины и встал перед ним.

— Эй, мистер!

Букер не хотел играть в это. Он узнал блеск в глазах малого. Тот хотел впечатлить или друзей, или девушку.

Он не ответил. Он шел к ребенку. Тот не двигался, не сжался. Букер был куда больше. Пусть попробует создать стену своим тощим телом.

— Эй, мистер. Я с вами говорю.

Странный способ привлечь внимание. Букер поднял взгляд и посмотрел в карие глаза юноши. Демоны в нем бушевали. Они хотели сжать шею мальчишки, сжимать так, чтобы его глаза расширились, и вены в них лопнули.

Реакция была такой, словно он произнес это вслух. Мальчик сглотнул, нервно рассмеялся, а потом отпрянул на улицу. Пара его друзей, парней его возраста и в похожей одежде, похлопали его по плечу, словно он помешал Букеру.

Он видел это много раз. Дети хотели доказать, что были смелее, чем на самом деле. Но когда им нужно было проявить себя, они отступали. Их тело узнавало смерть, идущую к ним.

И тело всегда хотело жить.

Он отошел от толпы. За ним звучали шепот страха и «Кто это был?».

Не важно. Ему не нужно было думать об этом. Ему нужно было только вернуться в цирк.

Хорошо, что он не послал других. Даже Эвелин было бы сложно с такой толпой, а она могла сойти за обычную женщину. Почти всегда. Эта толпа разозлила бы ее, и люди стали бы пялиться, когда ее волосы загорелись бы.

Сапоги стучали по земле, он смотрел на дорогу и направлялся домой. Он хорошо справлялся, главное, не останавливаться. Никто не помешает ему.

Он заметил блеск света в витрине магазина в конце улицы. Букер зарычал, зная, что не должен замирать, но там было…

Что-то.

Он замер и посмотрел в витрину. На черном бархате там делала хрустальная пчела.

Он думал, что это была брошь, но пригляделся и увидел маленькую заколку для женских волос. Или мужских, хотя смотрелось бы странно.

Она была изящной и хрупкой, он боялся, что сломает крылышки, коснувшись. Как она.

Проклятье. Он снова думал о ней. Сколько раз он это будет делать? Она проникала в его мысли, и это отвлекало.

Букеру нельзя было отвлекаться. Нужно было думать о пути, или татуировки начнут двигаться, а это было плохо. Он был на людях. Ему не нужно было бесплатное выступление.

Он тряхнул головой и отошел от витрины. Ей не понравится. Ирен не будет носить что-то такое фривольное. Она любила свои платья и невинный вид, с которым пришла к ним. Она все время так выглядела.

Или… Букер закатил глаза и попятился на пару шагов. К витрине, где пчела поблескивала на солнце. Может, она не хотела быть чистой и невинной. Он сделал ей татуировки, и она просидела в том кресле пять часов, не реагируя.

В том ангелочке мог скрываться настоящий ангел, ждущий шанса вырваться, женщина, которая привлекала все взгляды, потому что была идеальна. Чудесная в своей уверенности, во всех своих украшениях.

Он не должен был. Ей не понравится, если он начнет приносить ей подарки. Женщина уже поцеловала его, ему не нужно было поддерживать это.

Она поцеловала его как девственница. Ее губы были сухими и потрескавшимися, легонько коснулись его, когда нужно было давить сильнее. Она сдержалась, замерла, словно думала, что так целовались.

Букер застонал от этой мысли, что не покидала его голову последние пару дней с ее поцелуя. Он сомневался, что она целовала кого-то до него. Как чистая кожа, которую он отметил, она была нетронутой, как жрица. И он хотел запачкать ее своими руками, как сделал с ее руками.

Черт.

Качая головой от своей глупости, он юркнул в магазин. Сумка под рукой громко загремела, пока он шел к стойке. Мужчина за ней побелел, его усы дрожали, пока он смотрел на существо, идущее к нему.

— Могу… — голос мужчины оборвался. — Могу я помочь вам?

Букер подцепил пальцем плечо мужчины.

— Пчела. Я беру ее.

— Боюсь, это очень дорого…

Букер полез в карман и вытащил стопку наличных, бросил на стол.

— Этого хватит?

Не было ничего приятнее, чем видеть, как глаза мужчины расширились от шока, пока он смотрел на деньги. Букер знал, что там много. Он припасал деньги, и тут были не все его сбережения.

Продавец сглотнул, кадык покачнулся.

— Да, сэр. Думаю, это подойдет. Позвольте завернуть ее для вас.

Букер задумался, станут ли люди когда-то смотреть на него и верить, что ему хватит денег на все. Не только на украшения или припасы, но и на еду. Они всегда думали, что он собирался забрать их вещь и убежать, словно он был настолько в отчаянии.

Он трудился всю жизнь, чтобы получить то, то нужно. Никогда не воровал, хоть выглядел так, будто мог, и умений ему хватало.

Продавец скрылся за шторой, но не стал ее задвигать. Он думал, что Букер решил купить одно, чтобы украсть остальное? У Букера и карманов для этого не было.

И что он делал бы с украшениями? Он не мог продать их другому магазину или на улице. Люди поймут, откуда он их взял.